Любовь Орлова. 100 былей и небылиц - Сааков Юрий Суренович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/56
• Следующая

Уж на что знает М. Кушниров свою героиню, но и он пишет:

«В 1934 году Орлова поехала выступать перед бойцами южных армий: от Краснодара до Махачкалы. Поезд останавливался на каждой станции, где заранее были сооружены эстрадные подмостки. Орлова выходила и выступала».

Но, во-первых, в 34-м Орлову еще никто, тем более «от Краснодара до Махачкалы», не знал. Вместе с Александровым она пребывала в полной безвестности об участи запрещенных поначалу начальством «Веселых» ребят». И хотя к осени судьба фильма была решена в его пользу, до выхода фильма на экран – после чего на каждой станции можно было бы сколачивать подмостки для ставшей «звездой» артистки – было еще далеко. И впервые в статусе «звезды» Орлова посетила Ярославль лишь в марте 1935 года, когда ее концерты, еще без особого, пришедшего потом восторга, отрецензировал некто под псевдонимом «Миф».

Но, может, эта дата – 34-й год – опечатка, и на самом деле это было в 36-м, после «Цирка»…

А во-вторых, подмостки вдоль дороги явно путаются с концертом на перроне, который действительно пришлось дать актрисе в той же Махачкале, но гораздо позже, в годы войны.

…Когда в очередной раз актриса возвращалась с гастролей в Баку, ей телеграфировали об очень желательном концерте по дороге, в Махачкале. Времени для этого у Орловой не было, да и устала она порядочно. И тогда Махачкала сама якобы – не Магомет к горе, так гора к Магомету! – пришла на концерт к Орловой.

На перрон выкатили лучший, из филармонии, рояль. Виртуоз-машинист остановил вагон с актрисой точно против выставленного на перроне инструмента. И ей с аккомпаниатором ничего не оставалось делать, как выйти и тут же, на платформе, дать концерт для изобретательных махачкалинцев.

А вместе с ними зрителями уникального представления стали пассажиры поезда, не подозревавшие, что несколько дней путешествовали со знаменитой артисткой, и не возражающие, естественно, против столь неожиданной задержки. Зато потом у Орловой рука устала писать автографы, за которыми к ней в вагон потянулись из всех остальных.

«Народная газета» вспоминает еще об одной военной легенде с Орловой. Будто во время ее пребывания с концертами в каком-то партизанском соединении оно было окружено превосходящими силами противника и обречено на уничтожение, если бы… Если бы Центр вовремя не послал на спасение народной любимицы целую эскадрилью самолетов.

Опять бред! Орлова действительно бывала с концертами в частях и на кораблях. Но чтобы сбрасывать (и каким образом – на парашюте, что ли?!) любимую артистку тов. Сталина в тыл врага! Да если бы с ней что-то случилось, то что стало бы с тем, кому это пришло в голову! Учитывая, что самого Александрова, хоть и в «шютку», вождь обещал расстрелять, «если с головы этой женщины упадет хоть один волос»…

Зато достоверно известно, что в знаменитом партизанском соединении Сидора Ковпака единственным и безошибочным паролем для новых, вступавших в него бойцов было… знание песни «Широка страна моя родная». И пароль-песня ни разу не подвел ковпаковцев.

…Но наверняка подвел бы, если бы к ним попал, вернее попытался проникнуть в их партизанские ряды, один немецкий чудак-офицер. О нем рассказали те же партизаны в Москве на встрече с деятелями искусств столицы в Центральном доме работников искусств в 42-м году, когда там работал директором мой отец, С. Сааков, от которого я это и слышал…

Будто партизаны устроили засаду на немецкую легковую машину с конвоем мотоциклистов. И, расстреляв последний, пленили ехавшего в машине офицера.

Когда его обыскали, в одном из нагрудных карманов «фрица» неожиданно обнаружили… довоенную фотооткрытку с портретом Орловой. На обложке открытки была надпись по-русски: «Любимой сестре Наде от Маруси».

Офицер поначалу вроде бы равнодушный к своей судьбе, высказал вдруг беспокойство по поводу фотографии советской звезды и попросил не отбирать ее.

– Спроси, зачем ему Орлова? – сказал переводчику командир.

– О, Орлёва! – восторг «фрица» казался неподделен.

– Спроси – откуда?

Немец возбужденно, почти скороговоркой что-то объяснил.

