Тень Ветра - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/91
- Следующая
К счастью, он уцелел, сохранив и пальцы свои, и уши. Он был прирожденным бойцом, расчетливым, выносливым и сильным, но и противники были выносливы, искусны и сильны – как правило, сильней его. Однако вскоре Дик догадался, в каком умении превосходит их и как две руки способны справиться с четырьмя. Его спасали лишь быстрота и ловкость – отцовское наследие, врожденный дар, взлелеянный мудрым садовником и распустившийся пышным цветом в тайятских лесах.
И когда он покинул их, его Шнур Доблести падал на грудь, а длинные клыки саблезуба касались пояса.
Спустя несколько часов Ричард Саймон стоял под прозрачным колпаком передвижного модуля, нацелившегося тупой безглазой мордой в стену. Стена, обрамленная со всех четырех сторон серебристым прямоугольником Рамы, была покрыта росписями в древнерусском стиле, представлявшими богатую историю Смоленска – строительство Никольских врат и башни Веселуха, битвы с литовцами, татарами и полчищами Бонапарта, освящение церкви Михаила-Архангела и крестный ход в Успенском соборе. Сам собор, блистая куполами над нежной зеленью стен, красовался напротив, за дорогой, круто спадавшей к речному берегу, и Дик, оглядываясь, видел его в широченном разлете входной арки трансгрессорной станции. Рядом с аркой, в углу, отведенном провожающим, стояли отец, тетушка Флори и еще с десяток человека сопровождении офицера Транспортной Службы; лицо Саймона-старшего было хмурым, а несгибаемая тетушка на сей раз плакала, утирая слезы крохотным кружевным платочком. Заметив, что Ричард смотрит на нее, она шевельнула пальца ми, нарисовав в воздухе крохотный крестик.
Модуль едва заметно дернулся – в хвостовую часть загружали багаж. Процедура оказалась недолгой, так как путников, не считая Ричарда, было всего двое: белокурая девушка лет двадцати, которую звали Алиной, и представительный сухопарый джентльмен, изъяснявшийся с явным британским акцентом. Каждый из них прихватил по сумке, но у британца имелся еще живой багаж – чета охотничьих гепардов в клетках которые транспортники сейчас размещали в грузовом отсеке под вопли и рев перепуганных зверей. Британец озабоченно хмурился; как понял Ричард из пары фраз, коими сей господин обменялся с офицером Службы перед посадкой, он вез гепардов в Ковентри – то ли в зоопарк, то ли в поместье какого-то лорда, страстного любителя охоты на кроликов и лис.
Блондинка Алина тоже выглядела озабоченной, но совсем по другому поводу. Ричард ее не знал, хоть Смоленск и небольшой город; а может, видел когда-то, но время в юности течет совсем иначе, чем в зрелых годах: сам он за семь лет превратился в мужчину, а девчушка стала женщиной – весьма соблазнительных форм, с миловидным личиком и пухлыми сочными губами. При посадке в модуль Ричард поддержал ее за локоток и тут же был вознагражден ослепительной улыбкой. Затем в течение двух минут они представились друг другу, перешли на “ты” и приняли твердое решение повидаться в Штатах или в Канаде. Не так уж много во всей этой Колумбии смолян, с коими можно вспомнить детство и поболтать на русском!
Когда контуры грядущей встречи определились, Алина начала выспрашивать, какую гимназию окончил новый приятель и чем занимается сейчас. Ричард отвечал уклончиво – мол, грыз науки дома, на пару с компьютером, а затем, победив в конкурсе, получил учебный грант в Грин Ривер. Все это являлось чистой правдой – и стипендия, и городок Грин Ривер в штате Орегон, где был солидный университет, вот только насчет конкурса он приврал. Точнее, слегка исказил факты. Конкурс ему пришлось пройти, но не в Смоленске и не в Орлеане, а в тайятских лесах, где он и удостоился свидетельства победы – шнура с нанизанными костяшками.
Этот шнурок открыл ему путь в такое заведение, где гранты сплошь казенные и налогообложению не подлежат.
Возможно, Алине хотелось узнать подробности о таинственном заведении в Грин Ривер и о том, сколь далек Грин Ривер от Монреаля, где девушка собиралась подвизаться в качестве манекенщицы, но тут над модулем сомкнулся прозрачный колпак, и она начала бледнеть. В последующие минуты, пока техники озабоченно сновали вокруг модуля, а в багажный отсек запихивали клетки с орущими гепардами, щеки Алины сделались белыми как мел, и Ричард снова взял ее под руку.
