Вечный кайф - Рясной Илья - Страница 17
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая
— Он самый.
— Тут же Тюленину брали, — сказал я, включая поворот и обгоняя «БМВ», тащащийся, как больной «Запорожец».
— Мать-одиночка, — кивнул Арнольд.
Да, действительно была такая стерва с крашеными белыми волосами — мать-одиночка. Давала своей дочурке трех лет от роду героин для клиентов, отдав дозу, дочурка забирала деньги. А вторая дочь двенадцати лет стояла на стреме. Было Тюлениной лет тридцать пять, сама не наркоманка, нашла наилучший способ зарабатывать деньги. Помню, изъяли у нее три пейджера, два мобильника…
Да, еще одно место для экскурсий по местам сражений нашего ОБНОНа с наркоманией.
— Ох, пожалеет Тютя, что на свет родился, — мечтательно улыбнулся Арнольд, хлопнув кулаком о ладонь.
— Его еще найти надо, — сказал я.
— Чувствую, найдем, — кинул Арнольд. — И еще интуиция подсказывает, что хреново ему придется, — он вновь ударил кулаком о ладонь. — Вот так мы его.
Конноармейская улица располагалась на самой окраине. Шестнадцатиэтажный грязный дом гнилым одиноким зубом торчал среди приземистых бараков.
— Здесь, — сказал я, притормаживая. — Арнольд — со мной. Князь — стереги выход.
Мы вошли в подъезд.
— Пятый этаж, — проинформировал я. — На лифте поднимемся?
— Нет, на карачках, — возмутился Арнольд. — Конечно, на лифте!
— Тренироваться надо, — поддел я.
— В другой раз, — ответил Арнольд. Когда мы уже поднимались в лифте, ближе к пятому этажу я услышал приглушенный звук захлопывающейся двери.
— Не Тютя погулять вышел?
— А хотя бы и он, — сказал Арнольд. — Князь его внизу возьмет.
Мы остановились перед дверью. Я прислушался. За дверью шорохов не было. Я надавил на хлипкую дверь рукой. Она не поддалась.
— Что-то есть, — сказал я.
За дверью слышалось какое-то шуршание.
— Ну-ка, — я отступил на шаг и двинул ногой по двери. Ох, люблю я это дело — выбивание дверей. Ощущаешь себя терминатором, которого ничего не удержит. Дверь вылетела. Куда ей против меня?
Тютя лежал в прихожей. И скреб рукой по полу, размазывая собственную кровь.
— Они… — прохрипел он.
Он дернулся. И прохрипел послабее:
— Они!.. Быстрее!
Один пролет лестницы можно преодолеть в два прыжка. Кто не пробовал — попробуйте. Это нетрудно, когда очень хочется кого-то догнать. Можно даже и в один прыжок, если себя не жалко. А чего оперу себя жалеть?
Я выскочил из подъезда. Выглядел я, наверное, устрашающе. Глаза по полтиннику, в руке пистолет Макарова. На бабок, которые о чем-то ворковали на скамеечке, во всяком случае впечатление я произвел. И на Князя тоже. Он курил, прислонившись к скамейке. Заметив меня, выплюнул сигарету, подался вперед с естественным вопросом:
— Что?
— Кто выходил сейчас? — крикнул я.
— Два лба. Вон, — кивнул на выруливающую со двора белую «Ауди».
— В машину! Они пришили Тютю! — Я распахнул дверцу и метко воткнул ключ в замок зажигания. — Арнольд — займись Тютей, — крикнул я ему, вылетевшему из подъезда.
Арнольд кивнул, по дурной привычке отмолотив языком что-то вроде — «там уже все сделано до меня».
Я рванул машину с места на второй скорости — только кошки из-под колес разлетелись в стороны.
— Давай жми, — Князь передернул затвор пистолета.
А то мы без него не знаем. На дороге «Ауди» ушла далеко вперед и маячила где-то у светофора.
— Ну же! — хлопнул по панели ладонью Галицын.
Из моего драндулета я и так выжимал сколько мог. Я надавил на кнопку сигнала. Выжал газ. Мы бешеным мулом пролетели на красный свет.
Сперва те, в «Ауди», не усекли, что к ним прицепились.
А усекли, когда выехали на шоссе — прямое, ведущее из города.
— Ну же! — ерзал Князь.
Дальше все было просто. У «Ауди» мотор — не моему чета. У моей лошадки и в лучшие времена движок тянул лениво.
