Наше дело — табак - Рясной Илья - Страница 20

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая

На самом деле у «заместителя Корейца по приграничным делам» была слабость — после третьего стакана он становился сентиментальным и из него перло человеколюбие, в котором в трезвом виде он замечен не был. Ему вдруг почему-то хотелось сделать всем приятно. Кончалось тем, что он поил весь кабак и, к чести его, наутро не убивался из-за своего благородного порыва, потому как к деньгам относился без излишнего пиетета и швырял их, Шальные и легкие, по настроению и без жалости.

— Ломоносов — он достиг этого. Заработал по жизни право по три тысячи в кабаке спускать, — озвучил Сова явно не собственную, но глубоко вколоченную в его голову мысль. — И я заработаю, если постараюсь.

— Уже заработал, — кивнул Ушаков.

Для ареста Ломоносова показаний Совы было явно недостаточно, но все равно имело смысл рискнуть и задержать ближайшего помощника Корейца. Сейчас за ним отправятся оперативники по адресам — домой, в спортзал, в любимый кабак в центре Суворовска.

— А Богомол? — вдруг встрепенулся Сова. — Что он говорит?

— Ничего, — ответил Ушаков. — И вряд ли что-то скажет.

— Почему?

— Он мертв…

Сова вдруг снова начал утрачивать прочную связь с реальностью. Вдруг обожгла мысль — а если бы не Богомол, а он сам валялся простреленным на дороге и сейчас бы дожидался вскрытия в морге? Он обхватил что есть силы голову руками, будто не давая ей лопнуть. И вдруг в голос взвыл.

Наконец настали теплые весенние деньки. Весна в этом мае и так выдалась слишком дождливая. Посетители кафе «Ипподром», в народе именуемого «конюшней», предпочитали сидеть на белых стульях за круглыми столиками на улице. Часы только что отметили четыре дня. Народу было немного. Заездов сегодня не шло, и обычная ипподромная шушера сейчас не толкалась здесь.

Глушко и Арнольд тоже устроились за столиком на улице. Первый тянул пиво прямо из банки, второй посасывал апельсиновый сок, впрочем, без всякого удовольствия. Разговор был тяжелый и неприятный, о чем не составляло труда догадаться по их лицам.

Ипподром. Сколько связано с этим местом. Когда эти двое людей были друзьями не разлей вода, они наведывались сюда постоянно. Был грешок — любили подергать удачу за хвост. Они никогда не выигрывали и не проигрывали много — хватало ума не слетать с катушек от азарта. Но волна общего ипподромного помешательства сладостно захлестывала их. Тут была своя микросреда, свои «жучки», свои авторитеты. Здесь крутились немалые деньги. Сапковского друзья тоже несколько раз брали с собой, но тому было здесь скучно. У Плута с детства был слишком трезвый и расчетливый ум для того, чтобы увлечься какой-то «жеребячьей рулеткой».

— Когда мы делали ставки последний раз, а, Валер? — с грустью произнес Арнольд.

— Четыре года назад, — не задумываясь, сказал Глушко.

— Четыре года…

— Еще соплями облейся по нашему счастливому прошлому, — хмыкнул зло Глушко.

— А что, не было его?

— Мало ли что было. Кончилось…

Действительно кончилось. Последний удар по былым добрым чувствам нанесли те две фуры, которые Арнольд толкнул без ведома партнера. Глушак никому ничего не прощает. Не простил и этого.

Глушко, Колпашин и Сапковский выросли в одном районе. Сошлись, когда молотили груши в юношеской спортшколе «Буревестник». Лучше всего, понятное дело, получалось у Глушака — тот где брал не силой, так злостью — ее всегда имел переизбыток. Он тогда быстро стал кандидатом в мастера спорта. Глядишь, со временем и в сборную России попал бы, если бы вовремя не остановили. Плут и Арнольд застопорились на первых разрядах, но их хватало, чтобы в случае чего расквасить кому угодно морду.

Да, прошлое, как ни крути, роднит. Вместе они, трое, били боксерские груши. Вместе ходили на дискотеки. Вместе дрались со шпаной из соседнего района. Потом их пути временно разошлись. Каждый отправился по своей тропинке. Плут — на экономический факультет Полесского университета, Арнольд — в высшее военное училище, а потом на Дальний Восток в отдельный батальон связи, Глушко — в тюрьму.

