Безжалостный убийца - Саберхаген Фред - Страница 5

• Предыдущая
• 5/98
• Следующая

– ...машина,— добавила Кэрол.

– Я машина. Я неживая. Ты живая. Дерево живое.

Кэрол, похожая в эту минуту на сумасшедшую, неистово замотала головой, словно строгая классная учительница. И Скурлок, стоя в дверях, услышал в ее голосе страшное подтверждение ее безумия.

– Нет. Я неживая. Я не буду живой. Если вы захотите этого. Больше не буду живой.

– Не лги мне. Ты живая.

– Нет, нет! — упрямилась строгая учительница.— Нет. Живое надо убивать. Правильно? Я...,— она вдруг бросила быстрый взгляд на Скурлока,— ...мы полезные живые.

“Полезные живые” — эти слова придумали сами берсеркеры. И во всей их истории они появлялись: в рассказах ли, в разговоре. Так назывались люди, которые были на стороне смерти. Вернее, машин смерти, преданно служили им и даже поклонялись.

Скурлок сжал металлический каркас двери и уставился тяжелым и растерянным взглядом на Кэрол. Неужели своим состоянием, близким к безумию, она и находила единственный путь к их спасению?

– “Полезные живые” не приносят вреда,— продолжала Кэрол. Ее партнер слушал с ужасно фальшивым воодушевлением.

– Мы “полезные живые”, запомните это. Мы любим берсеркеров.

Скурлок крепче сжал дверь, чтоб не упасть. И вдруг тоже выпалил:

– Мы полезные живые!

Машина не выказала особой радости по поводу смены допрашиваемых. Лишь сказала:

– Я поверю вам потом. Сейчас вы должны верить мне.

– Мы верим тебе. Что вы собираетесь делать с нами? — это Скурлок услышал свой собственный голос, выпавший вопрос, не успев решить: действительно ли он хочет слышать ответ.

Машина, не поворачивая объективы в его сторону, произнесла:

– Использовать вас.

– Мы можем быть полезны. Очень полезны... Если вы не убьете нас.

Машина не ответила. Кэрол тяжело опустилась в кресло перед установкой объемного изображения, не обращая внимания на своего партнера. Что муж? Все ее внимание было обращено на робота, продолжавшего допрос.

Беседа вдруг поменяла свое русло. Машина сузила тему и область интересов. Сконцентрировала свой длинный опрос на шести-восьми звездных системах — занимаемой жителями стороны, находящейся в нескольких днях полета от этой Мавронари.

Машина:

– Назови и опиши каждую обитаемую планету в названной системе. Какой защитой обладает она, все вместе? Какие военные корабли посылаются в космос? Какие промышленные и научные сооружения имеются там? Какой вид межзвездного сообщения используется?

И далее, и далее — бесконечные вопросы. Иногда собирательного характера, иногда детального.

Кэрол отвечала. Казалось, предалась единственной цели: сделать приятное спрашивающему.

Скурлок, мучаясь, что страх заставил его говорить, не мог придумать ничего, чтобы солгать. Он мало знал о средствах безопасности на планетах, о которых спрашивали, но проблески какой-то оставшейся гордости подсказывали: говорить об огромной военной силе на этих планетах.

Но, спохватился он, если так обмолвится, его замучат допросами. Хотя смешно было бы думать, что и так эта пытка скоро окончится. Скорее всего, он умрет от допросов, а умирать-то не хочется. Он ясно чувствовал, что еще хочется дышать, неважно где и как. Оттого и сознавал: даже попытка что-либо солгать машине — совсем не выход из положения.

...Мужчина и женщина втянулись в игру, в которую попали.

Прошел час занятий, посвященный Иматранской системе, когда Скурлок, говоря об объектах на орбите вокруг необитаемого астероида, упомянул нечто, что до сих пор не приходило на память: посещение биологической лаборатории, запланированной, как он слышал, для установки на какое-то время в Иматранской системе. Практически лаборатория была построена на одном из межзвездных кораблей, а это связано с проектом колонизации премьер-министра Дирака Сардо...

И едва Скурлок упомянул лабораторию, зазвенел какой-то колокольчик, очевидно, в обширной и запутанной цепи электронного интеллекта берсеркера. Конечно, это был не звон колокольчика. Но сигнал, который чисто человеческое сознание сравнило со звоном колокольчика.

