Большая стрелка - Рясной Илья - Страница 5

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая

Политик являлся ближайшим сподвижником и помощником депутата Госдумы от одной широкоизвестной партии, которая, как мусоросборная машина, собирала в свои ряды бизнесменствующих воров и вороватых бизнесменов, влиятельных представителей сексменьшинств. В принципе, не было никого, кого бы туда не приняли за соответствующую оплату. От этой партии, оплота либерально-демократических реформ, и собирался баллотироваться Политик на освободившееся место в Государственную думу по одномандатному округу в одной малонаселенной северной республике. Но главное его занятие — оптовые поставки водки, из которой две трети — левые.

Все было бы у Политика тип-топ, досталось бы ему место в Госдуме, да только подвели его немножко нестандартные увлечения и влечения. Он любил мальчиков, притом не старше одиннадцати лет. Охранники его фирмы находили ему детей где только могли — у детдомов, на вокзалах, в трудных семьях. И он не только предавался плотским утехам с детьми, но и записывал их на видик. Кассеты те имели хождение в кругу элитных извращенцов — политиканов, дельцов, а особенно, популярных деятелей масс-культуры.

Собственно, с этих видеозаписей все и началось. Сначала Владу попала видеокассета, и он поклялся найти негодяя. И уже потом выяснил, что этим занимается именно Политик. Только плохо, что на них были дети, но не было самого извращенца.

Владу удалось установить одного из пострадавших мальчишек, чьи родители в среднем один-два раза в неделю ночевали в вытрезвителе или в милиции. Всю жизнь их пытались лишить родительских прав, но никак не лишали. Что есть на 'свете школа — мальчишка забыл давно и прочно. Иногда подворовывал. Бродяжничал. Попрошайничал. Жил по подвалам. И однажды напоролся на «дядю Георгия».

Влад отыскал мальчишку в подвале, где тот жил еще с двумя такими же непристроенными, выкинутыми из жизни пацанами, бедняжка боялся возвращаться домой и до дрожи боялся, что его снова найдет дядя Георгий.

Что было там, на даче кандидата в депутаты Георгия Николаевича Маничева, тридцати пяти лет от роду, неженатого, образование высшее, президента ассоциации «Фонтала» и генерального директора товарищества с ограниченной ответственностью «Акраме», мальчишка говорить не хотел. Он вообще частично терял дар речи, после подмосковной дачи стал заикаться. Его била дрожь. Он был голоден.

— Сейчас пообедаем хорошенько, — сказал Влад, держа его за руку и направляясь от подвала к своей машине. — Потом поговорим.

Они устроились в небольшом недорогом кафе. Мальчишка ел жадно. Он проглатывал целые куски. И молчал. Влад осторожно, стараясь не растревожить раны, как будто снимая бинты с тяжелораненого, продвигался вперед слово за словом.

Мальчишка, симпатичный, испуганный, шмыгал носом и продолжал угрюмо молчать, когда разговор заходил о дяде Георгии. Но однажды выложил все. Постепенно он оттаивал.

И вдруг выложил такое, от чего у Влада, видавшего виды, голова пошла кругом.

Влад добился своего — в отношении Политика возбудили уголовное дело. Горпрокуратура выдала санкцию на обыск. РУБОП подготовил мероприятия по задержанию… И тут все пошло шиворот-навыворот. Охранники ТОО «Акраме», которые добывали детей, исчезли из Москвы.

Политика задержали, но богатой видеотеки на месте не оказалось.

Дальше — больше. Влад не смог найти пацана, дававшего показания, — тот исчез из детского приемника-распределителя.

С самого начала дело было тухлое. Через трое суток Политика выпустили из ИВС на Петровке, 38. Его встречала толпа адвокатов, журналистов и просто всякой рвани непонятного происхождения и рода деятельности.

Потом появились две статьи в центральной прессе и видеосюжет в передаче «Человек и закон». О чем? Ясное дело — о палачах рубоповцах, которые, выполняя политический заказ, сделали все, чтобы снять с предвыборной гонки в далекой северной республике представителя демократических сил. Ослиные уши в этих опусах виделись невооруженным взглядом, но цель была достигнута — за Влада взялись всерьез.

