Цеховики - Рясной Илья - Страница 6

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая

— Ваня-я! — заливалась бичиха, вцепившись пальцами в решетку. — За что они тебя, родимого-о!

— Заткнись, пугало болотное! — вдруг заорал «синяк». — Какой я тебе Ваня?

Бичиха покачнулась и внимательно осмотрела «синяка», съежившегося на скамейке в камере напротив.

— Бр-р, — тряхнула она головой так, что щеки заколыхались, как резиновые, и неожиданно спокойно произнесла:

— Обозналась. А я думала, что ты Ваня.

— Из-за тебя все, харя бомжицкая! Чтоб ты ходули протянула, змея подколодная!.

— Извини, ошиблась, мужик, — бичиха махнула рукой, бухнулась на скамейку рядом с задержанной спекулянткой, торговавшей на рынке колготками, и уснула сном младенца…

Все было ясно как день — «синяк» продавал краденое. Куртку он стащил или на квартире, или просто снял с какого-нибудь прохожего. Поэтому за него взялся оперативник из отдела по борьбе с хищениями личного имущества. Прежде всего он напросился к «синяку» в гости якобы для того, чтобы забрать там паспорт. Квартира была двухкомнатная, насквозь пропитанная запахом водки и дешевого вина, заваленная ненужным хламом и не убиравшаяся месяца два. Прямо на столе лежали серебряные вилки-ложки, гордо возвышался серебряный подсвечник и стоял японский двухкассетный магнитофон.

— Где достал? — спросил оперативник.

— Подарили, — буркнул «синяк».

— Кто? Общество защиты животных?

— Дядька из Свердловска.

— Может, и адрес его дашь?

— Дам. Только он сейчас на северную вахту уехал. Вернется через полгода.

— Он тебе все время серебряные вилки дарит?

— Иногда.

— Любит, наверное, тебя, сиротинушку… Лучше сразу все скажи. Все равно сидеть, так хоть чистосердечная признанка пойдет.

— Ха, не учи ученого. Дядька подарил — и точка.

— Я бы на твоем месте выдумал что-нибудь получше. Вряд ли судья купится на такую туфту. Думай, голова, думай…

По сведениям из информцентра области данные предметы не проходили как похищенные. Зная страсть милицейских чиновников к укрывательству преступлений, оперативник областного угрозыска обзвонил каждый райотдел и убедился, что никакие потерпевшие об этих вещах не заявляли. Было несколько вариантов. «Синяк» мог пошуровать в соседней области. Тогда дело дрянь. Если послать туда запрос, то в ответ коллеги пришлют глухие материалы по квартирным кражам, закроют квартал с прекрасной раскрываемостью, и не беда, что потом получат все обратно — главное за отчетный период цифры хорошие. Возможно, также, что хозяева обворованной квартиры находятся в отъезде, и тогда нужно ждать, когда они объявятся и придут в отделение милиции с заявлением. Если же ничего не изменится, то придется «синяка» отпускать да еще возвращать ему вещи как боевой трофей, и ничего тут не поделаешь.

За сопротивление работникам милиции «синяк» отправился на пятнадцать суток и старательно мыл пол в столовой областного УВД. Там его и нашел Пашка Норгулин. Ведь «синяк» был не кем иным, как Кузьмой Николаевичем Бородулей, тем самым, о котором говорил свидетель Григорян.

— Что нам с ним делать? — спросил Пашка. — Допрашивать будем?

— Успеется, — возразил я. — Ему еще десять суток сидеть. Давай сделаем у него еще один обыск, может, найдем что-то важное. Завтра проводим опознание вещей с участием Новоселовой. А твои опера пусть покопают окружение Кузьмы, выяснят, чем он занимался в день убийства. Лады?

Проводить любое опознание, особенно вещей — занятие непростое и очень суетливое. Каждый предмет нужно предъявлять в ряду с двумя похожими, чтобы свидетель мог выбрать — тем самым сводится на нет возможность ошибки.

Два магнитофона и кожаную куртку мне удалось найти в комнате для хранения вещественных доказательств. Вторую кожанку Пашка взял у своего брата. Вилки я нашел дома. С подсвечниками было совсем тяжко — пришлось обзванивать всех знакомых, которые выслушивали меня, как дурака.

