Плывущие против течения - Вершинин Анатолий - Страница 19

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая

Когда госпожа Сато подошла к домишкам, где жили корейцы, кто-то окликнул ее:

— Не к нам ли, бабушка?

Из окна выглянуло приветливое лицо молоденькой кореянки.

Старушка остановилась и, повернув в ее сторону голову, вытянула руку со свернутыми подписными листами:

—• К вам, к вам!

Кореянка выбежала на улицу и пригласила присесть госпожу Сато на скамейку у дома:

— Одну минутку, бабушка. Я соберу всех, кто сейчас дома. Все наши обязательно подпишутся.

Вокруг госпожи Сато, Такао и Такэ-тян стали собираться женщины и дети. Пришли и старики с длинными трубками. Из ближайшего дома вынесли столик, на котором Такао проворно разложил листы для подписей.

Но в это время, грубо расталкивая людей, протиснулся вперед какой-то мужчина в замшевой куртке, с гладко напомаженными волосами.

Это был Тада, старший брат Хитоси. Лицо у него было красное, от него пахло виски.

Он подчеркнуто вежливо поклонился и с издевкой в голосе спросил:

— Извините, господа, где тут у вас проводится подписка за мир? Давно мечтаю подписаться...

Появившиеся вслед за ним хорошо одетые молодые люди загоготали. Корейцы, кто с недоумением, а кто с испугом, смотрели на этих пьяных молодчиков.

— Что вам угодно? — строго спросила госпожа Сато.

Такао, стоявший рядом с ней, прикрыл руками листы.

— Вот что мне угодно! — сказал Тада, выхватил листы из-под руки мальчика, поднял их так, чтобы все видели, и изорвал в клочья.

Приятели его громко хохотали. Маленькая Такэ-тян бросилась к бабушке и заплакала.

— Что вы делаете! — выступил вперед старик-кореец. — Ведь госпожа Сато вас ничем не обидела...

Тада переглянулся с приятелями, те молча кивнули головами.

— Ах ты пес! — обернулся он к старику. — Кто разрешил тебе первым заговорить с японцем?

Ударом ноги он повалил корейца на землю. Это был сигнал к побоищу. Кто-то грубо толкнул госпожу Сато и ударил по голове стоявшую рядом с ней молоденькую кореянку.

— Бей корейцев! — раздались голоса молодчиков. — Бей красных!

В воздухе засвистели бамбуковые палки.

Тада и его приятели врывались в лачуги корейцев, рвали бумагу на дверях и окнах, выбрасывали на улицу одеяла из разноцветных лоскутков, подушки, набитые рисовыми отрубями, и глиняные горшки с соленьями...

— Беги скорей на лесопилку, — шепнул Такао знакомому мальчику-корейцу. — Я не могу бросить бабушку. ..

С помощью нескольких кореянок он оттащил за угол забора потерявшую сознание госпожу Сато.

Прозрачный воздух Одзи вдруг сотрясли прерывистые, тревожные гудки лесопилки.

Над черной от копоти крышей кочегарки один за другим появлялись крутые завитки пара и быстро вспархивали вверх маленькими белыми облачками.

Обычно прерывистые гудки сзывали население, когда городку грозило какое-нибудь бедствие — или занялись огнем деревянные тонкостенные дома бедноты, или покинула свои берега разбухшая после дождей Одзигава и устремилась в нижние кварталы Одзи.

Но испуганные женщины и старики, сколько ни озирались вокруг, не могли заметить над крышами домов ни клубов черного дыма, ни ярких языков пламени.

Одзигава была попрежнему спокойна. До осеннего праздника урожая, когда обычно с горных склонов несутся кипящие белой пеной дождевые потоки, оставалось не менее двух недель. В ее светлой воде недвижно стояли буйволы и медленно размахивали хвостами, отгоняя мошкару. Хвосты покачивались плавно и размеренно, как маятники.

А гудки на лесопилке не умолкали. Недоумение жителей все возрастало. Они беспокойно переговаривались, некоторые поспешно снимали с веревок белье и задвигали ставни на дверях и окнах.

Но вот деревянные ворота лесопилки распахнулись, и на улицу хлынула толпа возбужденных рабочих. Размахивая кольями, они подбирали на ходу камни и бежали в направлении корейского квартала.

— Погромщики бьют корейцев!

— Проучить фашистов!

— Сорвем провокацию!

