Абхазские рассказы - Гулиа Дмитрий Иосифович - Страница 24

Встретив меня на какой-то свадьбе, Хуршит стал убеждать меня, что я нравлюсь Зизе и мне следует не раздумывая сесть на коня и поспешить к Рашиду, чтобы не упустить cвoeго счастья.

Я сел на коня и отправился. Готовился я по этому случаю дня три. Коня я вымыл в реке Анаиста, и не просто, а с мылом. Вычистил песком все серебряные украшения на седле, подпругах, нагруднике и стремена начистил до блеска.

Перед отъездом надел добротные диагоналевые брюки, натянул красные сафьяновые гетры, новые чувяки, надел шелковый архалук с шахабскими газырями, опоясался серебряным поясом с чеканной пороховницей и таким же кинжалом и заткнул за пояс грозный заряженный пистолет. На голове моей красовалась мохнатая папаха, а на плечах башлык. Подвязал к седлу свернутую бурку, взял плеть и вскочил на коня.

И, сказать вам правду, кто ни встречал меня, говорил, что я достоин не только дочери Айбы Рашида, но вполне пригож и для дочери князя Маршана Дмитрия, до того я был хорош... Правда, для дочери князя мне, конечно, в то время одного не хватало титула дворянина и большого земельного надела.

Встречавшиеся мне такие же простые смертные, как я, люди со смехом восклицали: «Кох! Чтоб тебя холера взяла, какой у тебя вид сегодня».

И вот в полдень мой конь ступил в село Жабны. Я двигался по аробной узкой тропинке вдоль дворового забора.

Впереди я увидел ворота. В глубине двора стоял рубленый дом. Впереди меня шла к дому молодая женщина. Из кувшина, стоявшего у нее на плече, выплескивалась вода. За ней плелся бесштанный паренек и грыз персик. Женщина открыла калитку, пропустила впереди себя ребенка и хотела войти во двор. Я стегнул коня, чтобы задержать ее.

«Добрый день», — сказал я и приподнялся на стременах. Держа плеть на пальце правой руки, я прижал ее к груди в знак приветствия.

«Добро пожаловать», — ответила она, ставя кувшин на подставку. Мальчишка уставился на меня, забыв про недоеденный персик. И мать не отводила глаз — она, наверно, подумала: «Какой красивый княжич!» «Пусть твои печали перейдут ко мне, — ответил я. — Не укажешь ли ты мне дорогу к дому Айбы Рашида?» «Тот, чье имя ты назвал, — мой дeвepь, владелец вон того большого дома, который стоит на высоком месте», — ответила она.

В самом деле, на расстоянии около трехсот саженей на холме я увидел огромный дом. У дома стоял прекрасный раскидистый орех, его окружали абхазские яблони.

Не успел я поблагодарить ее, как послышался гомон и крики многих голосов: «А-а!.. Берегись! К тебе бежит, Кукуна! — кричал кто-то. К тебе бежит».

Кукуной звали ту, которая мне показала дом Айбы Рашида.

Услышав крики, она схватила ребенка и бросилась к дому. Я не понимал, что случилось, и озирался по сторонам...

И тут я увидел, что кричавшие преследуют большую собаку, в нее бросают палки, камни.

Кукуна скрылась в доме. Преследователи поняли, что им не догнать удиравшую собаку, и остановились. Собака выбежала за ворота и скрылась в кукурузном поле.

И только когда бешеная собака исчезла, я подумал: «Ах, зачем я не застрелил ее, имея за поясом заряженный пистолет? Какую бы я славу обрел!» Но где там — разве найдешь собаку в густой кукурузе?! С досады я огрел коня плетью и рысцой направился к большому дому Айбы Рашида.

Однако я утешал себя: «Ничего плохого не случилось, ведь никто не видел, как я бестолково глядел на собаку с заряженным пистолетом за поясом». Наконец я поравнялся с усадьбой и увидел дом Рашида coвсем близко.

Но какой дом? Это было большое строение, и отдельно стоял второй дом, амхара, кухня.

Двор был просторен, как ипподром, и покрыт ровной яркой зеленой травкой — так и хотелось растянуться на этом ковре.

Даже навес над воротами был так велик и широк, как крыша любого нашего дома. За двором разместились коровник, амбары, сараи и много других помещений.

«Богат, как я вижу, Айба Рашид, — подумал я, — велико будет мое счастье, если я войду в его семью».