— Уходят! — ярился Галицын.
— Считай, ушли, — я сбросил скорость. — По «02» надо звонить. Номер засек?
— Да, — Князь протянул пачку сигарет с записанным номером.
Это только в кино из полицейской машины связь с дежурным и всеми постами. С моей рации можно только за километр связаться точно с такой же рацией.
Оповестив по телефону-автомату дежурного, мы вернулись на Конноармейскую. Я поднялся на этаж. «Скорой» еще не было.
— Клиент скорее мертв, чем жив, — сообщил Арнольд. — Чем его? — спросил я. — Финарем. Вон лежит.
— Князь, ты лбов этих опознаешь? — повернулся я к Галицыну.
— Лбы как лбы. Точнее, один — лоб. Второй — мелкий… Узнаю.
— Найдем мы их, — заверил с неубывающим оптимизмом Арнольд. — Дурак, — нагнулся он над трупом Тюти. — Лучше бы ты тогда от нас не бегал…
Совсем без проблем жить скучно. А когда их перебор — жить становится тяжко. Еще один труп по этому делу. Правда, у нас за него голова не должна болеть. Тютей должен заниматься убойный отдел да опера из отделения. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это убийство — звено в цепочке, которую мы тянем. Тянем-потянем, вытянуть не можем. Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота…
— А может быть, этот? — спросил Женя Рыжов — опер из убойного отдела, тыкая пальцем в очередную фотографию.
— Нет, — покачал головой Галицын.
Он сидел за столом и просматривал уже четвертый по счету альбом. Там были приятные, средней противности и просто отвратные морды представителей преступного мира нашего города. И Арнольд должен был высмотреть тех, кто выходил из подъезда дома на Конноармейской. Вообще опознавать мельком виденных людей по фотографиям — занятие малоперспективное. С недавнего времени начали создавать видеотеки преступных рож, но пока достаточно скудные.
— Этот похож, — сказал Арнольд, указывая на отъевшуюся ряху.
— Алексей Стахов, — кивнул Рыжов. — Провел год в сизо за наемное убийство. Освобожден за недоказанностью.
— Похож, но не он. Процедура продолжилась.
— И этот похож, — Арнольд ткнул в другую фотокарточку.
— Обвинялся в изнасиловании, — сказал Рыжов. — Освобожден за недоказанностью.
— Не он… А вот этот?
— Обвинялся в разбое. Освобожден за недоказанностью, — зачитывал данные Рыжов.
— Да что ж они все освобождены-то? — возмутился Галицын.
— Так дела расследуют. И так судят.
— И так подмазывают, — поддакнул я.
— А кому надо сажать бандита? — хмыкнул Рыжов. — Бандит — часть социально-экологической ниши. Как волк. Охраняется государством.
Ту «Ауди» мы установили. Она была зарегистрирована на вечно пьяного алкаша из пригорода. Он вообще не понимал, кто мы, что мы и о какой «Ауди» говорим. Получив от нас бутылку водки, он припомнил, что какой-то житель гор попросил оформить машину и доверенность. В нотариальной конторе установили, что машина по генеральной доверенности передана некоему жителю Ингушской Республики. Ох, эти доверенности. Одно время стало модным регистрировать иномарки на жителей районов, пострадавших от Чернобыля, — там для них дикие льготы. Потом подсчитали, что в одной такой радиоактивной деревне на старичков и старух приходится по пять-шесть иномарок, а на одну старуху был зарегистрирован спортивный «Мерседес» за две сотни тысяч долларов. Естественно, все машины эксплуатировались по доверенностям. Чудны дела в нашей стране.
— Он — не он, — покачал головой Галицын, разглядывая очередную морду. — Нет, не он…
Он пролистнул страницу и покачал головой:
— Тошнит от этих лиц.
— Прервемся, — кивнул Рыжов.
— Вот он, — вдруг неожиданно воскликнул Галицын.
Рожа, на которую он указал, еле влезала на карточку.
— Только волосы сейчас покороче, — сказал Князь.
— И как узнал? — спросил с сомнением Рыжов.
— Губа нижняя оттопырена. Глаза свинячьи… Точно, он.
— Долматов Евгений Павлович, — сказал Рыжов. — Срок за разбой. Обвинение в убийстве…
— Освобожден за недоказанностью, — поддакнул я.
— Угадал.
— Чего тут угадывать, — улыбнулся я. — Это система… Что на него есть?
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая