Венецианская маска - Sabatini Rafael - Страница 47

• Предыдущая
• 47/73
• Следующая

— Ни завтра, ни потом.

— Ради меня, давайте подождем. Давайте подождем, пока вы спокойно обдумаете. Если завтра вы пожалеете, что я заставил промолчать вас сейчас, то завтра у вас будет время рассказать, если сочтете это необходимым.

— Но почему же ради вас?

Было нелегко ответить ей, но после краткого раздумья он нашелся.

— Чтобы впоследствии вы не испытывали ко мне ненависти за ту осведомленность, которую вы дали бы мне сами.

— Никогда Я хочу, чтобы вы знали. Возможно, именно вы возненавидите меня, когда узнаете. Но, по крайней мере, я буду честна с вами. Этого я хочу больше всего. Быть честной с вами, Марк.

Он не больше сомневался в ее честности, чем в том, что именно она хотела рассказать ему. Его охватила жалость к ней и горькое сознание, что в его отношении к ней было что-то от Иуды. Он был предателем, который проник как раз настолько, насколько это соответствовало его намерениям. Между тем, он притворялся другом, чтобы побудить ее быть честной с ним до самоотречения. Он чувствовал то же, что и в тот момент, когда ради своей собственной безопасности ему было необходимо бросить Людовика XVIII львам, потому что, чтобы быть действующим тайным агентом, необходимо было слишком близко подойти к разделительной черте между честью и бесчестием.

— Дорогая моя, — сказал он тихо, — вы не должны делать мне признаний себе же во вред. И какие бы признания ни были у вас на уме, давайте с ними подождем, пока вы все не обдумаете.

— Вы не помогаете мне, — пожаловалась она.

— Может быть, помогаю, — сказал он. — Вы узнаете завтра. Она уступила его воле, и это показало ему, насколько она считается с его желаниями.

Лальмант принял их в своем кабинете и оказал им очень сердечный прием. Он заверил Марка-Антуана, что мадам Лальмант тоже будет рада. Ее чувства были задеты тем, что мистер Мелвил отобедал у них лишь один раз за все месяцы, которые он провел в Венеции. Это заставило ее усомниться в своем мастерстве, с которым она старалась приготовить свой стол.

А затем мадам Лальмант заговорила сама и похитила виконтессу, оставив вместо нее Виллетарда, который сопровождал хозяйку.

Лишь когда трое мужчин остались одни, Марк-Антуан задал вопрос, который занимал его мысли прежде всего.

— Лальмант, вы так и не проинформировали меня о том, что произошло в деле с Вендрамином.

— А-а, это, — посол, вдруг смутившись, заговорил с наигранным равнодушием. — Все сделано и закончено. В конечном итоге, он сделал все, что требовалось, да так быстро, что Виллетард уже имеет на руках свою карту.

Марк-Антуан, нахмурившись, посмотрел на одного, потом — на другого.

— Почему меня не поставили в известность? Посол обернулся к посланнику Бонапарта:

— Это ваша затея, Виллетард. Вам и рассказывать. Виллетард, усмехнувшись малодушию Лальманта, рассказал бесстрастно, кратко и точно о том, что произошло.

— И вы передали ему эти чеки!

Месяцами он терпеливо ждал, когда негодяй попадет в такое положение, что с ним можно будет поступить так, как он того заслуживает. И теперь, когда он дождался этого, он узнает, что этому человеку удалось не только выскользнуть из его западни, но и прихватить с собой единственную улику, которая могла изобличить его.

— Как вы думаете, для чего я здесь? — спросил он их, внезапно побелев от ярости. — Вы заставляете меня удивляться вашему безрассудству игнорировать меня в таком деле.

Ответить взялся Виллетард. Он, конечно, вообразил, что в основе раздражения уполномоченного лежала забота о собственной шкуре. И, поскольку он мог оправдать это, он не был расположен подчиниться этому.

— Черт возьми! А что бы вы могли сделать? Была ли какая-нибудь альтернатива? Парень согласился работать только на определенных условиях. Вы бы отказались от них?

