Приключения капитана Кузнецова - Кулик Сергей - Страница 7
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
Горячий, как чай, воздух до предела насыщен терпким запахом сосновой смолы и хвои, цветов фиалки и тысячелистника, клевера и иван-чая. Эти запахи смешиваются с запахом гниющего дерева, грибов и мха и еще чего-то непонятного, создавая неповторимый аромат сибирской земли.
От пьянящих запахов или от недостатка соли начало ломить в висках и в глазах запрыгали крупные желтые амебы. С каждой секундой амебовидные пятна, вздуваясь и расплываясь, становились все темнее и темнее, и через минуту я уже не видел прыгающих белок. Потом исчезли деревья и цветы и, наконец, поляна и вся тайга провалилась в бездонную черную пропасть. Я вскочил на ноги, протер глаза… Темная пустота еще сильнее кружила голову, и я с сильно бьющимся от смятения сердцем рухнул на землю.
Час или больше я лежал на траве, стиснув виски руками, стараясь не двигаться и ни о чем не думать. Спину начало обдавать приятным холодком, боль медленно покидала виски и голову. И, казалось, не было конца моей радости, когда, повернувшись на спину, я увидел над поляной чистое голубое небо.
Но… ослепление может повториться и… остаться навсегда!.. Значит близится смерть… приходит конец, такой нелепый и бесславный конец?.. Нет, нет!.. Этого не должно случиться… Мне надо… я хочу жить!.. Жить для того, чтобы смотреть на такие вот цветущие поляны, дышать запахом сибирской тайги… любить. Да-да! Именно любить! Любить Светлану, любить кружащие голову полеты за облака в безбрежную синеву неба на рокочущей стальной птице!.. Любить свой край, край степей и пустынь, тундр и тайги, край всех красот природы и гигантских строек. Надо жить и для того, чтобы - если понадобится - опять подняться в воздух на истребителе для защиты жизни миллионов наших людей. Вот тогда, в бою, зная за что, не стыдно и не страшно умереть.
Ведь даже матери, оплакивающие гибель сыновей на фронте, находят успокоение в том, что они погибли за жизнь других, за Родину… А такая нелепая смерть среди тихой и мирной природы совсем убьет мою старенькую мать. Знает ли она о моей судьбе? Увижу ли еще ее лицо? Поглажу ли ее горячие, измученные многолетней нелегкой работой руки?
Вспомнилось далекое детство, спрятанная в вишневых садах степная украинская деревня с глазастыми белыми хатами. Деревню разрезает пополам маленькая, но быстрая и полноводная речушка. Она с шумом прыгает мимо хат по гранитным уступам и только за деревней, среди широких цветущиx лугов, становится тихой и кроткой.
Каждый год в мае, в начале каникул, я клал в школьную сумку кусок хлеба, бутылку молока, пару огурцов и, вырезав в лозняке киек, гнал корову на луга. И каждый день с утра до вечера, с весны до осени оставался один на один с полной удивительных загадок природой, со своими мечтами. Так было до седьмого класса. Потом начались дальние летние путешествия и экскурсии с учениками: по Крыму, в Черный и Бежбайрацкий леса, в плавни Приднепровья, в заповедник Аскания Нова. На цветущем лугу родилось, а в походах окрепло желание стать ботаником или географом, а потом захотелось стать и тем и другим - геоботаником.
И трудно сказать, кто из близких привил мне любовь к труду и жажду к познанию природы. Отец погиб от выстрела из кулацкого обреза в коллективизацию еще до моего рождения; мать почему-то считала, что я и без ее советов и подсказок найду свою дорогу в жизни и что этот путь будет самым верным.
С седьмого класса главным воспитателем и наставником в жизни был комсомольский коллектив. Я всегда чувствовал его руку, то строгую и требовательную, то сильную и дружескую. Так было в семилетке, потом в техникуме, в университете.
И, наверное, я никогда не был бы военным летчиком, если бы на мою страну не навалились фашистские полчища, не пошли топтать цветущие луга окованными сталью сапогами.
Когда грянула война - я был на втором курсе биологического факультета Московского госуниверситета имени Ломоносова - мы всей комнатой ушли в военкомат просить о посылке на фронт. Не легко было этого добиться. Кроме нас, туда пришли тысячи таких же будущих ботаников, географов, металлистов, математиков, геологов… Да разве всех перечтешь. Трое суток мы не покидали военкомата и все же своего добились.
