Право выжившего - Рясной Илья - Страница 33

• Предыдущая
• 33/41
• Следующая

Тогда Косарев по телевизору, стоящему на сейфе в углу кабинета, смотрел на генерала Лебедя, обнимающегося с чеченским лидером Асланом Масхадовым и подписывающего договор о совместном патрулировании Грозного и о выводе войск. Косарев на некоторое время впал в оцепенение. Потом он встал и отправился в магазинчик на первом этаже управления. Там купил две бутылки кристалловской водки и, вернувшись в кабинет, сообщил Мартынову:

— Сегодня надо напиться. Поехали ко мне в гости.

— Да теща просила кое-чем помочь, — промямлил Мартынов.

— Плюнь. Говорю — поехали.

— Ну, поехали…

Косарев тогда жил (и живет по сей день) в однокомнатной квартире на четырнадцатом этаже. Из окон открывался вид на реку, на монастырь и две старинные церкви на берегу. Мебели в комнате было немного. Стол, три стула, жесткая, неудобная кушетка. В углу висела икона Божьей Матери. На стене была прилеплена большая репродукция — портрет маршала Жукова со всеми орденами. Так же на стенах висели плакаты с изображениями человеческих тел и ладоней, усеянных акупунктурными точками и какими-то иероглифами. Пол-комнаты занимали силовые тренажеры, большая боксерская груша. На полу лежали две двух пудовые гири. На низкой тумбочке стоял старый черно-белый телевизор, а рядом двухкассетный магнитофон.

— Ну, давай, — Косарев поднял стакан и залпом выпил его, крякнул и не удосужился даже закусить.

Сперва пили молча, чокаясь без тостов. Настроение у Косарева было хмурое. Он пил, не пьянея, лишь лицо его слегка покраснело. Наконец, выпитое все-таки дало о себе знать. Он преисполнился злым цинизмом, язык его развязался.

Со стуком поставил стакан на стол.

— Предали армию, подонки.

— Да не переживай ты так, Серега, — язык Мартынова наоборот начинал заплетаться.

— С самого начала нас предавали там. И били в спину. Все, кому не лень.

— Человек есть существо продажное, — философски заметил Мартынов, хрумкнув соленым огурчиком.

— Еще в начале девяносто пятого, как только бандюг из Грозного выбили, война, считай, была закончена. Додавить оставалось. И тут перемирие. Это, считай, все равно что во время боев под Берлином садиться за стол переговоров с Гитлером и обсуждать, нужна ли ему еще Россия до Урала или он меньшим удовлетворится. Как мы их дожимать начинаем — сразу новое перемирие.

— Там, где варятся бабки, там жизни солдат и интересы страны ничего не значат, — изрек очередное философское откровение Мартынов и потянулся снова разливать по стаканам «кристалловку».

— А теперь за столом переговоров — наши генералы и бандюги, по чьему приказу больницы брали, женщин и детей убивали. Войска выводим. Совместное патрулирование. С бандитами. Эдак нам предложат с «правобереж-цами» договор подписать и улицы совместно патрулировать. Или москвичам с солнцевской мафией.

— А чего? Мысль. ,

— Мысль… Володь, с этими договорами, чую — тут оперативная комбинация. Или американцы сработали, чтобы нас мордой в грязь ткнуть. Или чеченцы. Это настоящее предательство. Кстати, недавно поднял литературу. Оказывается, Власов с такими же словами сдавал в плен своих солдат, как сегодня сдают их в Чечне. «Дабы избежать кровопролития». А что потом будет еще больше крови — это никого не волнует. А она будет. Предательство! — Косарев хлопнул ладонью по столу.

— А сейчас вся жизнь — предательство. Это оказался выгодный промысел — предательство. Предательство — главное слово эпохи, — Мартынов пьяно клюнул носом, но тут же приосанился и поднял стакан. — Выпьем?

Звякнули стаканы.

— Плюнуть теперь на эту Чечню и забыть, — Мартынов икнул.

— Они сами о себе напомнят. Смотри, считай, половину населения Чечни, тех, кто за Россию был, мы отдали на растерзание бандитам. Уже сейчас их под нож пускают. Так?