Более примирительно настроенный Лальмант пришел на выручку. Словно от внезапного озарения, он воскликнул:

— Помнится, вы держали этого негодяя в узде с помощью этих чеков! Честное слово, я сожалею…

— Не в этом дело, — сказал Марк-Антуан, и это было правдой, хотя ни один из них не поверил ему. — Я думаю не об этом, а о вашей самонадеянности принимать решения в деле такого значения, даже не поставив меня в известность.

— За это дело отвечаю я, — сказал Виллетард с дерзким равнодушием.

— Вот как? Тогда позвольте мне вам сообщить, что когда в следующий раз вы возьмете на себя подобную ответственность, последствия будут серьезными. Сейчас я больше не буду говорить об этом. Но если мы должны работать слаженно, гражданин Виллетард, вбейте сейчас себе в голову, что я — уполномоченный представитель Директории, что шаги любого политического значения за моей спиной недопустимы; они возможны лишь после консультации со мной.

Слабое движение появилось на худых серых щеках Виллетарда. Но Марк-Антуан не дал ему времени выразить негодование. Решив, по крайней мере, извлечь какую возможно выгоду из этой ситуации, в которой он так много потерял, он ринулся в бой.

— Мне предстоит другое дело — дело чрезвычайно важного значения, в котором мне может потребоваться ваше содействие, которое, я полагаю, будет верным и безоговорочным, — он извлек из кармана письмо Барраса. — Если вы прочитаете это, то будете точно информированы. Я оставлю письмо здесь, Лальмант, чтобы вы могли подшить его к другим моим документам.

Лальмант взял лист, а Виллетард, умолкнувший под напором Марка-Антуана и подстрекаемый любопытством, подошел и встал за послом, чтобы читать одновременно с ним.

Выражения, в которых писал Баррас, были чувствительным и своевременным напоминанием властолюбивому посланнику Бонапарта, что полномочия Лебеля он должен признать более высокими. Он был даже немного испуган словами, в которых Баррас уполномочил Лебеля «принять все меры, какие он сочтет желательными для приближения конца, теперь уже недалекого».

Прочитав их, он, насколько это позволял его самонадеянный характер, принес свои извинения, которые Марк-Антуан нелюбезно оборвал.

Чувство обиды на эти полномочия угнетало как Лальманта, так и Виллетарда. В течение всего обеда сам Марк-Антуан, удрученный мыслью, что Вендрамин совершенно ускользнул от него, также мало содействовал оживлению за столом, как и они. Пришлось шпиону Казотто, который тоже принимал в нем участие, лезть из кожи, чтобы занимать восхитительную маленькую виконтессу де Сол, чье присутствие на этом обеде будет отмечено завтра в его доносе государственным инквизиторам.

Едва обед закончился, Марк-Антуан под предлогом, совершенно понятным послу и Виллетарду, что ему необходимо написать письма, откланялся хозяйке. При этом виконтесса попросила позволить ей воспользоваться сопровождением месье Мелвила для возвращения в дом Гаццола, и они вместе приготовились к отъезду и отправились.

Именно в ту минуту, когда они вставали из-за стола, слуга Ренцо добрался до дворца Вечиа.

Но он не был единственным, кто спешил в эту сторону той ночью в поисках мессера Мелвила.

Вскоре после появления Ренцо в гостинице «Шпаги», Филибера вызвали вновь, чтобы получить от него отчет об отъезде его господина; и на сей раз — производящему сильное впечатление джентльмену в красной накидке, в котором Филибер сразу узнал капитана правосудия, известного всей Венеции как мессер гранде. Рядом с ним стояли два стрелка и плотного сложения человек в гражданской одежде. Испуганный хозяин гостиницы вертелся сзади.

— Месье Мелвила здесь нет, — сказал Филибер в некотором смятении.

Капитан обернулся и обратился к спутнику в гражданском:

— Проходите, Кристофоли. Вы, по крайней мере, можете заниматься своим делом.

Кристофоли оживился.

— Отойдите, любезный. Мне надо войти. Филибер посторонился. Не ему спорить с законом.

— Итак, любезный, — спросил его мессер гранде, — вы случайно не знаете, где находится мессер Мелвил?

Уже дважды за этот вечер Филибер правдиво отвечал на этот вопрос. Но на этот раз ему показалось, что правда, наверное, не лучшим образом соответствует интересам его господина

• Предыдущая
• 47/73
• Следующая