Брат Берсеркер (Брат Убийца) - Саберхаген Фред - Страница 27

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая

Щурясь сквозь сигарный дым, полковник Лукас перебирал бумаги на столе, потом задал хитрый вопрос — один из целого набора хитрых вопросов.

— Есть ли у вас вообще причины проситься в агенты? Вопрос тут же вызвал в памяти Деррона лицо Матта, потом Ая: они слились в одну фигуру короля. И чем дальше от современности, тем грандиознее становилась фигура — как гора, удаляясь от которой, видишь, что она начинает расти на фоне неба.

Но о такой причине Деррон не хотел говорить: он не хотел показаться чересчур благородным.

— Как я уже упоминал, я хорошо знаю этот период. И думаю, что справлюсь с заданием. Как и все мы, я хочу выиграть войну. — Нет, он бормочет какие-то пропагандистские штампы. Лучше свести дело к шутке. — Вообще-то я гоняюсь за престижем. Самоутверждение. Повышение. Выбирайте, что именно. Попал я хоть раз в яблочко?

— А где оно? — хмуро пожал плечами Лукас. — Не знаю, почему я должен спрашивать об этом... почему все бегут в агенты? — Он аккуратно сложил листики стопкой, положил прямо перед собой. — Итак, полковник, еще один вопрос, и я поставлю на вас штамп «Годен в агенты». Ваши религиозные взгляды?

— У меня их нет.

— Но как вы относитесь к религии? Спокойно, спокойно.

— Честно говоря, я считаю, что храмы и боги — это для тех, кому нужны в жизни костыли. Ну и прекрасно. Я потребности в подпорках пока не испытываю.

— Понятно. Это существенный вопрос — мы бы не хотели послать в прошлое человека, склонного к идейной лихорадке. — Лукас повел плечом, как бы извиняясь. — Вы историк и лучше меня понимаете, как тогда были важны догмы и доктрины. Религиозные и философские споры собирали в себя всю энергию эпохи.

— Да, я понимаю, — кивнул Деррон. — Вам не нужны фанатики любого рода. Что ж, я не из воинствующих атеистов. Совесть позволяет мне играть любую роль, если необходимо.

Кажется, он слишком много говорит, но нужно убедить Лукаса, ему нужен зеленый свет. — Если необходимо, я буду неистовым монахом, буду плевать на Винченто.

— Сектор от вас такого не потребует. Ладно, Деррон, вы приняты.

И Деррон постарался, чтобы радость не слишком откровенно отразилась на лице.

Сектор решил, что больше всего Деррону подходит роль странствующего ученого. Ему дали имя Валзая и начали лепить скелет личности, в истории не существовавшей. Предполагалось, что родом он будет из Моснара, далекой от родины Винченто страны, большей частью верной Святому Храму. Валзай должен был стать странствующим интеллектуалом эпохи Винченто. Словно священные коровы, бродили они от одного университета или богатого покровителя к другому, легко пересекая маловажные политические и языковые границы.

Для Деррона и десятка остальных агентов, преимущественно мужчин, началась напряженная и насыщенная подготовка. Им предстояло, в одиночку или парами, постоянно держать Винченто под наблюдением во время вдвойне критического отрезка жизни — несколько дней до трибунала и в период его. Каждый агент или их пара будут вести наблюдение день-два, потом предполагалась смена. Напарником Деррона назначили Чан Амлинга, тоже половника. Амлинг должен был играть странствующего монаха, которых во времена Винченто было более чем достаточно и которые отличались — в большинстве — не очень строгой дисциплиной.

Программа подготовки была напряженной, включая имплантацию коммуникаторов в кости черепа и челюсти. Агент мог связываться с Сектором, не размыкая губ, и не были нужны громоздкие устройства вроде шлемов.

Нужно было выучить язык, правила поведения, запомнить сведения о текущих событиях. Память же о некоторых последующих событиях — подавить. Нужно было научиться приемам связи и владения оружием — и все это за считанные дни.

Погруженный в подготовку, усталый, Деррон не без удивления заметил, что Лиза теперь работает в Секторе вместе с девушками, чьи спокойные голоса передавали информацию и приказы на отдельные мониторы часовых экранов или операторам сервокомплексов, или даже живым агентам в прошлом.