Сперва он долго и нудно давал объяснения в прокуратуре, притом далеко не тем людям, которых знал он и которые знали его, кто выдавал санкции на обыск Политика. Это были строгие, делавшие вид, что не понимают очевидных вещей, буквоеды. И наконец они возбудили дело о превышении власти в отношении Влада.

Влад ненавидел связываться с политикой в любом ее проявлении и с политиканами в любом их качестве. Где большая политика и большие деньги, там правосудие может отдыхать — эта истина применима ко всем странам мира, но к России она применима стократ. Так получалось, что от политики и политиков Влад никуда не мог уйти — любая серьезная шайка, которую начинаешь раскручивать, обязательно поддерживается алчным политиком. На Руси бандит и политик — как молочные братья. Им друг без друга никуда. И вот Влад наконец влип, пойдя на эту публику войной.

— Что вы можете показать касательно заявлений гражданина Маничева? — повернулся Мокроусов к Владу.

— Что все это — вранье настолько низкого пошиба, что мне даже совестно его опровергать. Мы провели обыск на его квартире. Он чистосердечно раскаялся. Никаких денег не было. Пальцем я его не трогал. Все…

Протокол. Подписи.

— Вы можете идти, — голливудовская улыбка была подарена следователем Политику.

— Конечно, — Маничев встал. Обернулся к Владу. Пряча глаза, змеей прошипел:

— Я тебя предупреждал…

Действительно предупреждал. Визжал, что Влада раздавят, закопают, изничтожат. Визжал, пока не получил легонько по круглой, наглой морде.

— Знаешь, поганка, — насмешливо посмотрел на него Влад. — Ведь детские слезы неоплаченными не остаются.

— Хватит, — хлопнул ладонью по столу следователь. — Георгий Николаевич, вы свободны.

Политик закивал и поспешно вышел из кабинета. Улыбка Мокроусова, обращенная к Владу, даже скорее не улыбка, а гримаса, была суровой.

— Ну и что дальше? — спросил Влад.

— А вас я попрошу остаться…

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», — всплыли слова из знаменитого-фильма.

— Уговаривать признанку писать будешь? — усмехнулся Влад.

— Не буду, — нервно произнес Мокроусов. Тут в кабинете и появились двое сержантов — нахохлившиеся, кажется, испуганные, в бронежилетах веселого салатового цвета.

— Он, — следователь указал на Влада. Так говорят «фас».

— Встать, руки на стену, — без особой уверенности взревел сержант, махая автоматом.

— Чего, стрелять в брата-мента станешь? — насмешливо произнес Влад, поднимаясь.

— Руки на стену!

— На стену так на стену.

Сержант пробежал руками по одежде Влада. Вытащил из-за пояса пистолет Макарова. Следователь как завороженный посмотрел на пистолет, облившись холодным потом. Он вдруг представил, что этот здоровяк-опер запросто мог его минуту назад расстрелять, и ничто бы не помешало исполнению такого плана.

— И что? — осведомился Влад.

— Гражданин Столетии, вы задержаны по подозрению в совершении преступления, — оттарабанил Мокроусов, переведя дыхание, как будто его задерживали самого.

— Ты, вообще, на кого работаешь? — спросил Влад.

— Именно работаю. На правосудие.

— Нет, следак. Ты работаешь на бандитов и извращенцев. А это грех большой, — негромко произнес Влад.

— Где же ты был, Одиссей, — прошептал Гурьянов.

Одиссей, бороздящий десятилетиями моря, участвовавший в жестоких битвах, набравший груз подвигов, однажды, возвратясь домой, видит, что это уже не его дом. И начинает считать потери.

В возвращении домой есть какая-то мистика. Гурьянов, возвращаясь раз за разом домой, обнаруживал эти самые потери. Они преследовали его, забирая самое дорогое. А еще, возвращаясь, он оставлял часть души в тех негостеприимных краях, куда кидали его злодейка судьба и приказы руководства.

Сколько он, беспокойный Одиссей, обошел стран. Сколько раз участвовал в боях, где разыгрывались судьбы планеты и ковалась история. Такая работа у начальника оперативно-боевого отдела одного из самых закрытых в СССР, а потом в России, спецподразделений — отряда «Буран», гордость Службы.

• Предыдущая
• 5/66
• Следующая