Она боялась! Она трепетала, взирая в ужасе на огромный прямоугольник Рамы, на стену, украшенную фресками, – такую прочную, надежную и в то же время эфемерно-зыбкую, будто раскрашенное полотнище из газовой кисеи. Еще немного, и полотнище исчезнет, сорванное яростью незримых вихрей энергии, а Рама тускло засветится, оконтурив устье Пандуса, – провал в бездну, в темноту, в ледяной мрак…
Ричард вздрогнул, почувствовав, как по спине пробежали холодные мурашки, и оглянулся на отца. Тот чуть заметно кивнул, а тетушка Флори снова принялась возить под глазами платком и рисовать в воздухе крестики. Ричард скривился.
Дьявольщина! Что с того, что он впервые ступит на Пандус? Не страшней, чем резать уши да выпиливать колечки из черепов… К тому же он твердо знает, что нет никаких бездн и никакой тьмы, а есть виртуальный трансгрессорный тоннель в пространстве, и будет он багровым… нет, скорее алым или оранжевым – ведь до Колумбии больше сорока парсек! А вот если отправиться в другую галактику, то Пандус станет синим, фиолетовым или в самом деле черным… Интересно, прошел ли уже хоть один разведчик по черному Пандусу? Или…
Девушка прижалась к нему, шепнула:
– Скорей бы уж! Ноги не держат!
– А если б пришлось идти?
– Идти? Почему идти? – она недоуменно хлопнула ресницами.
– Отец рассказывал, если груза и пассажиров немного, они идут, просто идут сквозь устье, – объяснил Ричард и покосился в сторону джентльмена из Ковентри.
– Так что модуль подали не нам, а ему… Верней, его гепардам. Иначе пришлось бы катить клетки на тележке… Представляешь? До самой Колумбии, сотню с гаком световых лет!
Он пытался развеселить Алину, но та лишь зябко передернула плечиками.
– Подумаешь, невидаль… гепарды…
– Шестилапые, – уточнил Ричард, выпустив ее локоток и обнимая за талию. -Таких на Колумбии днем с огнем не сыщешь.
А ведь и правда не сыщешь, внезапно подумал он, вспомнив о маленьком Ши, сплетенном из травы и тростника, что покоился сейчас в его сумке. Гибкая девичья талия под рукой и горьковатый аромат духов Алины также напомнили ему о Чии, о днях, когда солнце вставало над снежными пиками Тисуйю, неторопливо карабкалось вверх, а потом спускалось в леса, будто маня и приглашая: идите, торопитесь меня проводить! А в полдень небо над Чимарой сияло такой же голубизной, как над крестами и маковками Успенского собора… Что, разумеется, не удивительно: Левобережье – Тайяхат, и Правобережье – Тайяхат, один мир, одна планета… Кто-то, быть может, счел бы ее краем злобных кровожадных демонов, но для Дика Саймона она являлась родиной. Родиной! Единственной и неповторимой! А среди демонов были у него враги, были друзья, и даже возлюбленная…
Были! Но – в прошлом. До того, как он спустился в лес. А когда вернулся…
Это походило на состояние после легкого транса цехара, когда в кровь еще поступает адреналин, когда мышцы еще напряжены и готовы к действию, глаза высматривают скользящие тени в траве и древесных кронах, а руки тянутся к поясу, к топорищу секиры, или шарят за плечом – то ли выдергивая дротик из тугой связки, то ли в поисках клинка. Разумом он понимал, что находится в мирных землях, где не воюют и не льют кровь, но само по себе это знание было бесплодным, ибо мысленно он оставался в лесу. Разум говорил одно, чувства – другое, а когда разум спал, являлись сны. И в них Ричард Саймон снова бился на лесных полянах и речных берегах, атаковал и отступал, подкрадывался к врагам, пел Песню Вызова на поединок и, повергнув противника наземь, сносил ичегарой височную кость, чтоб выточить маленький желтый кружок, символ своей победы… Он, воин-тай, возросший в руках Чочинги, не предавался мучительным раздумьям подобно своему отцу, и кровь убитых не тяготила его совесть; он просто не мог остановиться. Он продолжал воевать: днем – в воображении, ночью – в снах.
- Предыдущая
- 24/91
- Следующая
