Пресс-хата для депутата - Рыжков Владимир Васильевич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/73
• Следующая

— Куда это ты намылился? — спросил он, дыхнув в меня перегаром.

— Ты хочешь спросить, как я здесь оказался? — ответил я вопросом на вопрос. Я знаю, это сразу обезоруживает собеседника. Он понимает, что на его следующий вопрос я могу ответить двумя. — Зашел покалякать со старым приятелем. Мы вместе учились.

Я хлопнул охранника по плечу. Тот с трудом сдерживал икоту. Вытянулся по стойке смирно и гаркнул заплетающимся языком:

— Так точно, ваше-ство!

Видно, раньше служил в армии генералом. Его сократили за ненадобностью, но военная выправка и командный голос остались. Он этим голосом теперь здоровался с хозяином и докладывал ему обстановку, как в былые времена докладывал маршалу.

Дима посмотрел на генерала мутными глазами и выругался:

— Уволю, гнида, и звания лишу! — Затем он повернулся ко мне. — Я с тебя глаз не спускал! Знал, что ты, подлец, сбежать хочешь! Не получится! Из Думы еще никому не удавалось убежать! Кто пытался, всех подстрелили!

Хам галантно взял меня под руку, правда, при этом хрустнул мой локтевой сустав, и повел в дом. Но почему-то не усадил за банкетный стол, который все еще продолжал ломиться от яств, а проводил в подвал магнатовского особняка. Там я никогда не был и даже не подозревал, что в доме есть такой просторный подвал со множеством потайных комнат и закоулков. Он подвел меня к какой-то двери, открыл замок своим ключом и распахнул ее. Из темноты пахнуло чем-то протухшим и повеяло чертовским холодом.

Дима протянул руку за угол и включил свет. Затем подтолкнул меня в спину, чтобы я вошел внутрь. В комнате три на четыре метра было жутко холодно. И у меня сразу похолодела спина. Правда, не от холода, а от вида того, что открылось передо мной.

В центре комнаты на длинном столе лежал труп мужчины, вне всякого сомнения, труп — теперь у меня был опыт точного определения мертвого состояния человека. Это был молодой еще мужчина в самом расцвете лет. Почему я сразу определил, что это труп? Да потому что у него прямо из сердца торчала рукоятка ножа. А вокруг отверстия красовалась застывшее бурое пятно.

— Вот, видишь? — спросил мой мучитель, стоя у двери и держась за косяк рукой. Он качался, как осина на ветру, но взгляд его черных глаз был трезвый и осмысленный.

— Вижу, не слепой! — буркнул я.

— Хороший был парень! — заплетающимся языком вещал Дима. — Отличный семьянин, отец двоих детей.

— Не сомневаюсь! — согласился я. — У него доброе лицо. Было.

— У него своя фирма, торгующая иномарками. И это было заказное убийство.

— И кто заказал, интересно. Неужто, наш магнат!

— Он самый!

— Я так и думал, — усмехнулся я. Кто же еще может делать такие заказы?

Хам приблизился к столу, обошел труп со всех сторон, словно разглядывал его на предмет опознания. Внимательно посмотрел на рукоятку ножа. И вдруг заявил такое, от чего у меня волосы встали дыбом.

— А ты выполнил этот заказ.

— Чего, чего? — не расслышал я пьяный лепет.

— Это ты его убил! — громко сказал хам. — С особой жестокостью. Засадил перо в самое сердце.

— Когда это? — еле слышно прошептал я.

У меня слиплись губы, и я не мог внятно говорить. А вообще, я испугался, что совершил убийство в состоянии сомнамбулического сна. В каком застрелил и того мужика на Лесной улице. Может быть, потеря памяти как раз и есть проявление болезненных отклонений в психике, в результате которых я в невменяемом состоянии имею слабость к убийству людей.

— Вчера! — сказал Дима и зловеще ухмыльнулся.

— Я что-то такого не помню! — радостно сказал я. — Вчера я этого точно совершить не мог. Потому как весь день заседал на всяких конференциях, а ночью был заперт на ключ в своей конуре. И значит, этого парня убил кто-то другой. Сдается мне, что ты!

Дима еще раз посмотрел на рукоятку ножа и перевел взгляд на меня.

— Иди сюда, посмотри повнимательней!

Он махнул мне рукой, приглашая подойти.

Ладно, так и быть, я подойду! Мне не трудно! Все равно больше того, что мне уже придумали, не навесят. И я подошел. Бросил взгляд на рукоятку, ничего там не увидел и отвернулся.

— Ну и что это?

— Ты разве ничего не заметил? — спросил он.

Я еще раз посмотрел на рукоятку ножа, но более внимательно.

— Нет. Ничего. Только немного крови на рукоятке.

Дима безразлично хмыкнул, как хмыкнул бы палач, когда спросил про последнее желание приговоренного, а тот ему ответил, что у него никаких желаний нет.

— Там отпечатки твоих пальцев, — спокойно сказал он. — Это лучшее доказательство того, что этого парня убил ты.

— Врешь! — не поверил я. А с чего это мне ему верить! Никогда я не видел этого ножа и тем более не держался за его рукоятку.

— Твои, твои! — зловеще засмеялся Дима. — Можешь не сомневаться! Все устроено по высшему разряду. Ни один следак не будет сомневаться! Так что пойдешь за убийство лет на восемь, не меньше.

— Когда это я мог держаться за этот нож?

— На днях. Помнишь, тебе в номер принесли завтрак? Ты этим ножом себе колбасу резал.

Теперь я вспомнил, что действительно мне принесли немного колбасы и полбатона черного хлеба, чтобы я сделал себе бутерброды. Столовой меня лишили давно, чтобы я не портил там воздух запахом своего немытого тела. И еду мне приносили в чулан, причем самую непрезентабельную. Как объяснил мне магнат, чтобы ряха не отъедалась.

— Гады! — только и мог сказать я.

Мы вышли из комнаты. Дима выключил свет и запер дверь за ключ. Показал мне в направлении выхода. Я двинулся по коридору первым.

— Так что не думай бежать! — услышал я его голос за спиной. — И неприкосновенность не поможет! Полетишь на зону с первым же этапом!

Я понял, что в любом случае мне суждено стать депутатом, и вернулся в свою конуру. Так, еще один труп, и опять его навешивают на меня. Это уже входит в привычку. Там, где я появляюсь, постоянно кого-то убивают. Но я почему-то уверен, что когда я был тем, кем являлся до потери памяти, никаких трупов и в помине не было. А может, были? Надо будет выяснить это потом. Я ведь все еще надеялся, что все вспомню! А, как известно, надежда умирает последней. После того, как умрет надеющийся.

В полупустом зале городской Думы сидело несколько десятков таких же бедолаг, как и я. И занесла же их сюда нелегкая! Теперь придется целых четыре года заниматься болтовней и выслушиванием друг друга. Более скучного занятия придумать, пожалуй, трудно! Если уж на собрании моей партии все дурака валяли, то здесь такие собрания устраивают каждый день с утра до вечера. Поневоле сойдешь с ума. Но поскольку я уже сошел, то мне это не грозило.

На сцене в президиуме расположились спикер, его секретарь, его друг детства, его любовница и еще какие-то важные лица не из числа депутатов. Наверное, это были хозяева, которые пришли посмотреть со сцены на своих подопечных. Но они засели без любовниц, иначе бы все желающие просто не поместились на сцене.

С трибуны вещал один из депутатов.

— Народ выбрал нас и значит, мы должны быть вместе с народом. Если народ живет в четырехкомнатных квартирах, то и мы должны так жить. Если народ ездит на «мерседесах», то и мы не должны отставать. Если народ сидит без работы, то и мы должны сидеть без работы. Если народ голодает, то и мы должны голодать! Только так мы будем ближе к народу и поймем его чаяния.

Мне досталось место где-то в дальнем ряду, чтобы мой непритязательный облик не слишком бросался в глаза. Я был в более-менее приличных обносках, нечесаный, но помытый, от меня пахло французскими духами — я стащил их у магната, когда во второй раз заглянул к нему в ванную комнату. Что ни говори, а все-таки стыдно сидеть в приличном месте, распространяя вокруг себя всяческие зловония!

Иногда рядом со мной сидели еще два члена моей партии, которые прошли по партийному списку. Один был крупным бизнесменом и появлялся раз в год по обещанию, чтобы потолкаться среди депутатов, покрасоваться перед телекамерами и поболтать о том, о сем. Делать ему в Думе было нечего, и он изнывал от скуки. Он мне как-то признался, что ему вся эта фигня нужна чисто для имиджа, и он заплатил такие бабки за свое депутатство, которые мне и в кошмарном сне не снились.

• Предыдущая
• 62/73
• Следующая