Охота на уродов - Рясной Илья - Страница 17

• Предыдущая
• 17/17

— Какой, на хрен, ОМОН, — махнул рукой Павлов. — Сами возьмем.

— Главное, в хату попасть. Как?

— Посмотрим.

Они поднялись на пятый этаж. Постояли рядом с дверью. И остановились на самом простом варианте. Павлов спустился на этаж вниз и уговорил тетку за пакет риса и упаковку макарон, которые он купил себе на вечер, позвонить в дверь и произнести:

— Из РЭУ. Квитанции о новом налоге за квартиру надо передать.

— Пошла ты, — донеслось из-за двери.

— А то милиция проверять будет. Бумажку оставить только, и все.

Сработало. Дверь открылась. В проеме появился Туман в синей майке с надписью «Фиджи».

— Здорово, — Павлов прошел в комнату, животом вдавливая Тумана в стену, а потом, разворачивая и снова припечатывая к стене. — Представляться надо?

— За что? — замычал Туман, рот и нос были прижаты к стене, и голос был неважнецкий.

— А ты забыл?

Привели понятых. Все путем. Пистолет лежал под ворохом одежды.

— Чего молчишь? Будешь рассказывать? — зевая, спросил Павлов, когда Аркаша, которому доверили руль, тронул «Фиат».

Павлов ощущал, как напряжение уходит, остается облегчение и радость от того, что закончилось все хорошо. Банда взята без единого выстрела.

— Ничего не знаю, — растягивая по-шпанскому буквы, выдал Туман.

— Твое дело. — Павлов еще шире зевнул. Показания Тумана были не особенно и нужны. Доказательств и без его показаний вагон.

В отделе в большом кабинете, откуда выгнали оперов, разговор был на троих — Аркаша, Павлов и Туман.

— Ну что. Туман, поговорим? Прокурорский следователь попозже будет, пока перекинемся словечком. — Павлов уселся напротив Тумана.

Туман не ответил. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу.

— Будем говорить? — спросил Аркаша. Туман презрительно скривился, нахально глядя на оперативников.

— Хрен тебе, дядя.

— Даже так, — удивился Павлов.

— Ага. — Туман потянулся к пачке сигарет, оставленной на столе операми, вынул одну из них. На его действия взирали с мрачным спокойствием. И тут он начал качать права:

— Я имею право на звонок. И без адвоката не скажу ни слова.

— Ни слова? — удивился Аркаша.

Туман не оценил многообещающей интонации.

— Ага. Менты клятые.

Его слишком вежливо брали и слишком трепетно с ним обращались, и такая уж у него натура: чувствуя мягкость, он принимал ее за слабость и наглел до самого предела, который только был возможен.

— Хер вы меня посадите, придурки!

И тут у него взорвалось в голове. Аркаша бил его ладонью. Когда Туман слетел со стула, Аркаша поднял его, сжал ему горло так, что дыхание перекрыло, снова сбил с ног.

— Тут и сдохнешь, мутант чернобыльский, — сказал Аркаша.

Тут еще пару раз, умело, так, чтобы на теле не оставалось следов, приложился Павлов и потом поднял руку:

— Хватит… Давай, гнида, пиши признанку…

Но Туман ничего не смог написать. Он впал в ступор. И отошел уже ближе к суду, когда в институте Сербского его накачали транквилизаторами. Но окончательно в себя так и не пришел. Стал каким-то заторможенным. Дерьма в нем не поубавилось, но взгляд ежеминутно становился одичалым, а потом тупым.

Жара стояла, как в пустыне летом. Вообще, июнь выдался необычно жарким. В прошлом году тоже было жарко, но не так.

В кабинете вентилятор гонял горячий воздух. Павлов бутылку за бутылкой извлекал из холодильника и жадно пил холодную газированную воду, но легче от этого становилось не надолго.

Прошел год, как взяли Тумана и его банду. Дело было громкое. Рассматривал его суд присяжных. Шварца и Кикимору оправдали. Суд присяжных для того и собирается, чтобы оправдать убийц, в основном потому, что те выглядят невинными и врут искренне. Потом был пересуд, тут уж осудили всех. Не повезло больше всех Туману, он как раз перед налетом на обменный пункт справил свое восемнадцатилетие и получал срок уже как взрослый. Двадцать лет ему предстояло провести в зоне. Тюрьма отхватил червонец. Шварц — девять. Кикимора — как слабый пол, и учитывая чистосердечное раскаяние, — обошлась тремя годами и принудительным лечением от наркомании. Может, ей оно и лучше, потому что на иглу она садилась все крепче, а в зоне у нее не будет такого свободного доступа к зелью.

Туман, несмотря на солидную статью — бандитизм, — долго спокойно жить на зоне не смог. Дал знать подлый нрав. Таких даже уголовники не любят, так что один раз его предупредили, когда сотворил что-то непотребное. А второй раз просто опустили, так что на двадцать лет ему было гарантировано секс-обслуживание уголовников. Павлов эти дерьмовые тюремные традиции не одобрял, но по отношению к Туману это было вполне справедливо.

Послышался осторожный уважительный стук, и Павлов крикнул:

— Открыто.

В кабинет вошел Золотой, ставший преемником Плотника. Его ребята стали выбиваться из-под контроля, так что Павлов пригласил его на профилактическую беседу.

— Слышь, Золотой, оглянуться не успеешь, как сам в камере окажешься, если твои уроды будут в районе беспредельничать, — сразу рубанул Павлов.

— Кто беспредельничает?

— Туз. Кузьма. На коммерсов московских наехали.

— Да они без моего ведома куролесят. — Золотой устроился на стуле, потупив взгляд. — Потом, заявы-то не было.

— Заява будет — тогда я с тобой и говорить не буду, Золотой.

— Да ладно, не кипятись.

— Смотри, Золотой… Плотник куда лучше этих придурков в руках держал.

Золотой раздраженно посмотрел на начальника уголовного розыска, но вынужден был согласиться и вздохнул:

— Хороший был мужик. Крепкий.

— Крепкий, — согласился Павлов.

— Зря вы тех отморозков арестовали. Мы бы сами их в карьер свезли.

— Да ладно, сами… Если бы война началась, неизвестно, кто бы кого покоцал, — покачал головой Павлов. — Ты не понял, что отморозки сильнее вас? Вы привязаны — у вас дома дети, жены. А у них нет ничего. Мать-алкоголичку в заложники возьмешь? Он тебе спасибо скажет, если ее грохнешь. Дом сожжешь? Нет у отморозка дома. А у вас — дела, офисы, хаты, то да се… Понимаешь разницу между вами?

— Ты не прав, Кондратьич.

— Прав. И получается, что именно они бандиты, а вы так, люди, которые гнут пальцы, и все верят, что у них серьезные намерения.

— Ну ты загнул.

— Все, двигай отсюда. Золотой.

Павлов подождал, пока за Золотым закроется дверь, и томно вытянулся в кресле.

Новый день начинался… И угнетала мысль — отморозков с каждым днем все больше. И если в былые времена они мечтали об одном — нажраться водки и отметелить кого-нибудь ногами в городском парке, — сегодня они садятся на иглу, которая вышибает остатки мозгов. И сегодня, насмотревшись фильмов, рекламы и красивых витрин, они мечтают получить разом все, они мечтают о больших деньгах. И им пока не хватает одного — оружия.

Вот только оружия становится все больше.

Неужели за ними будущее? И ему доживать в стране, где будут заправлять эти уроды?

Павлов поежился и отогнал от себя эту мысль.

• Предыдущая
• 17/17