Не доезжая ворот, я увидел на балконе двух девушек, а потом вышли еще две. Я уже сказал: если увидишь одну — забудешь про другую.

«Вах! — подумал я. Каким чудом появились тут, среди холмов и скал, в такой дикой местности, такие прекрасные создания?..» Подъехав к воротам, я повернул вертушку, конь толкнул мордой калитку, и я очутился во дворе. Правда, к воротам уже спешила молоденькая девушка — очевидно, она хотела открыть их, но я уже поравнялся с ней и натянул поводья.

Я не поднимал глаз на девушек, стоявших на балконе, но чувствовал, что они разглядывают меня, и был доволен.

Тут с лаем бросилась на моего коня дворовая собака.

«Тирзон! Сейчас же вернись, чтоб тебя собачий мор задавил! — крикнула девушка и подняла камень, чтобы швырнуть его в собаку.

«Добрый день», — сказал я ей, опуская поводья.

«Добро пожаловать», — сказала вторая девушка.

Я почувствовал, что это Зиза.

Первая девушка устремилась к коню, чтобы поддержать стремя, но я ловко опередил ее и соскочил на землю. Тут же она выхватила у меня поводья и накинула их на ачхарпарта — столбик с крючьями.

Остальные девушки встретили меня у лестницы, и старшая пригласила подняться на балкон.

«Что вы, как я могу пройти впереди, вы здесь хозяйка. Пусть аллах никогда не лишит вас власти в этом доме», — сказал я, расточая красноречие.

«Поднимитесь, прошу вас», — настаивала она. Я уперся. Затем я предложил подняться другим девушкам. Те отказались. Тогда я стремглав поднялся вверх.

Oднa из хозяек взяла у меня плеть и повесила ее на гвоздь.

Другая внесла на балкон два стула.

«Садитесь, дорогой гость, — желаю вам все то счастливое, что ждет меня», — сказала старшая.

«Садитесь и вы», — ответил я и сел.

Мужчин в доме не было; все ушли на какое-то собрание. В доме в этот день распоряжались три дочери Рашида и его племянница Назиа.

Как вам известно, мне не приходится завидовать умелому рассказчику и удачливому шутнику. Но кто может соревноваться в остроумии с горскими девушками? Острословию Зизы мог позавидовать любой адвокат, каждое ее слово как ядовитое жало. Она и Наиза, племянница Рашида, так атаковали меня, что я чуть не потерялся, но, оправившись, я показал, что меня не так легко смять грудью ретивого коня.

И меня понесло ...

«Раньше, во времена русского царя, — начал я рассказывать, случилась война между русскими и японцами. Вы, наверное, знаете, что абхазцев царь не брал в свою армию, он не доверял им, но я и воспитанник нашей семьи Салыбей решили записаться в добровольцы. Нас приняли и доставили в Кутаиси. Салыбей вскоре сбежал, а меня месяцев семь пытались обучать военному делу, но так как я не знал русского языка, то решили, что никакого толку не будет, и привезли в какое-то селение недалеко от Тифлиса на строительство дороги».

Но не только об этом я рассказывал девушкам. Я сообщил им о том, как героически воевал в Японии, а когда вернулся с войны, то вращался исключительно среди князей и дворян и совершил много славных нападений и ограблений.

Затем я ошеломил девушек рассказом о единоборстве с медведем.

— Мы что-то о таком геройстве не слыхали, — сказал, весело взглянув на Мактата, старик Куалаш, не раз слушавший этот рассказ.

— Слышали ли вы или не слышали — не знаю, но я продолжу.

Каждая из девушек во время моего рассказа ловила мой взгляд; ей хотелось, чтобы глядел я только на нее. Почувствовав свой успех, я понесся без удил.

— Заклинаем тебя, Мактат, расскажи нам все, ничего не утаив.

— Говори, говори, Мактат, пока тебе не помешали гости из района, — заторопили его старики.

— С того времени прошло не менее пятнадцати лет. Может быть, я уже кое-что позабыл... Так вот, я рассказал девушкам, как однажды мы вчетвером охотились в горных лесах три дня и три ночи и молодецки убили тура, дикого кабана и оленя.

На четвертый день мы взяли с собой часть добычи, какую могли поднять, остальное оставили пастухам и двинулись вниз, в село. Спустились с Горы Владыки и, идя вдоль ущелья, в полдень подошли к роднику. «Выпьем родниковой воды и передохнем немного», — сказал один из моих товарищей, сбросив ношу на берег.