Свободного времени у него теперь были буквально минуты, и он не пытался поговорить с Лизой. Мысль о возвращении в Оибог вытеснила все остальные. Он чувствовал себя на пути к единственной своей любви. Люди из плоти и крови, в том числе и Лиза, приобрели свойство теней, и ощущение это становилось все сильнее по мере того, как все ярче делалось прошлое.

Однажды он и Амлинг сидели в креслах на Третьем Уровне Сектора в перерыве между тренировками. Лиза проходила мимо. Она остановилась.

— Деррон, желаю удачи.

— Спасибо. Бери стул, садись. Она села. Амлинг вдруг решил, что нужно размяться, и удалился вперевалку.

— Деррон, я не должна была обвинять тебя в гибели Матта, — сказала Лиза. — Я знаю, ты не хотел его смерти. Ты чувствовал то же самое, что и я. Это была не твоя вина. Она говорила как о потерянном в войне друге. Совсем не так, как говорят люди, чья жизнь рушится со смертью любимого...

— Мне нужно было справиться с собой... Ты знаешь, у меня были проблемы... Но это меня не извиняет за все, что я тогда сказала. Я должна была понимать тебя лучше. Я прошу прощения.

— Чепуха, все нормально, — неловко проговорил Деррон: ему было неудобно, что Лиза так расстроена. — В самом деле, Лиза... ты и я... у нас может что-то получиться. Что-то хорошее.

Она посмотрела в сторону, нахмурилась.

— Я так думала о Матте. Но такого чувства мне всегда будет мало. Слишком мало... Деррон поспешно добавил:

— Если ты о чем-то большом, постоянном, как жизнь, то я уже пробовал один раз, всего один. И до сих пор не выбрался из-под обвала. Ты сама видишь. Извини, нужно бежать.

Он выпрыгнул из кресла и поспешил к Амлингу и остальным. Его уже ждали.

В день запуска костюмеры нарядили Деррона в немного поношенную, но вполне приличную одежду. В дорожный мешок положили умеренный запас еды, флягу коньяка. В кошелек — небольшое количество серебряных и золотых монет и поддельное письмо о кредите подателя в банке Имперского Города. Большая сумма Деррону не понадобится — так надеялись в Секторе, а посещение Святого Города в планы не входило. Но лучше застраховаться от случайностей.

Чану Амлингу досталась засаленная серая ряса и больше почти ничего — в соответствии с ролью нищего монаха-пилигрима. Почти всерьез он попросил дать игральные кости, доказывая, что он не первый монах в истории, экипированный таким образом, но Сектор в просьбе отказал.

Оба — и Деррон, и Чан, — повесили на шеи топорно вырезанные из дерева символы-клинья. Каждый скрывал миниатюрный коммуникатор, а вид у клиньев был дешевый: на них бы никто не позарился.

Из арсенала Третьего Уровня агентам выдали крепкие дорожные посохи. Посохи немного отличались друг от друга мелкими деталями, но были гораздо более мощным оружием, чем казались на первый взгляд: все агенты имели в качестве оружия такие посохи или другие абсолютно невинного вида предметы. Запуск делался с интервалами в полминуты, а прибыть они должны были в разные моменты прошлого и в разные места.

Во время подготовки они даже не успели хорошо познакомиться друг с другом. И только в последние минуты люди из похожей на маскарад группы начали шутить, желая друг другу удачи и хорошей охоты на берсеркеров.

Деррон почувствовал эту перемену в атмосфере. Промелькнула мысль, что теперь у него тоже есть друзья среди живых. Агенты стали цепочкой, приготовились к запуску. Деррон стоял позади Амлинга, глядя поверх серого капюшона монашеского плаща.

Амлинг чуть повернул голову.

— Пять против десяти, — шепотом предложил он. — Я приземлюсь в грязюке вот по это место, и в миле от дороги!

— Не пойдет, — автоматически отказался Деррон, и тут начался отсчет. Очередь быстро пошла вперед, агенты один за другим исчезали. Амлинг что-то сказал. Деррон не расслышал. И в следующий миг Амлинга не стало.

Теперь была очередь Деррона. Он занес ногу в сапоге над ртутно блестящим пусковым кругом, опустил ее...

Он стоял в темноте. Он остро чувствовал запах открытого пространства, свежего воздуха. Его ни с чем нельзя спутать. Шепот ветерка, звук дождика — и полная тишина, великое одиночество, в котором возникновение Деррона должно было пройти незамеченным. Отлично!

• Предыдущая
• 27/34
• Следующая