+35 Приключения двух друзей в жаркой степи - Плюс тридцать пять градусов - Квин Лев Израилевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/38
• Следующая

Хороший подарок!

Я проснулся на рассвете оттого, что неудобно было лежать. Повернулся на бок, на другой — все равно неудобно. Как будто подо мной камень.

Пошарил рукой в спальном мешке и вытащил свой фонарик-жучок. Я испугался: целую ночь на нем проспал, не раздавил ли?

Рядом негромко посапывал дядя Володя. Чтобы не будить его, я вылез из палатки и, слегка постукивая зубами от утренней прохлады, несколько раз нажал ручку фонарика.

Он весело завизжал, нить в глазке-лампочке сразу стала ярко-красной.

Зря волновался, в порядке!

Солнце еще только встало. Косые лучи, розоватые и неяркие, лежали на траве вперемежку с длинными тенями от тополиных стволов, и поляна, где стоял наш лагерь, выглядела полосатой и разноцветной, похожей на огромный матрац. Было тихо-тихо, как на футбольном стадионе, когда бьют одиннадцатиметровку. Даже птахи потрескивали вполсилы, словно понимали, что еще не настало время запускать свои трещотки на полную мощь.

Я зевнул, сделал руками несколько резких движений, чтобы стряхнуть подобравшийся вплотную холод. И вздрогнул от неожиданности, случайно зацепив взглядом две человеческие фигуры.

Это были Слава и Рита. Они сидели на неудобной скамье из круглых жердей, тоже полосатой от чередовавшихся полос теней и света, держались за руки и смотрели друг другу в глаза. Меня они не видели.

Я нарочно потоптался у палатки, чтобы они обратили на меня внимание, наступил на сухой сучок. Ничего!

— Доброе утро, — сказал я громко.

Слава повернулся ко мне. Он улыбался, но не ехидно, как обычно, а блаженно и бессмысленно. Точно так же улыбалась Катька несколько лет назад, когда лежала в коляске, дрыгая голыми ножками, а я показывал ей на потолке разные смешные диафильмы.

— Доброе утро, — повторил я.

— Чудное! — отозвался он. — Правда, Рита?

— Чудесное утро! — Рита так и не взглянула в мою сторону.

— Иди сюда, Толя! — поманил Слава пальцем.

Я подошел.

— Ну?

— Ты хороший парень! — он взял меня за плечо свободной рукой — другую держала Рита. — И Сашок твой тоже. Правда, Рита, они ребята что надо?

— Прелесть!

— Я знаю, вы совсем не спали! — догадался я.

— У нас большое событие, Толик.

Они опять уставились друг на друга, словно играли в гляделки.

А если гипноз? Если их кто-нибудь загипнотизировал?.. Я попятился назад и юркнул в палатку.

— Дядя Володя!

— А? Что? — Он моментально сел.

— Там Слава и Рита. Они всю ночь не спали. По-моему, их загипнотизировали.

— Чепуха какая! Из-за этого будить…

— У них что-то случилось, честное пионерское! Слава мне сам сказал.

— Да?

Дядя Володя задрал к потолку свои длинные волосатые ноги, ловко, одним махом, сунул их в брюки и выбрался по-пластунски из палатки. Я следил сквозь щель, как он подошел к Славе и Рите, как заговорил с ними. Они отвечали, улыбаясь все так же бессмысленно, как грудняшки. Потом дядя Володя почему-то пожал им руки, а Риту еще и поцеловал в лоб.

Тут я уже сообразил в чем дело, и когда дядя Володя вернулся в палатку, сказал хитренько:

— А я знаю, что у них случилось.

— Ну, что? — дядя Володя улыбался тоже чуточку по-детски, словно от них заразился.

— Они вышли замуж.

— Еще нет, но решили пожениться.

— У-у-у, — протянул я разочарованно. — Чепуха какая! Из-за этого целую ночь не спать.

— Не передразнивай старших! — Дядя Володя дал мне легкого пинка, в шутку, конечно. — Вот будешь сам жениться, тогда узнаешь, какая чепуха.

— А я, может, никогда не женюсь, — сказал я. — Я, может, целиком и без остатка посвящу себя какой-нибудь науке… Не верите? Хотите — поспорим?

Дядя Володя смеялся:

— Опять «американку»? Смотри, снова продуешь…

Во время завтрака дядя Володя вдруг встал, откашлялся:

— Внимание! Важное сообщение…

И объявил о предстоящей женитьбе Славы и Риты.

