Зима стальных метелей (CИ) - Лабунский Станислав - Страница 9

У городской конторы государственного банка стояли два мотоцикла и бронетранспортер. На крыльце терся часовой, но все его внимание было сосредоточенно на чем-то происходившем внутри.

— Рывком вперед! Меркулов, ты у нас душегуб знатный, сможешь его на нож взять?

— Да как два пальца обоссать.

— Он твой, если повернется — стреляйте, нельзя его к пулеметам пропустить.

А их там четыре, по одному на мотоциклах и два на бронетранспортере. Кстати, это был тоже наш БА-10М, только пушку сорокапятку с него сняли, и воткнули пулемет. Их три тысячи до войны наклепали, все немцам и достались прямо в гаражах. Педерасты гнойные. Это я о наших вождях, если кто не понял. К немцам у меня претензий нет. Они на нас честно кинулись, объявление войны протявкав.

В глубинах особняка громко рвануло. Горе-сторож убежал с крыльца.

— Стоять! Выпускаем их на улицу. Пулеметы к бою, — командую своим бойцам. Вытащили с десяток рюкзаков, покидали их в бронеавтомобиль, и обратно вернулись. Выносят два ящика, каждый четыре человека тащит, офицер сбоку ими командует.

— Огонь! — ору, и тут выясняется, что командиром я только числюсь, а в натуре я сявка глупая.

Цели не распределил, и оба пулемета ударили по второй группе. Срезали ее напрочь, только куски мяса по сторонам полетели, а другая четверка ящик бросила и метнулась к бронетехнике.

Рванул к ним навстречу Меркулов, не стал он тратить время на огибание автомобиля, нырнул под него. И сразу там свалка возникла. Через две секунды мы все подоспели, кроме пулеметчиков, только все уже закончилось. Один лежал с перерезанным горлом, у второго был вспорот живот, и кишки сизыми, парящими кольцами вывалились на землю. Третий, спокойный и тихий, лежал счастливо улыбаясь. Он умер богатым, даже не поняв, что его только что убили ударом прямо в сердце.

Четвертый грузчик ничем не интересовался, кроме дикой боли в раздробленной стопе, а офицера Меркулов просто скрутил простейшим захватом руки на излом.

— Молодец, — похвалил я его. — Просто Илья Муромец и Добрыня Никитич в одном флаконе.

Достав ТТ, я выстрелом в затылок избавил раненого от мучений. Мне до него дела не было, но терпеть его завывания до самого Ленинграда не хотелось. А укол морфия ему делать было некому.

Немца связали ремнями, оставили водителей осваивать трофейную технику выставили охранение и пошли внутрь, смотреть, что там супостаты набезобразничали.

В банке все было раскурочено. Большие сейфы, маленькие кассовые ящики, все вскрыли. За одним исключением. Прямо за большим залом была маленькая комната. И в ней царил Сейф. Царь сейфов. Его тоже взрывали, да ни черта у них не получилось. Только стенку на улицу выщербили, но учитывая ее двухметровую толщину, это трудно было считать достижением.

— Вот это реальный «медведь»! Путиловский! На заказ! Петрович однажды такой на спор открывал. Два дня возился, да так и отступился. И нам его никак не взять, — искренне огорчился один из моих орлов.

На остальных его речь произвела гнетущее впечатление, но от сейфа они не отошли. Стали прикидывать, потянет ли его с места трактор. Или тягач «Комсомолец». Славные они у меня, только наивные до невозможности…

Прошел в кабинет начальника конторы, открыл ящик стола. Там лежал мелкокалиберный пистолет, пачка патронов и связка ключей. Забрал ствол и боеприпасы, вот и Машеньке подарок, вытащил самые большие и сложные ключики. На кольце стальном три штуки.

Народ в замочной скважине винтовочным шомполом скребет.

— Может, с ключами быстрее выйдет? — спрашиваю.

Вставили все три ключа в отверстия, я эти мелкие хитрости в телефоне еще в кабинете начальника посмотрел, поэтому уверенно командую:

— Вы по часовой стрелке, я — против, одновременно. На счет раз начинаем. Раз!

Щелкнули засовы стальные, потащили мы на себя дверь из корабельной брони, полуметровую, несокрушимую. И блеснули желтым заревом лежавшие ровными рядами золотые слитки.

— Тут фабрика аффинажная, с северных приисков золото очищают от примесей, — кто-то пояснил. — Чистая пятьдесят восьмая статья, хищение государственной собственности в особо крупных размерах. Расстрел конкретный.

