Большая стрелка - Рясной Илья - Страница 16
- Предыдущая
- 16/66
- Следующая
Еще прибилось несколько человек, но они пока были не при делах — ни про автобус, ни про налеты они были не в курсе, знали только, что Хоша и его команда занимаются серьезными делами, денег у них куры не клюют, поднялись они прилично, у них есть стволы и они готовы отодрать кого угодно. Эти ребята — шпана из Рудни. Там недостатка в таком человеческом материале сроду не было. Идешь по поселку — так везде мужички и пацаны на корточках сидят, за жизнь ба-зарят — это такая чисто зековская привычка. С детства они обирали прохожих, били шоблой людей в переулках, из дома не выходили без кастета и ножа и зубы им повыбивали в милиции. Они знали, как по понятиям жить. С ними проблем не будет, лишь бы они чувствовали в пахане силу.
Варвара и Галка были в команде с самого начала. Варвара участвовала еще во «вьетнамских войнах» — она милым голоском ворковала, что из жэка, и вьетнамцы открывали двери, после чего туда врывались «расисты». Варька поработала во время налета на торгаша — убедила его открыть дверь. Так что девки были проверенные. В общем, сложилась классическая шайка.
Надо отметить, что год Хоша потратил не зря. Успел землякам пустить пыль в глаза, и не только в Рудне его стали считать крутым. Он стал завоевывать авторитет, и к нему уже стала обращаться местная шпана, чтобы кого-то развел, на кого-то надавил. Споры между шантрапой и мелкими торгашами Хоша старался решать по справедливости, понимая, что сейчас зарабатывает себе авторитет.
Но разводить шелупонь и служить арбитром в спорах у сигаретных торгашей на плешке — это слишком убого. Нужно было искать выход на серьезных людей.
Как раз на этом перепутье и застал команду Художник по выходе из колонии.
— Работа нужна. Нужна работа, — тянул на сходняке в деревенском доме Хоша.
— Будет работа, — сказал дядя Леша.
И действительно, первый заказ он добыл, используя свои связи. Одни челноки задолжали другим за поездку некоторую сумму, отдавать отказывались, ссылаясь на то, что кредиторы тоже когда-то на чем-то их кинули. И обе стороны мерились два месяца матюгами и пустыми угрозами. У челнока, как правило, связей с преступным миром нет. С бандитами челнок общается редко. Обложить его данью трудно. Отстегивает н только в местах торговли, да и то не бандитам, а администрации рынка, которая в свою очередь платит бандитам. Так что обратиться обманутым было не к кому. Тут и подвернулся дядя Леша с предложением уладить этот спор.
Те кто не отдавал долги, были в недавнем прошлом из технической интеллигенции. В целом люди тихие, к грубому насилию не привыкшие, они таскали из Польши тюки по необходимости выжить в новых рыночных отношениях, когда на родном заводе не платят зарплату, а того, что платят, не хватает и собаке на достойную жизнь.
Хоша заказ взял. На обсуждении плана Художник сразу отмел дикие предложения типа — вывести должников в чащу и пытать паяльной лампой, пока те не отдадут деньги.
— Вы чего, кино пересмотрели? — спросил он. — Вы где живете?
Работа оказалась на редкость плевая. Один из руднянских шпанят, шестерящих на команду, просто втихаря проколол шины машины челнока и легонько ударил ломиком по лобовому и заднему стеклу, от чего по тем расползлись паутины трещин, и стекла надо было менять. Этого оказалось достаточно. Челноки решили, что на них натравили обещанных бандитов, перепугались вусмерть и на следующий день притащили деньги.
Долг был всего две с половиной тысячи баксов. Работы на полчаса, плата — тысяча баксов в карман. Прибыток не гигантский, но по тем временам, когда редкая зарплата была больше пятидесяти долларов, деньги очень немаленькие. Рубли перестали быть деньгами, в разгар гайдаровских безумств деревянный падал, как камень в колодец. За неделю цены вполне могли подняться на десять процентов. И увесистый бакс — это было ощущение уверенности в завтрашнем дне.
Потом был второй такой же заказ. Тоже невозвращенные деньги. Там было достаточно подойти к ребенку должника у колы и сказать, чтобы папа был поразумнее и думал бы больше о семье, чем о деньгах. Ну и тот же трюк с машиной. Деньги вернули очень быстро. И в определенных кругах начали расходиться слухи об отчаянных парнях, которые быстро решат любую проблему.
В третьем случае машину пришлось спалить. Вот там уж должника-азербайджанца доставили в погреб на той хате, где руднянские устраивали сходняки и отдыхали телом и душой. Уже через много лет Художник, увидев по телевизору рекламу «Хорошо иметь домик в деревне», вдруг вспомнил об этом самом домике.
Вид паяльной лампы с язычком пламени, готовой лизнуть кожу и уже подпалившей обильную растительность на груди, быстро остудил упиравшегося азербайджанца. И деньги он вернул с приличными процентами.
— Ерунда, — талдычил Хоша. — Это разве бабки? Это слезинка ребенка, как говаривал писатель.
— А где бабки? — спрашивал дядя Леша.
— Надо обменные пункты валюты брать, — заявил Брюс. — Там можно за раз тридцать тысяч баксов поиметь.
Братва склонялась к этой мысли. И дяде Леше с Художником требовалось немало усилий и красноречия удержать ее от подобных попыток. Но слово Художника хоть и ценилось, поскольку обычно было разумным, но он осознавал, что терпит его братва пока только как кореша Хоши и благодаря его славному тюремному прошлому. Такое положение его не устраивало. Постепенно он находил к каждому ключик. С Арменом обращался доверительно, нарочито выделяя его как человека разумного, говорил: «Нам-то понятно, мы же не Брюс или Блин». С Брюсом вел другую игру — доводил язвительными замечаниями его, туповатого и не умеющего дать отпор словами, до белого каления, но в критический момент сдавал назад, так что Брюс стал опасаться его острого язычка. Пришлось однажды поиграть ножом, когда каратист что-то отпустил по его адресу. Брюс сдал назад, только пробурчал «псих», видя, с какой яростью Художник бросился ему навстречу. Труднее всего было с Блином — совершенно неуправляемым, не имевшим вообще тормозов. Притом Блин в недалекости своей не мог трезво оценить своего места в команде и время от времени претендовал на большую долю в прибыли, так как благодаря своей комплекции играл роль основного вышибалы. и парализовывал одним своим видом жертвы, когда надо было вышибить деньги. Иногда он заводил разговоры и о том, что приходится слушаться всяких там умных, имея в виду Хошу, что уже было дурным признаком, поскольку в команде пахан должен быть один. И когда начинаются споры за власть, команда кончает плохо. Так что Блин был ноющим зубом, и боль эта с каждым днем становилась все сильнее.
— Тридцать тысяч, — разбрызгивал слюной каратист Брюс. Он становился все жаднее до денег, увешался золотыми цепями, мечтал о джипе и о восьмикомнатном доме красного кирпича. — А мы разводим лохов, долги возвращаем по мелочи.
— Постепенность — залог здоровья, — говорил дядя Леша устало.
— Постепенность? — саркастически хмыкал Хоша. — Много мы заработали постепенно? Фраеров разводим.
— Нарабатываем авторитет, — поддерживал дядю Лешу Художник.
— Где он, хваленый авторитет?
— Не сразу Ахтумск строился.
— А мне нужно сразу! — крикнул Хоша, привычно выходя из себя. — Уже почти полтора года херней маемся! Где она, очередь из плачущих банкиров и обобранных промышленников? Где они, миллионы зеленью, дядя Леша? Тысяча зелени за последнее дело — это куда? К нам идут только дешевки. Только дешевки, и может это тянуться сто лет.
— Нужен жмурик, — неожиданно сказал дядя Леша.
— Какой жмурик? — не понял Хоша.
— Пока кого-нибудь не замочим, так и будем мелочами промышлять. Нужно кого-то завалить — и тогда уже другие люди в очередь выстроятся…
— Да, точно, — кивнул Художник. — Кровь — лучшая реклама.
— Реклама — двигатель торговли, как говаривал Чингачгук, — кивнул Хоша.
Старший лейтенант Балабин сел на переднее сиденье «Жигулей», захлопнул резко дверцу, произнес:
— Привет.
— Здорово, служивый, — кивнул Влад. — Ты мне машину развалишь.
- Предыдущая
- 16/66
- Следующая
