«Фирма приключений» - Багряк Павел - Страница 42

• Предыдущая
• 42/65
• Следующая

— Сегодня же подаю по начальству рапорт о переводе вас на должность старшего инспектора!

— Не горячитесь, комиссар, — благодарно и иронично улыбаясь, сказал Таратура. — Мой перевод еще должен санкционировать генерал Дорон…

Они невесело рассмеялись.

Гард стал рассматривать лица на фотографиях, оборотная сторона которых имела карандашом проставленные дату и время дня. Большинство лиц обладало разными выражениями: одним — при входе к Дорону, другим — при выходе из его кабинета. Дойдя до двух физиономий Дины Ланн, комиссар прежде всего обратил внимание на то, что девушка провела в кабинете генерала не менее полутора часов, то есть больше всех прочих визитеров, в том числе министра Воннела, который был у Дорона всего десять минут. Затем Гард сравнил выражения лиц на двух фотографиях девушки.

— Увы, они договорились. Это видно невооруженным взглядом. Посмотри, Фред, что ты скажешь?

На одном снимке Честер увидел Ланн, у которой были испуганно-счастливые глаза и явная неуверенность во всем внешнем облике. На втором изображении девушка казалась человеком, точно знающим, что нужно делать: губы были плотно сжаты, глаза источали жесткий и ненавидящий взгляд, весь вид свидетельствовал о неукротимой воле молодой женщины.

— Пожалуй, ты прав только в том, что она резко изменилась, побывав у Дорона, — сказал Честер. — А удалось ли им договориться или они крупно поссорились, я еще не знаю.

Гард еще раз взглянул на обе фотографии:

— Может быть, ты и прав… — Затем обернулся к инспектору Таратуре: — С этой красавицей я переговорю, найдя какой-нибудь официальный повод. Для начала потолкуем с ней о событиях того вечера, когда почти у нее на глазах возле статуи Неповиновения убивали человека… Кстати сказать, до сих пор неопознанного, Таратура, это нам очень связывает руки. Потом, инспектор, она — ваша. Остальных я беру на себя. Всего сколько? Ого, двадцать семь человек, не считая Воннела! — Гард веером разложил фотографии на столе, как в пасьянсе. — Сколько интеллекта в глазах, какие «мыслители»! Все физиономии следует немедленно заложить в справочную фототеку ЦИЦа, получить адреса этих людей, биографические данные, а затем, с учетом их высокой квалификации, пустить по каждому следу не менее трех «охотников»… Но где же я возьму около ста полицейских, если на каждую дюжину надо испрашивать специальное разрешение заместителя министра по оперативной работе? Нет, так у нас ничего не получится… Может, не все эти «сократы» имеют отношение к нашей шестерке, хотя они и побывали у генерала в кабинете? Впрочем, мы вынуждены исходить из худшего. Все! Что же делать? Видишь, Фред, в каких условиях мы работаем, охраняя покой граждан нашего государства, если нам приходится преодолевать сопротивление не только преступников и их сообщников, но и собственного начальства! Инспектор, надеюсь, последней фразы вы от меня не слышали?

— Если угодно, то и первой тоже, — улыбнулся Таратура.

— У меня в «Вечернем звоне» ситуация немного лучше, — мрачно сказал Честер. — Тоже приходится действовать не «благодаря», а «вопреки». Но я нашел выход из положения: говорю своему Верблюду одно, а делаю другое.

— Ну и мы так попробуем, — задорно воскликнул Гард, треснув себя подтяжками по выпуклой груди. — Таратура, срочно готовьте «липу» по делу Альфонсо Суареса, будто у него колоссальная клиентура среди моряков, актеров, пилотов военной авиации, железнодорожников, генштабистов, портовых проституток и кого еще хотите. Понимаешь, Фред, — повернулся Гард к журналисту, — мы взяли на той неделе мелкого торговца наркотиками, он всего лишь пешка в чьей-то игре, но к выводу о том, что он не туз, мы ведь всегда успеем прийти, не так ли, Таратура? Короче, делаем заявку на полуроту людей для «операции по наркотикам». Инспектор, через двадцать минут с заявкой — в приемную министра Воннела! А я прямо сейчас иду к нему, чтобы заранее слегка припудрить ему мозги!

С этими словами, еще раз ударив себя подтяжками по-груди, а затем надев пиджак, Гард вышел из кабинета и отправился в район тридцать третьего этажа, уверенный в том, что министр при всей своей «любви» к комиссару не откажет ему в срочном приеме, дабы лишний раз не связываться с «этим неудобным Гардом».

В распоряжении Дины Ланн уже не оставалось много времени, а дел еще было невпроворот. Ей предстояло прежде всего уладить отношения с адвокатской конторой «Портиш и сын», на плечи которой она решила возложить все заботы о финансовом состоянии родителей, остающихся в городе. Вдобавок нужно было как-то успокоить стариков и вывести их из невменяемости, поскольку они все еще были оглушены происшедшими событиями: и вестью о предстоящем браке их дочери не с каким-то клерком Кифом, хотя он и был им симпатичен, а с самим президентом Бакеро, ну и конечно скоропалительным отъездом Дины за границу. Потом ей предстояло сделать прическу, подобающую невесте такого жениха, заказать несколько свадебных нарядов, пристроить на время в надежное место пуделя Сафара, которого ни с собой брать было нельзя (его почему-то недолюбливал, словно ревновал, Киф), ни родителям поручить (Сафар почему-то недолюбливал стариков). Затем Дина была намерена слетать к гимназической подружке Лизи, чтобы обрадовать ее неожиданной вестью о предстоящем браке, и непременно увидеться с подружкой Розеттой, чтобы этой же вестью ее огорчить, и так далее, и тому подобное. Наконец, предстояло сделать телефонный звонок любимому дядюшке, но это она решила отложить на потом, когда все прочие дела будут переделаны.

Личный вертолет президента Кифа Бакеро должен был забрать Дину Ланн с площадки шестнадцатого этажа вертолетного аэровокзала ровно в восемнадцать ноль-ноль. Сколько сейчас? О, куда так стремительно летит время? Ни секунды не мешкая. Дина набрала номер адвокатской конторы и попросила господина Портиша как можно скорее приехать к ней домой. Таким же телефонным образом она решила вызвать к себе двух подруг, чтобы, как говорится, одним выстрелом убить сразу двух зайцев, и задумалась на какое-то мгновение о судьбе пуделя, доверчиво лежащего у ее ног с вытянутым розовым языком и преданно глядящего в глаза хозяйке.

Увы, если бы только судьба Сафара тревожила в эту минуту Дину Ланн! Разговор с генералом Дороном хотя и внес некоторую ясность в их отношения, однако ни на йоту не успокоил девушку. Когда женщина одновременно и ненавидит и боится, можно без сомнения утверждать, что в этом коктейле ненависти всегда больше, чем страха, который, кстати, «от страха», простите за тавтологию, иногда вопреки всякой логике обращается в отчаянную смелость. Так родилось «условие», выдвинутое Диной Ланн в ответ на предложение Дорона, — однако, заметим в скобках, на что реально она могла рассчитывать, находясь с генералом примерно в таком же соотношении, как кролик с удавом или муха с паутиной, сотканной безжалостным пауком? Ну, пожужжала немного, показав, что умеет, что способна жужжать, ну, помахала недовольно крылышками или подергала носиком, как дергает кролик, прежде чем затихнуть перед завораживающим взглядом удава, — а что дальше? Дальше-то что?

В конце концов, если генерал хочет иметь возле президента Кифа Бакеро «своего человека» и этим «своим» избирает именно ее, Дину Ланн, в этом есть какая-то логика, и Дорон по-своему, вероятно, прав, рассчитывая на успех дела. Но Дина Ланн тоже намерена поставить перед ним условие, если уж иначе невозможно, и тут ей в логике тоже нельзя отказать. Она хочет прежде всего, чтобы Киф никогда не узнал об этом, даже не догадался и не имел основания догадываться. И чтобы, во-вторых, служба генералу Дорону ограничивалась каким-то разумным сроком, например, рождением первого ребенка. Не век же ей работать на генерала, тем более неужели Дорон не понимает, что даже агент, становясь матерью, перестает быть агентом, ибо обретает совершенно новые заботы, несовместимые с делами тайного осведомителя? Понимает? Вот и прекрасно!

— В таком случае, генерал, я хотела бы получить от вас на сей счет гарантии.

• Предыдущая
• 42/65
• Следующая