— Нас еще на шоссе под Лугой могли убить. Запросто. А мы еще живы. Перетаскивайте в броневик, потом в цитадели на острове спрячем, и никто никогда ничего не узнает. Только сами по пьянке не хвастайтесь, и все будет замечательно, — успокаиваю свою команду. — За работу, а мы с Меркуловым на мотоцикле по городу прокатимся.

Проехались, все стоит брошенное, людей нет, ворота настежь, на станции составы теснятся без паровозов, просто уму не постижимо, как мы при таком богатстве так плохо живем.

— Буду на тебя представления к награде писать, — говорю.

А у матерого убийцы слеза на глаза навернулась. Много ли человеку надо?

Похвали его, и он тебе горы свернет.

Загрузили наш родной грузовик до отказа, водителю в кабину закинули ящик тушенки и мешки с мукой и сахаром.

— Это тебе лично, домой отвезешь, считай — премия за героизм, — порадовал я шофера. — И молчи, если что-то видел. Поехали обратно в Шлиссельбург.

Город нас встретил привычной суетой и патрулем НКВД.

— Парни, вы чьи будете? — заорали мы радостно.

— А вы чьи?

— Вы прямо из города Одесса, там всегда на вопрос вопросом отвечают. Мы-то из заградительного отряда Снегирева, на разведку летали. Примите «языка», прихватили офицерика на дороге.

И спихнули им обузу ненужную.

— А почему оружие не табельное? — проявлял бдительность один особо внимательный боец.

— А не пошел бы ты на хрен, — вежливо ему так отвечаю. — Мы работаем на временно захваченной врагом территории, и вагон патронов с собой не возим. А расход боеприпасов возмещаем из запасов противника. И вообще, как стоишь, когда разговариваешь со старшим по званию?

Тут они подтянулись слегка, услышав знакомые интонации. Да и мои хлопцы плечами зашевелили, словно разминаясь перед славной дракой.

— Всем стоять! — рявкаю. — Там вся станция вагонами забита, паровозов нет. Давайте к вашему командиру или заму по тылу, надо все оттуда утаскивать.

Оживились они, чем война хороша, что на ней всегда есть место для приключений. А самое хорошее приключение — чужое добро себе присвоить. Было общее, а стало твое. Просто бальзам на сердце, утомленное пайком. Доскочили мы все вместе до порта, стоит наш буксир у причала, у сходней часовой, рука на перевязи, на плече винтовка, штык царапает небо.

— Прямо Карацупа, только без Ингуша, — шучу, и начинаю всех сходу строить. — Все пустые баржи мы забираем себе. На две стаскиваем все зенитные установки. Устраиваем плавучую батарею, прикрываем порт от авиации. И начинаем таскать баржи в цитадель. Там разгружаем. Меркулов, за тобой броневик. Разгрузишь, и ищи оружейника — надо пушку на место ставить. Не найдем сорокапятки, ставь зенитный полуавтомат. Водитель, доедешь до школы, там тебя разгрузят, бери всех свободных от дежурства и вези сюда. За НКВД ударный труд на благо СССР не пропадет. Никогда. Век свободы не видать, зубом клянусь.

Мое воинство полегло на месте от смеха. Ну, чисто дети. Однако закатили технику на баржу, пулеметы с мотоциклов скрутили и поехали на остров золото прибирать. Дальше положишь — ближе возьмешь. А мы с патрулем поехали к командованию, пока наши приедут, может уже завтра наступит, а может, Рейнгардт со своими танками всех опередит. Война дело такое — кто не успел, тот опоздал.

И мы пахали двое суток, как проклятые, пока на станции не осталось ни одного вагона. Даже полувагоны с углем и пустые платформы и те утащили к себе. Я за это время спал часа четыре и ел на ходу. Заместитель по тылу первой дивизии НКВД меня сманивал к себе снабженцем. Попутно прибрали все базы и магазины, засыпав наших зенитчиц чулками и нитками с иголками. Пара девиц улыбалась мне со значением, но я еле ноги таскал, да и Машеньку в Ленинграде оставлять было нельзя, а девушки бы вряд ли спокойно отнеслись к предполагаемой сопернице. Меркулов хотел что-то мне поведать, но я отмахнулся, подумаешь, несколько тонн золота, гори оно огнем, и рухнул на ближайшую свободную койку в казарме.