+35 Приключения двух друзей в жаркой степи - Плюс тридцать пять градусов - Квин Лев Израилевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/38
• Следующая

— Рассказывайте, свидетели, что видели на базаре. Подробненько, не торопясь. Давай ты первый.

— Пусть сначала он, — застеснялся я.

И Сашка стал говорить. А потом, когда он кончил, я добавил, о чем он не знал: как Миша испугался тетки Анисьи.

— Ух, ты, малек! — Миша схватился за подлокотник кресла, на котором сидел. Я отшатнулся; показалось, он хочет кинуться на меня. — Все дело испортил!

— Значит, признаетесь? — лейтенант сел к столу и полез в свой планшет, наверное, за бумагой.

— В чем? — кричал Миша. — В чем? Что это не золотая гривна? Что она медная, медная? И что ни один черт ее не купит?

— Опять? — укоризненно покачал головой лейтенант. — Ведь все уже ясно, а он отпирается. Беда с этими начинающими!

— Погоди, товарищ Заболоцкий. — Начальник вышел из угла, где он все время молча стоял. — Пошли кого-нибудь в часовой магазин за ювелиром. Или лучше сам сбегай. И отправь заодно ребят домой на дежурной машине — они нам больше не нужны, а там их хватились, небось, будут искать повсюду.

— А я? — спросил Миша.

— Вас задержим до выяснения, молодой человек…

Лейтенант доехал до часового магазина вместе с нами. Соскочил с переднего сиденья, сказал шоферу:

— Добросишь их до Малых Катков и сейчас же обратно.

— Фамилии вы наши помните? — меня мучила тайная мысль.

Лейтенант не ответил, повернулся и пошел. Я оторопело уставился на фуражку — она просто чудом держалась на затылке.

— Зачем спрашивать? — упрекнул меня Сашка. — Зачем намекать? У него же все записано…

Уже было время обеда, и я попросил шофера, чтобы он подкатил к самому лагерю, — так хотелось показаться студентам в этой синей с красной полоской машине.

Но шофер сказал, что ему некогда, что надо спешить назад, и высадил нас у моста — отсюда еще сколько до лагеря топать!

Мы сняли кеды и пошли босиком берегом речки — вода приятно холодила разморенные ноги. Я говорил и говорил без умолку. Как здорово все получилось; жаль, что начальник просил нас никому в лагере не говорить о случившемся, даже дяде Володе; хорошо, успели бы к началу учебного года, вручить нам медали, а если не успеют, то мне придется одолжить у папы — у него как раз есть «За отвагу», а у милиции попросить бумажку с печатью, иначе мне в школе ни за что не поверят.

Сашка слушал и молчал. Даже, скорее всего, не слушал, а думал. Я знаю, о чем. О своем дяде.

В лагере ничего особенного не произошло. Без нас нашли еще три горшка. Реставратор пропорола себе ногу ржавым гвоздем и ходила, опираясь на палочку. Куда-то делся Бип: то ли мальчишки его сманили, то ли попал под машину на шоссе — он любил облаивать ревущие самосвалы.

Никто и не подозревал о настоящих, больших событиях нынешнего дня.

Я не удержался, намекнул дяде Володе мимоходом:

— Долго что-то Миши нет.

— Он только к вечеру вернется.

— Если вернется, — произнес я загадочно.

Дядя Володя насторожился, сдвинул брови:

— Ты что-нибудь знаешь?

— Нет, просто так…

И отошел поскорее. Потому что, если бы дядя Володя стал еще расспрашивать, я бы, возможно, не выдержал и проговорился.

Сашка остался у нас обедать. Это никого не удивило, его уже все считали своим. Но вид у него был очень грустный, и Вера заметила:

— Уж не заболел ли? — Она ведала походной аптечкой и прямо млела от счастья, когда удавалось обнаружить какой-нибудь завалящий насморк.

— Нет, — буркнул Сашка.

— Он у нас останется навсегда, — шепнул я ей. — Его дядю сегодня арестуют.

— Выдумывай больше! — не поверила Вера.

Мы возвращались с речки, когда я увидел милицейскую машину, подъезжавшую к лагерю. Увидел — и решил, что больше молчать нельзя.

— Мишу привезли! — заорал я. — Милиция Мишу привезла! Он вор! Он золотую гривну украл!

Все уставились на меня непонимающими глазами, словно я говорил не по-русски.

— Я его разоблачил! — орал я как ненормальный. — Я и Сашка! Я и Сашка! Мы выследили его!