Следующим утром я разложил вещи на двух сдвинутых столах и прикрыл их газетами. Все, теперь предстоит бой быков — общение с женой покойного Новоселова. В молодости она была продавщицей в винном магазине, и, могу поклясться, это являлось ее истинным призванием в жизни. Алкаши, наверное, боялись ее как огня.

Пол начал трястись еще до того, как Новоселова ворвалась подобно урагану в мой кабинет. Стокилограммовая туша, туго упакованная в фирменное французское платье. Лицо, однако, было довольно привлекательным — как у буренки, с большими карими глазами. Судя по паспорту, лет десять-пятнадцать назад она была раза в два худее и внешне очень даже ничего…

— Здравствуйте, — кивнул я, представляя примерно, что сейчас начнется. И не ошибся.

— Сколько можно! Мужа убили? Убили! Теперь меня своими вызовами в могилу свести хотите!

— Это не мы вашего мужа убили, — развел руками я. Пашка сидел в углу и наслаждался этой сценой, дирижируя в такт воплям Новоселовой.

— Это где такой закон есть, чтобы людей по двадцать раз по милициям и прокуратурам таскать? Что же такое творится? Я ща как пожалуюсь! В пятый раз уже вызывают.

— В четвертый, — поправил я.

— В четвертый раз! Затаскали совсем, — снова завопила Новоселова.

— Замучи-или, волки позорные! Замордовали! — нараспев взвыл я и вежливо осведомился:

— Выпустили пары?

— Ну что за выражения? — кокетливо повела мощными плечами Новоселова.

— Мне нужно, чтобы вы опознали вещи, они могут быть с вашей дачи.

— А я их вспомню? Вся дача барахлом завалена. Саша все собирал, собирал, но в могилу не унесешь. А я сама ничего, кроме тряпок, не покупала. А так — все он. Каждую ложку наперечет знал. А мне без надобности, — вздохнула Новоселова.

— Обычно в семьях бывает наоборот — жены все знают.

— А у нас было так.

— Попытайтесь все же вспомнить.

— Ладно уж…

Пашка пригласил понятых и взвел фотоаппарат со вспышкой, который я вручил ему для фиксации следственного действия.

— Ваша задача удостоверить факт, содержание и результат следственного действия, — начал я объяснять правила и обязанности понятым.

Я снял газету со стола, под ней были разложены три куртки с прикрепленными к ним номерами.

— Скажите, есть ли среди этих предметов те, которые принадлежат вам?

Новоселова брезгливо отодвинула в сторону принесенную Пашкой куртку.

— Мой муж на помойках вещи не подбирал.

Потом внимательно изучила куртку, найденную в хранилище вещдоков, и неожиданно жахнула ладонью по куртке, изъятой у Бородули.

— Наша.

— Точно?

— Я же говорю — наша.

— По каким признакам вы опознали этот предмет? — последовал стандартный вопрос — в протоколе должно быть указано, по каким признакам было произведено опознание.

— А откуда я знаю? Мое — и все дела.

После некоторых препирательств было отмечено: «по выделке, фурнитуре, форме пуговиц и крою».

Вслед за этим Новоселова быстро опознала магнитофон и вилки, зато подсвечник выбрала явно не тот. Ладно, одна ошибка не в счет.

Опознание было закончено. Новоселова расписалась в протоколе и сухо осведомилась:

— Ну что, все?

— Пока все.

— Тогда постарайтесь побыстрее вернуть мне вещи. И найдите наконец того, кто убил моего мужа. Иначе зачем вам тут зарплату платят? — В Новоселовой вновь взыграла стервозная часть ее натуры.

— Всенепременно, Наталья Владимировна, всенепременно, — закивал я.

Когда она вышла, Пашка хлопнул в ладони:

— Все, кранты Бородуле. Подработаем его еще чуток и будем колоть.

— По-моему, мы раскрыли это убийство, — сказал я.

— По-моему, тоже, — кивнул Пашка.

— Премию дадут. Рублей двадцать. Это тебе не хухры-мухры, а два пузыря водки.

— Вам, наверное, дадут двадцать. У вас фирма нищая. А мне не меньше тридцатника обломится.

— Вот это да! Две сотни раскрытий — и машину купить можно…

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая