Танк против танка - Максей Кеннет - Страница 50

Но немцы еще не покончили с практикой упреждающих бросков в Тунисе. В горной местности руки фон Арниму в ходе атак связывал сложный ландшафт, куда более подходивший для обороны. чем для танковых прорывов. В попытках продвижения через узкие проходы и перевалы в горах, вершины которых занимал противник, танки очень нуждались в поддержке со стороны пехоты, однако на данном этапе немцам ее не хватало. Также и южнее 6 марта, когда Роммель в последний раз попробовал одержать верх за счет нанесения упреждающего удара силами трех танковых дивизий со 142 танками и 200 орудиями, ему пришлось заплатить высокую цену за ошибочную концепцию и неверный план. Широко информированный за счет разведки, радиоперехватов и дешифровок, Монтгомери разместил на заранее подготовленных и укрытых позициях 467 противотанковых пушек, подкрепив сей веский аргумент в предстоящем споре 350 средними и полевыми пушками и 400 танками, образовавшими непреодолимый барьер на подступах к Меденину. Построившись в боевые порядки перед штурмом, преисполненные достоинства и самоуважения – как рассказывают, некоторые танковые экипажи даже гоняли мяч на глазах у британцев, прежде чем взобраться в машины, немцы двинулись к бой на ожесточенный огонь противника. Никогда ранее Ром мелю не приходилось встречаться ни с чем подобным. Положение для панцерваффе осложнялось и дебютом на авансцене событий 76-мм (17-фунтовой) противотанковой пушки с начальной скоростью полета снаряда 884 м/сек, которая позволяла поражать лобовое бронирование «Тигра» уже на дистанции 1000 м. Не стреляя до самого последнего момента, британские расчеты устроили настоящую резню наступавшим немецким частям. не позволив им добиться даже местных успехов. несмотря на высокую цену, которую заставили заплатить их британцы, понеся при этом лишь незначительные потери. Практически с самого начала Роммель мало что мог предпринять для того, чтобы взять под контроль ситуацию на направлении действия несчастной судьбы дивизий. Знаменитый немецкий натиск выдохся, и атака обернулась катастрофой, к чему, по правде сказать. британские танки не приложили вовсе никаких усилий, а потому не понесли потерь. Немцы же со своей стороны оставили на поле боя свыше 50 танков, при этом в графу безвозвратных потерь пришлось занести и 635 человек.

Исход дальнейших событий кампании в Тунисе предугадать было бы нетрудно. Лишенные приказом Гитлера возможности отступить в Европу, армии стран Оси оказались фактически обреченными на уничтожение, поскольку имели дело с материально превосходившим их по всем статьям противником и страдали от все ухудшавшейся ситуации со снабжением. Отдельные победные триумфы – успешное отражение на начальном этапе 22 марта панцерваффе британских танков и пехоты, переходивших противотанковый ров на «линии Марета», массовое уничтожение британских танков на минах и под огнем противотанковых пушек в так называемом Фондукском окне 8 апреля – не могли надолго отвратить неизбежного отступления на береговой плацдарм для обороны г. Тунис и Бизерты. Точно так же, как не смогли и не могли одолеть соперника немецкая бронетехника и противотанковые пушки, несмотря на упорную оборону перед лицом массированных (и нередко неудачных) наступлений союзников силами танков и артиллерии при поддержке господствовавших в небе ВВС. Как бы там ни было, в те времена на первый план вышли и развились два наиболее значительных фактора. Один представлял собой вариацию на тему танкобоязни и получил название тигробоязнь: примером может служить продвижение двух британских бронетанковых дивизий через долину реки Меджерда в ходе кульминационной фазы наступления на г. Тунис, остановленных сообщением о появлении одного- единственного «Тигра» на главном направлении их следования. Подобная чрезмерная реакция на опасность, которую представлял собой действительно грозный, но не непобедимый танк, стала обычным явлением и в будущем. Начиная с этого момента и до самого окончания войны при малейшем намеке на возможность появления притаившегося где-нибудь поблизости « Тигра», танковые экипажи союзников становились чересчур осторожными. что приводило к потере темпа продвижения и вело порой к куда большим потерям. Более того, распространенным явлением стали частые сообщения о «квазитиграх» – вражеских танках, ошибочно принимаемых за «Тигры». Так силен был страх среди союзнических экипажей перед неуклюжей машиной, которая вовсе не являлась неуязвимой и не пользовалась почтением у немецких танковых командиров, от головы до пят пропитанных духом подвижности.