Услышав гудки, школьники, только что окончившие занятия, высыпали за ворота и увидели рабочих. Впереди бежал старший брат Дзиро — Хейтаро. Мальчики сразу узнали его.

— Дзиро, сейчас же ступай домой! — крикнул Хейтаро, пробегая мимо.

Мальчики повернули головы в сторону Дзиро.

— Сам бежит на драку, а других домой гонит! — крикнул Масато и свистнул. — Наверно, там. . .

Дзиро схватил Масато за рукав, провожая взглядом бегущих рабочих. После недолгого колебания он решился. Сняв с плеча сумку с книгами, он передал ее стоявшему сзади малышу Тэйкити:

— Держи! — и помчался за рабочими.

— Держи! — крикнул Масато и бросил свой узелок с книгами другому малышу.

Вслед за ними побежали и остальные старшеклассники.

Когда мальчики прибежали на корейскую улочку, там уже шла потасовка между рабочими и погромщиками.

— Мальчики, бьют брата Сигеру! — крикнул Котаро и побежал к деревянным мосткам, переброшенным через придорожный ров.

Там отбивался от двух рослых хулиганов Тосио. По его лицу струилась кровь.

Дзиро махнул рукой, и мальчики, подняв неистовый свист, ринулись с пригорка.

Здоровенный молодчик с гладко остриженной головой повалил Тосио на землю; другой погромщик в это время с перекошенным от боли лицом тяжело поднимался с земли, держась за живот. Взглянув на упавшего Тосио, он вдруг вытащил из кармана нож. Но он ничего не успел сделать: Дзиро молча кошкой прыгнул ему на спину и схватил за шею. Погромщик покачнулся и выронил нож.

— Убью! — прохрипел он, пытаясь отодрать руки Дзиро от своей шеи.

Но в это время раздался крик Масато:

— Вперед, карпы!

Он отбросил ногой валявшийся на земле нож. Мальчики ринулись на обоих погромщиков. Масато и Сигеру бросились под ноги того, в которого вцепился Дзиро. Остальные облепили другого, лежавшего на Тосио. К барахтающимся в пыли клубкам тел вскоре подоспели рабочие.

... Схватка завершилась победой рабочих. Фашистские молодчики в изодранных костюмах и вывалянные в грязи убежали под свист и улюлюканье собравшихся жителей Одзи.

— А где же полиция? — крикнул кто-то.

Раздались возбужденные голоса:

— До каких это пор будем терпеть бандитов?

— Эти погромщики совсем обнаглели!

— Да ведь полиция их оберегает!

— Не проучить их, так среди белого дня зарежут! А полицейские виновных не найдут...

— Они знают, кого оберегать, — сказал Тосио. Ему уже успели забинтовать голову. — Зато такого, как Сато, ни за что арестовали!

— Пусть попробуют не выпустить! Голос Одзи тогда в Токио услышат!

Небольшими группами рабочие медленно взбирались вверх, в нагорную часть поселка. Не сговариваясь между собой, все направились к стадиону.

Стадионом Одзи назывался пустырь, на котором играли по воскресеньям в бейзбол. Зрители обычно размещались прямо на траве и камнях или расстилали на земле куски цыновок.

Когда уже по-осеннему пожелтевшее поле заполнилось народом, Хейтаро, поднявшись на притащенный кем-то бочонок, поднял руку, призывая к вниманию, и громко объявил:

— Друзья, предлагаем открыть митинг, посвященный борьбе жителей Одзи за мир!

Первыми захлопали в ладоши и засвистели школьники, устроившиеся на деревьях, окружавших стадион.

У трибуны появился Имано, и стадион мгновенно затих. Он заговорил просто и задушевно — так, как обычно говорят у себя дома с близкими, в кругу друзей.

— Тем, кто сидит там, наверху, — Имано кивнул головой в сторону каменных домов, где размещались американцы, — выгодно, чтобы среди простого народа жили вражда и недоверие. И это понятно. Когда народ не дружен, им легче править и понукать. Но те, кто надеется на вражду в нашей семье, глубоко ошибаются. Простые люди Одзи хорошо знают, кто их враг, а кто друг. Они знают, что враги и друзья делятся не по крови, не по национальной принадлежности и не по цвету кожи.. Те, кому это выгодно, хотят меня, например, уверить, что хозяин лесопильного завода мой друг и брат.

На стадионе послышался смех.

— Как хорек друг курице! — крикнули из толпы.

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая