Жизнь Чезаре Борджиа - Sabatini Rafael - Страница 29

• Предыдущая
• 29/69
• Следующая

Чезаре тем временем решил возвратиться в Рим. Оставив гарнизон в Форли — пять сотен рейтар Эрколе Бентивольо и триста испанских пехотинцев под командой Гонсальво Мирафонте, — он покинул город тридцатого января с остатками своей армии. Катерине Риарио-Сфорца предстояло совершить это путешествие вместе с герцогом, и они ехали рядом, стремя в стремя — молодой полководец в черном бархате и гордая пленница на белом коне, закованная в тонкие золотые цепи. Существует версия, что отношения Чезаре с прекрасной амазонкой были вполне хорошими, более того — будто герцог покорил не только укрепления Форли, но и сердце их отважной защитницы. Маловероятно, чтобы эти слухи соответствовали действительности, хотя бы из-за разницы в возрасте — Катерина Риарио-Сфорца была на двенадцать лет старше своего победителя.

Забегая вперед, скажем вкратце о ее дальнейшей судьбе. В Риме графиню поселили в одном из дворцов, где она с небольшой свитой пребывала в качестве почетной пленницы. Однако уже в июне 1500 года Катерина попыталась бежать, и разгневанный папа приказал перевести ее в замок св. Ангела и содержать под самым строгим надзором. Но заточение оказалось недолгим — меньше чем через год Александр VI освободил графиню по просьбе французского короля и даже разрешил ей уехать во Флоренцию, к детям. Там и окончился трудный жизненный путь этой удивительной женщины. Она умерла в 1509 году, посвятив остаток жизни благим делам.

Как видим, Катерине сошла с рук даже попытка отравить самого Александра VI. Трудно найти более красноречивое свидетельство, опровергающее расхожее мнение о дьявольской жестокости Борджа. Конечно, можно допустить, что папа не мстил графине и выпустил ее на свободу лишь из страха перед Людовиком XII, но в таком случае непонятно, почему не был пущен в ход знаменитый «порошок Борджа», ужасный медленный яд, от которого нет спасения. Может быть, все дело в том, что его не существовало в действительности?

Взятие Имолы и Форли не принадлежит к числу самых выдающихся подвигов Чезаре. Однако это было его первое — и притом успешное — выступление в роли полководца, а потому весть о победе вызвала в Ватикане великую радость. Теперь для всех стали оче-видными способности самого герцога, до тех пор как бы заслоненные мощной и яркой личностью Борджа-отца. Ликование достигло высшей точки двадцать шестого февраля 1500 года, когда военачальник возвратился в Рим.

Счастье и гордость за сына переполняли душу Александра. Отныне уже никто не посмеет попрекнуть его дарованным кардиналу Валенсийскому разрешением сложить сан. Герцог Валентино показал всему миру, что броня воина — более подходящее облачение для старшего сына Родриго де Борджа, чем сутана священника. По словам Сануто, папа в тот день был не в силах заниматься обычными делами, выслушивать просителей, епископов и послов — он лишь снова и снова принимался благодарить Господа, ниспославшего ему такую радость.

Уже с утра возле ворот Санта-Мария дель Пополо начала собираться нарядная толпа. Вельможи и кардиналы, представители союзных городов и люди простого звания нетерпеливо вглядывались в даль, ожидая приближения победоносного войска и его молодого предводителя.

Солнце уже клонилось к западу, когда на дороге показались первые повозки обоза. За ними, сохраняя строй, мерным шагом двигались усталые пехотинцы. Вскоре можно было расслышать слова команд, звяканье стремян и приглушенный пылью стук копыт по каменным плитам — это шла легкая кавалерия Вителлоццо Вителли. Вслед за конницей, окруженный несколькими десятками гвардейцев и телохранителей, ехал сам герцог.

Войско, предшествуемое трубачами и герольдами, вступило в город. Кардиналы, послы, Жофре Борджа и принц Альфонсо Арагонский образовали свиту Чезаре. А в нескольких шагах за победителем в сопровождении двух своих придворных дам ехала на белом жеребце пленная амазонка — скованная тонкими золотыми цепями графиня Катерина Риарио-Сфорца.