Какой тут поднялся шум! Все бросились их поздравлять, обнимать, чуть не опрокинули наш шаткий стол. Кто-то, кажется Гадалкин, крикнул: «Горько!», и сразу все принялись колотить ложками по своим алюминиевым мискам и скандировать:

— Горь-ко! Горь-ко!

Дядя Володя жестом потребовал тишины:

— Как старший, разъясняю: «горько» кричат только на свадьбе. Так что Слава и Рита вовсе не обязаны целоваться. Дело совершенно добровольное.

Но они все-таки поцеловались. И все им аплодировали, словно они целовались не взаправду, а на сцене.

Потом вспомнили, что оба — жених и невеста — сегодня дежурные по кухне. Гадалкин закричал:

— Товарищи, как хотите, а их и близко нельзя подпускать к пище. Товарищи, это опасный шаг! Товарищи, подумайте! Лично я заявляю решительный протест на самом высшем уровне.

И студенты пошли изощряться:

— Правильно! Насыплют горчицы в компот.

— Или сахара в перловую кашу.

— Или перца в чай.

— А уж что пересолят — точно!

Дядя Володя сказал:

— Ладно, дадим им внеочередной однодневный отпуск для устройства семейных дел. А дежурит пусть следующая пара. — И скомандовал: — Шагом марш, пока мы не передумали!

И Слава с Ритой пошли из лагеря куда глаза глядят, счастливые, взявшись за ручки, как добропорядочные детки старшего ясельного возраста.

— Так кто же все-таки сегодня дежурные? — спросил дядя Володя, проводив их взглядом.

— Я, — поднялась Вера.

— И я, — буркнул недовольно Боря.

Я его очень хорошо понимал. Не слишком приятно возиться с печкой, таскать воду. Да еще в такое время, когда на раскопках добывают один горшок за другим: последние дни студенты открыли богатое месторождение горшков; весь наш объемистый сундук уже набит ими доверху, да еще не меньше десятка самых пузатых сгрудились рядом, защищенные от дождя и солнца листами фанеры.

А вот какое значение для задуманного нами великого дела имело это Борино дежурство, я тогда еще не понимал. Но примчался Сашка, мгновенно все сообразил и мне тоже раскрыл глаза:

— Сегодня ночью роем Чертов курган.

— А как же Боря? — спросил я озадаченно. — Я же еще с ним не говорил.

— Вот сейчас и поговорим. Самый удобный случай, понимаешь?

Все ушли на раскопки, кроме дежурных. Остались в лагере и мы с Сашкой. Для начала, чтобы создать подходящие условия, притащили несколько ведер воды, помогли дежурным мыть посуду. Сашка рассказывал о каких-то мальчиках из какого-то соседнего села, которые самостоятельно разрыли курган и обнаружили там бог знает какие археологические ценности. Он сочинял вдохновенно, на ходу, и я только диву давался, как складно у него все получается.

Козлик шумно восторгалась, переспрашивала, интересовалась подробностями, их Сашка тут же выдумывал в нужном количестве. Но Борю Сашкины сказки, казалось, совершенно не трогали. Он молча водил тряпкой по кружкам и загадочно помаргивал своими белесыми ресницами.

Потом Козлик ушла в магазин за солью, а Боря сел чистить картошку. Делал он это ну просто как настоящий мастер. Длинные тонкие ленты самотеком струились из-под его ножа и не прерывались до тех пор, пока беленькие чистенькие картофелины, булькая, не ныряли в кастрюлю с водой.

Боря сидел на камне, широко расставив ноги, а мы, подперев головы руками, живописно лежали у его ног. Сашка увлеченно излагал свою новейшую теорию землетрясений. У него получалось, что Земля чувствует. Когда люди зарываются слишком глубоко в ее поверхность, она вздрагивает от боли. Так происходят землетрясения.

Я деланно, смеялся:

— Ха-ха-ха!.. Слышишь, Боря, что он говорит! Значит, Земля — не планета, а живое существо.

Сашка так же деланно горячился:

— А роман Станислава Лема «Солярис»? Помнишь, Боря? Там космонавты открыли планету, окруженную океаном, а потом оказалось, что это не океан, а живой мозг.

— Что он говорит, что он говорит, слышишь, Боря?

— Сразу видно: Толька не читал «Солярис», правда, Боря?

• Предыдущая
• 34/38
• Следующая