И машина враз потребовала:

– Расскажи о лаборатории.

– Я уже рассказал все, что знаю. Думаю, что это движущееся сооружение имеет отношение к биологическим исследованиям. Поверь мне, больше ничего не знаю. Я...

Его перебило жесткое требование:

– Расскажи о лаборатории.

Глубоко — среди переплетенных корней человеческой жизни — если воздействовать небольшим пробным давлением, происходит вот что.

Биллионы атомов, или около этого, перемещаются, изменяя свои структуры за время, равное образованию нескольких молекул, которые являются клетками организма.

К невыносимо сложной работе над человеческим мозгом были привлечены квантовая механика и электронная оптика, которые буквально вгрызались в пласт секретов, скрывающихся под основными качествами жизни и вообще материи.

Вдруг послышался шум, сбивающий с толку и отвлекающий разум ученых от глубоких размышлений. Процесс на микроскопическом уровне был нарушен.

Доктор Даниэл Ховелер, исследователь, отвел напряженный взгляд от глазка микроскопа и поднялся со стула своего рабочего кабинета. Досадно обрывать дело! Но его раздражение быстро сменилось удивлением. Через центральный вход основного отсека главной лаборатории вбежала женщина. Даниэл никогда не встречался с ней воочию, но узнал сразу: знаменитая леди Дженевьев Сардо.

Молодую, маленькую леди Дженевьев, одетую в белые оборки, сопровождала небольшая, но довольно шумная группа лиц. Это был очередной отряд посетителей — десять человек. Они остановились, едва вошли в огромную, как спортивное поле, комнату со слишком высоким для космического корабля потолком. В комнате слегка отражалось эхо, повторяя любой звук.

Перед людьми предстала сцена странного беспорядка. Штат лаборатории уделил не более десяти минут подготовке к посещению леди.

Ховелер, узнав об этом, еще пуще раздосадовался, что сотрудники суетились, не поставив его в известность.

Когда же знаменитость остановилась, оглядываясь вокруг себя, суматоха в лаборатории улеглась. Доктор Ховелер сразу отметил для себя: если весть о прибытии леди Дженевьев вызвала волнение, оттого и беспорядок, то ее присутствие охватило потрясением десяток работников.

За время, в которое можно сделать три-четыре вздоха, лишь один звук нарушил тишину: шум, создаваемый оборудованием, решающим различные задачи и эксперименты.

Незаметно пара рабочих покинула свои места и незаметно стала искать возможность связаться по внутренним каналам с начальником.

Было от чего волноваться! После объявления о женитьбе премьер-министра Дирака на леди Дженевьев не прошло и месяца, а эта личность, появившаяся неизвестно откуда, стала самой заметной политической знаменитостью в обитаемом мире семидесяти десятков солнечных систем. “Месяц назад,— думал Ховелер,— лишь немногие в этой комнате узнали бы ее лицо, ей бы уделили внимания не более, чем любому случайному посетителю. А сейчас сотрудники стоят, замерев в ее присутствии”.

Очевидно, стараясь как-то разрядить обстановку, леди завела непринужденную беседу, обращаясь со словами приветствия. Манера была хорошо заучена, но плохо отрепетирована. Выдающаяся посетительница улыбалась и говорила, говорила. Но так тихо, что ее уже не было слышно в нескольких метрах.

Ховелер ненадолго вернулся к своему микроскопу, чтобы убедиться, что несколько минут перерыва не нанесли особого вреда его работе. Затем вернулся и сделал несколько шагов в сторону леди Дженевьев, чтобы лучше рассмотреть ее и послушать. И вдруг почувствовал, что появилось какое-то ощущение защиты от ее присутствия.

Одна из женщин, окружавших знаменитость, была ростом выше леди Дженевьев, увереннее, обладала более звучным голосом. Ховелеру она показалась знакомой. Во всяком случае, лицо ее часто можно видеть на экране в качестве агента на телевидении. Это она сопровождала свою клиентку через люк. А сейчас стояла рядом, была настороже. Профессиональная улыбка и сверкающие глаза хищника, готового защитить девушку. Остальные мужчины и женщины, незваные гости, обвешенные аппаратурой, своим решительным видом показывали, что готовы сделать предметом истории запись каждого незначительного слова леди, каждого ее жеста.

• Предыдущая
• 5/98
• Следующая