Студенты, как по команде, перегоняя друг друга, устремились в лагерь.

Наш знакомый лейтенант вел себя очень неосторожно. Выпустил Мишу из машины и даже пистолет свой не вытащил из кобуры. А если бы преступник вздумал бежать?

Я похлопал ладонью по горячему, пыльному капоту машины, улыбнулся лейтенанту дружески:

— Признался?

Сашка тоже спросил:

— Он один воровал или еще кто?

Лейтенант пробормотал что-то сердитое и отвернулся. Мог бы и повежливее: ведь если бы не мы с Сашкой, никогда бы ему этого преступления не раскрыть.

Подошел запыхавшийся дядя Володя:

— Что случилось, товарищ лейтенант?

— Вот.

В руке лейтенанта блестела золотая гривна. Дядя Володя взял ее, бросил один только взгляд.

— Медная, — сказал он уверенно.

Лейтенант не удивился, спросил:

— Не ваша? Не та, что пропала?

— Нет. Та золотая.

— Может, ошиблись? Может, не золотая?

— Нет, не ошибся. Медь в земле окисляется, становится зеленой, а наша гривна блестела, как новенькая.

Дядя Володя снова осмотрел гривну, на этот раз очень тщательно.

— О! — воскликнул он. — Она же из нашего музея! Вот три зазубрины возле левого грифона, видите? Я их хорошо помню. Как она к вам попала?

— Пусть молодой человек расскажет. — Хмурый лейтенант головой показал на Мишу; тот стоял в стороне, глаза устремлены в степь, словно он и не слышит. — Как в таких условиях розыск проводить — не знаю! Работаю, ночи не сплю, а тут путаются под ногами, вспугивают преступников.

— Кто вспугивает? — спросил дядя Володя.

— Да весь ваш лагерь! И этот, — кивнул он на Мишу. — И этот комар тоже, — кивнул на меня.

А про Сашку он забыл? Сашка не вспугивает, да? Сашка ни в чем не виноват, да? Ведь если говорить по-справедливости, всю историю с Мишей затеял не я, а Сашка. Он прибежал ко мне сегодня утром…

Нет, пусть Сашка сам скажет!

Где он? Я осмотрелся. Сашки нигде не было. Сбежал! И когда он только успел?

Лейтенант сел в машину, захлопнул с треском дверь. Газик, сердито фыркнув и плюнув в меня клубом сизого дыма, покатил в сторону дороги.

Я исподлобья взглянул на дядю Володю. Сейчас начнется! Сейчас он мне даст!

Но дяде Володе было не до меня. Разозленный и негодующий, он наступал на Мишу:

— Как вы добыли гривну из музея?

— Послал маме письмо с Яскажуком, — Миша отвечал нехотя. — Он как раз уезжал в город, и я попросил привезти.

— В письме вы просили гривну для себя? — У дяди Володи губы сжаты, на скулах ходят желваки — я впервые видел его таким. — Для себя? Отвечайте!

— Н-не совсем, — выдавил Миша. — Владимир Антонович, ну что вы…

— Не виляйте! Говорите прямо!

— Ну, написал, что вы просите, что вам нужно сравнить гривны… Но я ведь только хотел…

— Я же вам запретил! Запретил категорически! Почему вы все-таки написали?

Миша молчал.

— Вытурить его в шею из лагеря, и дело с концом! — предложил кто-то из студентов.

— Сам не работает и нам мешает, — поддержали другие.

— Владимир Антонович, — заговорил Миша, — я сейчас вам все объясню.

— Хорошо, — сказал дядя Володя. — Хорошо, но только не мне одному — всем! Слава, соберите вече.

Вече — так назывались в лагере общие собрания, на которых решались все важные вопросы нашей жизни: на что расходовать общие деньги, изменить ли распорядок дня, ходить ли по вечерам в деревню на танцы.

Слава пять раз стукнул молотком по рельсу, подвешенному на дереве в центре лагеря.

Студенты уселись в круг. Я тоже пристроился, только сзади, с самого края, подальше от дяди Володи. Мой опыт подсказывал, что не следует сейчас попадаться ему на глаза.

Дядя Володя встал.

— Уважаемое вече! — сказал он. — После пропажи гривны Миша обращался ко мне, предлагал своими силами начать розыск вора. Я не согласился. Более того, я запретил. Не наше это дело. Мы археологи, а не работники следственных органов. А теперь он пусть сам расскажет, что было дальше.

• Предыдущая
• 30/38
• Следующая