Собрались снова восемь лет назад. Арнольд уволился из армии и стал очередным, незнамо каким по счету, безработным офицером с молодой женой и только что родившейся дочкой на руках — злой, безденежный, но полный решимости взять все от жизни, в которой его так жестоко кинули. Не слишком приятно ощущать себя никому не нужным и вышвырнутым за борт. Плут, поработав в торговле, осваивал кооперативный бизнес и уже начинал в этом преуспевать, но мешали конкуренты, рэкет и много чего другого. Глушко находился на перепутье, не в силах определиться окончательно — то ли пойти угонять машины, то ли пристроиться в рэкетирскую бригаду в Кумарино.

— Один не воин, — сказал Плут, когда они собрались в баньке, той самой, в которой собираются и до сих пор. — А втроем мы много сделаем…

И стали делать дела, с самого начала определив для себя: чтобы завоевать место под солнцем, хороши все средства. Или почти все.

Чем только не пришлось заниматься. Сначала просто челночили, ввозя из Польши ширпотреб. Используя свои обширные тюремные связи, Глушак отбился от наглого рэкета. И дела пошли в рост.

Хочешь жить — вертись. Пару раз ушлые ребята кинули друзей, пару раз приходилось кидать им — так, набивая шишки и затачивая зубы, они учились делать деньги.

Когда в страну железным потоком хлынули иномарки, радуя истосковавшихся по красивым игрушкам россиян, к этому бизнесу в Полесской области приложились все кому не лень. Прибыли в нем были немалые при минимуме материальных и максимуме нервных затрат. В Германии «мере» пятнадцатилетней давности в отличном состоянии, на ходу можно купить за две-три сотни марок, в России его цена может возрасти до трех-четырех тысяч долларов. Трое неразлучных друзей, скованных теперь, как цепями, общим делом, начали гнать с Запада автомашины.

Бизнес этот тогда еще не был окультурен, еще не определились четкие правила, и нелегкое дело наведения порядка еще не взвалил на свои плечи Кореец с товарищами, поэтому биться за место под солнцем приходилось день за днем, и биться порой жестоко.

Всякое случалось в ту дикую пору. Не раз они ездили на стрелки, отстаивали свои права перед одними бандитами, привлекали для этого других бандитов. Стиснув кулаки, смотрели на свои пылающие машины, а потом посылали ответные приветы. И дрались они вместе, плечом к плечу во время автомобильных войн с разномастной шушерой — нож на нож, ствол на ствол, упрямство на упрямство. Окунали мордой в грязь должников и стреляли им из пистолетов над ухом. Все трое грязной работы не чурались, только Плут корчил морду, когда его звали на разбор, заявляя, что в душе он бухгалтер, а не мастер разборок. Доводилось Арнольду выкупать Глушака после неудачного наезда на конкурентов у ментов, отдавая последнее, влезая в долги. Он делал это без тени сомнения, потому что был уверен — они все равно поднимутся. Ведь вместе они сила, а поодиночке — никто.

Постепенно от торговли машинами пришлось отходить — были для этого причины. Они начали торговать, водкой. Тогда бизнес был в самом расцвете, селевым потоком ворвался в страну так хорошо знакомый, даже, можно сказать, родной, оставивший зарубки на печени половины ее граждан польский спирт «Рояль». Пошла дешевая польская водка, без акцизов, пошлины, налогов на добавленную стоимость, часть ее потом скупали сами поляки и возвращали себе на родину, зарабатывая на этом двести-триста процентов прибыли. Водочные завязки были даже покруче, чем автомобильные, а разборы пожестче.

На водке друзья едва не вылетели в трубу. Они сдуру вошли в долю с фирмой «Лама», которая к Новому году решила ввезти в Полесск крупную партию винно-водочных изделий из Польши по бросовой цене и привлекала для этого большие средства со стороны, потому что сама не могла потянуть все. Умники из «Ламы» решили убить двух зайцев — заколотить хорошие деньги и опустить конкурентов, в основном будущего короля теневого Полесска Шамиля Зайнутдинова. Шамиль завис над пропастью. Проблему ему надо было решать очень быстро, И решил он ее с российской незатейливостью. Сколько он отстегнул таможенникам — загадка, но, видать, немало. Во всяком случае, весь груз «Ламы» вдруг был задержан на неопределенное время для проверки, а частично вообще изъят из-за несоответствия документов и реально ввозимой продукции. «Лама» пролетела с шумом и свистом мимо прибылей и грохнулась в страшные убытки, и трое друзей вместе с ней стали считать потери.

• Предыдущая
• 20/80
• Следующая