– Говорит: единственный его трофей за всю войну. Отобрал у девушки в первой же русской деревне, в которую попал. Другие тащили вещи, продукты, а он – нигде, ничего.

– Ну да, так мы ему и поверим!

Немец, чувствуя партизанское недоверие, добавил что-то.

– Уверяет, что страшный поклонник Орловой и на днях разругался со своим полковником в споре, кто лучше: она или Марика Рёкк.

– Кто это?

Немец кривится и нехотя объясняет.

– Актриса ихняя, но так себе… не сравнить с Орловой. Говорит, из-за ссоры и выехал в свою роту, не желая оставаться в штабе с дураком-полковником.

Кадр из «Скворца и Лиры».

– Выходит, из-за Орловой и «пострадал»! – смеется командир. – Вообще-то за то, что отобрал фото у Насти, надо бы ему всыпать. Но раз такой поклонник Орловой… Как, товарищи?

Партизаны хохочут.

– А открытку я все-таки отберу.

Это страшно расстраивает пленного.

– Ничего, переживешь! – прячет командир фото. – Надо бы как-то передать самой Орловой… Переведи.

Немцу сообщение о том, что реквизированное им у Насти фото вернется к актрисе, неожиданно успокаивает.

– Отправьте его в штаб! – распоряжается командир. – Там разберутся.

Дальнейшая судьба немецкого поклонника Орловой неизвестна…

Во время этой встречи в ЦДРИ Орловой и Александрова не было в Москве они работали в Баку. А когда в 44-м вернулись и стали посещать ЦДРИ, отец уже не работал там. Спустя 12 лет, узнав о моем знакомстве с режиссером и актрисой, он, не очень-то веривший в «пленного немца» (партизаны в ЦДРИ говорили о нем с чьих-то слов) предложил рассказать им эту историю.

Когда я поведал ее Александрову, он тоже сделал вид, что не поверил: как мог немец видеть фильмы с Орловой в фашистской Германии, где они, как и все советские, не демонстрировались?

Но я почувствовал, что на самом деле эта «партизанская» история показалась режиссеру очень даже занятной…

Вспоминая Л. Орлову, Р. Зеленая писала:

«Однажды Любовь Петровна – мы сидели у нее дома – вспоминала о своих съемках в „Веселых ребятах“. Она утверждала, что не было бы такой актрисы „Любовь Орлова“, не сделай ее „своими руками“ режиссер Григорий Александров. Естественно, я с этим согласилась: всегда режиссеры „делают актрис“. „Нет, – сказала она, – вы не поверите, но у меня не было лица. Понимаете, меня нельзя было снимать“. И она рассказала, что все операторы отказались ее снимать, настолько она была нефотогеничной. Ее словам трудно было поверить: она всегда великолепно, безошибочно получается на экране. Любовь Петровна вскочила и сказала: „Я вам сейчас докажу, если вы не верите. Смотрите на мои щеки!“ – „Ну, смотрю. Очень хорошие щеки“. – „Да вы что?! Их нет, на экране они провалились совсем. Вместо них были тени и ямы (и остались, кстати, в одной, вечерней сцене „Веселых ребят“, когда Анюта поет у дуба после ухода Кости. – Ю. С.). Да что говорить! Сейчас я вам покажу снимки, которые никогда никому не показывала. Вот, полюбуйтесь!“

В книге Н. Зоркой перепутаны фамилии героинь Л. Орловой такое тоже бывало…

Александров аж затопал ногами:

Орловой поклоняется вся страна, ее любит как актрису товарищ Сталин!

И она протянула мне пачку фотографий. Я была поражена. Лицо на них – и ее и не ее. Она еще и еще раз показывала эти первые свои фотопробы у Александрова – одна хуже другой. И, довольная моей растерянностью, изумлением, стала объяснять, сколько мучений претерпели операторы, пока Григорий Васильевич не разъяснил им, в чем дело и как надо ставить свет, чтобы не искажать лицо и сделать его выразительным. (Недаром 20 лет спустя прибегал на документальную съемку В. Катаняна и чуть ли не сам «ставил» свет на Орлову в роли Лиззи Мак-Кей. – Ю. С.). Она, как девчонка, размахивала фотографиями перед моим носом и хохотала: «Ну что? Теперь поверили?».

• Предыдущая
• 52/56
• Следующая