Второй фактор выразился в повышении интереса к противотанковым пушкам у немецких военных. особенно у тех, кто считал, что в обороне куда более дешевая и, значит, массовая противотанковая пушка или САУ представляет большую привлекательность по сравнению с обходившимся дороже, но являвшимся тактически более гибким танком. Даже Роммель, добившийся многих побед за счет применения танков и из-за высокой подвижности войск, присоединился к хору голосов, которым дирижировал Гитлер. В одной беседе в июле 1943 г. Роммель утверждал:

«ГЛАВНОЕ СРЕДСТВО обороны перед лицом танка – противотанковая пушка… Если мы сумеем дать немецким пехотным дивизиям сначала пятьдесят, потом сто, а потом и двести 75 мм противотанковых пушек каждой и установить их на тщательно подготовленных позициях, прикрытых широкими минными полями, мы сумеем остановить русских… Нет ни малейшей надежды догнать врага в области строительства танков, однако мы можем идти с ним вровень в выпуске противотанковых пушек».

Совершенно очевидно приведенное тут высказывание отражает разочарование, постигнувшее его на последнем этапе войны в Северной Африке. Но как показала практика и как она покажет еще не раз, неподвижная оборона не гарантирует успеха перед лицом массированного применения артиллерии, танков и пехоты. Подвижность. выступающая в тандеме с огневой мощью, дает наивысший экономический эффект, когда маневренность танков используется против брешей в фронте, которые всегда найдутся или будут проделаны неприятелем. Более того, Роммель упускал из вида то обстоятельство, каких расходов материалов и труда строителей потребует возведение сплошных комплексов – бесконечных оборонительных систем. Однако он был, несомненно, не единственным, кто придерживался подобного мнения. Те же самые возгласы будут еще и еще звучать – и звучать громко- в послевоенные годы.

Возможно, причину в перемене убеждений – или же отклонений от прежнего курса – даже со стороны таких мастеров подвижной войны, как Роммель, стоит искать в опыте немцев против статичной обороны в России, где в июле 1943 г. они вновь перешли к наступательным действиям против неприятеля, закрепившегося на хорошо подготовленных позициях под Курском.

С того самого момента, когда мартовская оттепель положила конец маневренным действиям, фон Манштейн после короткой паузы собирался продолжить развивать успех и захватить Курск где-то не позднее конца апреля, когда земля уже достаточно затвердеет, а русские еще не успеют возвести сильные рубежи обороны. События и Гитлер вынудили его не спешить. Бесценное время растрачивалось на совещаниях на высшем уровне, где обсуждались вопросы, что лучше предпринять для того, чтобы оттянуть новое широкомасштабное наступление русских. Генерал Курт Цейтцлер, начальник Генерального штаба, считал, что десяти или двенадцати танковых дивизий, пользующихся адекватной поддержкой, будет достаточно, чтобы срезать курский выступ – стесать единым ударом. Гитлер все откладывал решение. Ему мешали спать опасения в отношении грядущего коллапса в Северной Африке, после чего он ожидал вторжения союзников в южные районы Европы и высадки на западе. В любом случае, отдавая себе отчет в том, как пагубен продолжающийся упадок панцерваффе, он назначил генерала Гейнца Гудериана генеральным инспектором танковых войск. Кроме того, Гитлер убедил себя в том, что успех в будущих наступлениях будет зависеть от количества задействованных в них «Тигров» плюс от совершенно новых САУ «Элефант» и танков PzKpfw V «Пантера», несмотря даже и на то, что испытания последних не закончились. Ожидание прибытия новой бронетехники означало перенесение наступления на июнь, что влекло за собой рост количества соединений, необходимых на то, чтобы преодолеть неизбежным образом усиливавшуюся с каждым днем оборону русских. Фюрер требовал увеличить количество танковых дивизий с 10 разом до 20.