Когда копыта лошадей застучали по мосту св. Ангела, со стен замка грянул орудийный салют. Над огромной круглой башней взмыли в небо родовые знамена Борджа и штандарты Ватикана. Теснившиеся на улицах многотысячные толпы разразились приветственными криками. Это был юбилейный год — полторы тысячи лет со дня Рождества Христова, и паломники со всей Европы устремились в Рим, чтобы встретить здесь Пасху и получить за свои труды обещанное святым отцом полное отпущение всех грехов.

Миновав мост, процессия свернула на широкую, недавно отстроенную улицу, спланированную по личному указанию Александра специально к великому церковному юбилею.

Папа давно уже изнывал от нетерпения, прохаживаясь взад-вперед по беломраморному балкону. Издали увидев приближавшуюся кавалькаду, он перекрестился и поспешил вниз, двигаясь, несмотря на тучность, с таким проворством, что пятеро кардиналов с трудом поспевали за святым отцом. В тот миг, когда Чезаре соскочил с коня перед широкими ступенями дворца, Александр VI в полном архипастырском облачении уже ожидал сына в аудиенц-зале.

Свита остановилась у дверей. Приблизившись к трону его святейшества, герцог опустился на колени и поцеловал руку первосвященника, а затем, как того требовал обычай, прикоснулся губами к его туфле.

Папа, на глазах которого блестели слезы радости, не выдержал — он поднял сына и порывисто обнял его. При этом церемониймейстер Бурхард, стоявший в двух шагах от трона, услышал, как старый и молодой Борджа вполголоса обменялись несколькими испанскими фразами, но не разобрал сказанных слов.

Торжества по случаю успешного завершения похода возобновились на следующий день. Возвращение Чезаре совпало с ежегодным римским карнавалом, составившим некую реальную канву для множества красочных постановок, в которых принимал участие любой желающий. Украшением города занимались лучшие художники Италии, а гвоздем программы стало представление на площади Навона, изображавшее триумф Юлия Цезаря. По очевидной аналогии, роль великого полководца была доверена герцогу Валентино.

Ириарте убежден, что именно тогда Чезаре выбрал своим девизом знаменитое высказывание будущего диктатора и преобразователя Рима — «Aut Caesar, aut nihil» note 19. Но этот вывод кажется очень сомнительным. Во-первых, при своем честолюбии сын Александра VI был достаточно умен, чтобы не афишировать столь откровенно свои планы и намерения. А во-вторых, единственная личная вещь герцога, украшенная этим изречением, — парадная шпага, изготовленная к дню коронации Неаполитанского короля, на эфесе которой выгравированы слова великого римлянина, окруженные сценами из его жизни note 20. Совершенно очевидно, что тема девиза и украшений была подсказана мастеру, изготовлявшему рукоять шпаги, сходством имен, и нет больше ни одного предмета или свидетельства, позволяющего заключить, будто Чезаре всерьез уподоблял себя Цезарю.

Еще не закончился праздник, когда в Ватикан прибыли полномочные представители Имолы и Форли. Они привезли на подпись его святейшеству вассальные договоры, в которых жители обоих городов признавали своим законным господином и повелителем грецога Валентино.

Современники тех событий и историографы последующих веков не раз обвиняли Александра VI в том, что он развязал войну, руководствуясь единственной целью — обеспечить княжескими владениями своего незаконнорожденного сына. И действительно, в результате похода, начатого во имя общецерковного дела и оплаченного из церковной казны, к имени Чезаре Борджа были присоединены титулы графа Имольского и Форлийского. Но все же обвинение, адресованное папе, нельзя назвать полностью справедливым. Во-первых, земли, о которых шла речь, с точки зрения канонического права действительно принадлежали церкви. А во-вторых, Александру в любом случае предстояло послать наместника для управления возвращенными ленами — викария святейшего престола.

• Предыдущая
• 29/69
• Следующая