— Угу.

— Еще года три назад все краденые машины, все беглые преступники, все авизовочные наворованные миллиарды шли прямиком куда? В Чечню. Так?

— Угу.

— Но тогда мы этот режим не признавали. А теперь им на пять лет гарантируют полнейшую свободу, в том числе и от уголовного кодекса, лишь бы они оставались в составе России. Все им отстроим. Часть денег бюджетных они разграбят. Пять лет там будет в составе России суверенный центр наркомафии, рабовладения, торговли человеческими органами. Потом воцарится свободная Ичкерия — пиратская республика. К тому времени ее щупальца сдавят экономику России, окончательно опутают коррупцией госвласть, они запугают все население России.

— Обязательно, — снова икнул Мартынов.

— А пока они полезут баламутить другие республики Кавказа, Татарстан. «Нохчей», которые кровь нашим солдатам пускали, уже ждут в Крыму — там татары давно на русских ножи точат. Кровушка хлынет похлеще, чем в Грозном в январе девяносто пятого. Ох, головы полетят… Во, договора понаподписывали. И еще по телевизору некто с казарменной тупостью вещает:

«Ура-патриотов на фронт пошлем». А я готов на фронт. Только дайте «духов» душить, а не заставляйте им зад лизать. Не добивайте нас бесконечными переговорами и перемириями.

— Размечтался.

— Военной-то проблемы там не было. Преданная война! Первое военное поражение в борьбе с организованной преступностью!

— Да плюнь ты на все. Чего суетиться? — пожал плечами Мартынов.

— Плюнуть? На отрезанные головы наших солдат? На кастрированных пленных, замученных до смерти? Давай, плюнем.

— Должен же кто-то был закончить войну.

— Капитулировать? Мы так могли все войны закончить. И очень быстро. Сдаться Наполеону, Гитлеру. Только проигранные войны для России кончаются плохо. Цусима — революция девятьсот пятого. Неудачи первой мировой — революция семнадцатого. Поражение в Афганистане — развал страны девяносто первого. А что вслед за этим поражением? Полный развал?

— Да все уже давно и так развалено.

— Ты знаешь, какое ощущение? Россию опустили. Отпетушили, как на зоне. Теперь Россия опущенная. Собственное достоинство, безопасность — все соответствует опущенным. Опустили нас несколько политиканов, журналистов и деятелей в генеральской форме! — Косарев врезал по столу так, что бутылка с водкой подскочила и упала. Мартынов проворно подхватил ее и содержимое почти не убыло.

— Да чего ты убиваешься-то?

— Народ наш, — пьяно качнувшись, произнес Косарев, — петухи сейчас. Никому ничего не интересно. Петухов, кстати, на зоне неплохо кормят. И работать не заставляют. Только задницу подставляй — и живи сыто и довольно. Это тот народ, который и французов, и Гитлера, и всех бил. Тьфу…

— Ты экстремист натуральный, Серега. Тебе в террористы подаваться. Шире надо смотреть. Да и вообще — чего кипятиться? От нас-то что зависит? От двух пьяных ментов. Что мы можем?

— Что-нибудь можем. Человек всегда может что-то изменить. Пусть немного, но все-таки.

— Так выпьем за это, — Мартынов поднял стакан…

Война настигла русских уже в Москве. Убежать от нее не удалось. Ее голос был грохотом взлетающих на воздухдомов.

Как только началось вторжение бандитов в Дагестан, Косарев добровольно напросился на три месяца в следственно-оперативную группу. Увидел там то, что и ожидал тюрьмы для содержания рабов, склады оружия, следы крови в подвалах — там пытали русских людей, видеозаписи показательных казней, отрубания голов. Агрессия исламского фундаментализма — это ничуть не лучше фашистских орд и дивизий СС.

Косарева отвлек от дурных мыслей звонок.

— Косарев у телефона… Да. Привет… Правда? Отлично, — Косарев бросил трубку.

— Что? — спросил Мартынов.

— Тут по убийствам Соболева-Керимова кое-что выплыло…

• Предыдущая
• 33/41
• Следующая