Когда мне предложили пойти в летное училище, я даже не думал возражать. И вскоре летное дело стало не только осознанно необходимым, но и любимым делом, хотя любовь к живой природе никогда не покидала меня.
Приземлишься, бывало, на прифронтовом аэродроме в Румынии, в Польше или в Венгрии и сразу же хочется побежать в лес, на поля, хочется узнать, какие там растут травы, какие водятся насекомые и птицы, что сеют на полях крестьяне.
После войны, продолжая летать, я не мог смириться с мыслью оставить биологию, с одинаковым интересом читал в печати о достижениях в биологической науке и о новинках в самолетостроении и поступил на заочное отделение биологического факультета университета.
Товарищи по работе часто подсмеивались над моим выбором второй специальности, говорили, что авиация и геоботаника несовместимы и что, наконец, вообще человеку две специальности ни к чему.
Если хочешь быть настоящим специалистом, то должен отдать всего себя и до конца какой-то одной выбранной тобою специальности, изучить ее до глубины, овладеть в совершенстве. А погонишься за двумя зайцами - не догонишь ни одного.
Я часто думал над их советами и всегда приходил к убеждению, что современному специалисту, в какой бы области он не работал, надо владеть и другой специальностью. Инженер и музыкант, врач и химик, агроном и поэт, геолог и ихтиолог, ботаник и писатель. К этому подводит нас развитие советской науки и техники, всесторонность развития знаний нашей молодежи. Ведь были же и есть у нас люди, прекрасно владевшие и владеющие двумя специальностями. Отто Юльевич Шмидт - знаменитый математик и географ-путешественник, академик Обручев - исследователь, геолог и писатель, академик Холодковский - хирург, энтомолог и переводчик произведений Гете, Ботвинник - инженер и шахматист с мировым именем, академик Кржижановский - ученый-электрик и поэт. Да мало ли таких!
Академик Иван Павлов говорил, что смена занятий дает человеку лучший отдых, чем ничегонеделанье, что активный отдых лучше пассивного. Так почему же я должен отказаться от второй специальности, которая мне тоже по душе?
И я продолжал изучать ботанику.
Мне кажется, что и сейчас - не будь недостатка в соли - я смирился бы со случаем, заставившим на некоторое время "снизойти с небес" на необжитую землю. Правда, случай очень уж прискорбный, но раз так вышло, то почему не исследовать дебри северной тайги?
Соль я тоже должен найти!.. Если люди каменного века умели ее находить, то технически грамотному человеку атомного века совсем уж не к лицу погибать от недостатка соли.
За воспоминаниями я не заметил, как прошла бледно-розовая северная ночь, запылало карминовое крыло утренней зари и на горизонте, словно на полотне художника, выступили зубчатые силуэты верхушек леса. Вдруг откуда-то издали послышался гул мотора. Он нарастал, становился все сильнее, обрывался и опять несся по тайге… Уже узнаю "по голосу" двухмоторный ИЛ… Вскакиваю на ноги и бегу за дровами. "Костер!.. Быстрее костер!.." - проносится в голове, отчаянно колотится сердце. Останавливаюсь, чтобы еще секунду послушать желанный нежный рокот, но… только слышится стук в висках да мирное чириканье в кустах вспугнутых чечеток.
"Галлюцинация", - подумал я и, убитый горем, сел на траву.
Уж в который раз меня обманывает звук мотора, но сегодня он был настолько явственным, что я позабыл предыдущие обманы. Он так взволновал сердце, что я долго не мог успокоиться.
"Нет, брат! - сказал я себе. - По-настоящему бери себя в руки. А то нервы совсем расшалятся…"
ГУРАН
Чтобы быстрее забыть рокот мотора, иду оживить потухший костер. Под соснами у опушки на лесной подстилке - толстый слой коричнево-красных шишек с растопыренными ежиком чешуйками. Сухие и свежие, они пахнут новой доской и скипидаром, смолой и хвоей - таежными просторами Сибири. И так как костер мне нужен ненадолго, то быстро сгорающие сосновые шишки, подумал я, заменят дрова.
- Предыдущая
- 7/39
- Следующая
