Так начиналась война - Баграмян Иван Христофорович - Страница 62
- Предыдущая
- 62/125
- Следующая
Но принял он меня неожиданно сухо: будто мы впервые встретились. Назвал свою фамилию, я — свою. Усадил меня у стола и засыпал деловыми вопросами: что нового на фронте, как работает оперативный отдел, хорошие ли в нем подобрались люди, как они настроены. Теперь уже и трудно вспомнить, о чем мы говорили, но беседа длилась свыше часа.
Поначалу немного уязвленный странной забывчивостью старого знакомого, я отвечал официально и скупо, но потом увлекся его неподдельным и горячим интересом ко всему, чем мы жили, его простой, товарищеской манерой обращения и не заметил сам, как разговорился.
Рыков расспросил о моей семье. Узнав, что она эвакуировалась в Ташкент, он что-то записал себе в блокнот. Я тогда не придал этому значения. И только впоследствии, из письма жены, узнал, что молодая супруга дивизионного комиссара Нина Мартиросовна, проживавшая в то время в Ташкенте, приняла на себя некоторые хлопоты по устройству и обеспечению моей семьи на новом месте.
Когда Рыков закончил расспрашивать меня, он взял проект боевого приказа войскам 26-й армии. Прочитал его. Прочитал еще раз. Задумался. Потом быстро поставил свою подпись.
— Это хорошо, что приказ носит не столько оперативный, сколько политический характер. Он призывает людей во что бы то ни стало не допустить врага к Днепру. Каждый боец и командир должен проникнуться мыслью: для нас места за Днепром нет. И вот эту мысль и понесут в массы наши политработники и коммунисты.
Собравшись уходить, я все же спросил, неужели он не помнит меня. Рыков засмеялся, крепко обнял меня.
— Конечно узнал, Иван Христофорович, и очень обрадовался, увидев тебя. Но дело прежде всего. Вот немного полегчает на фронте — по-настоящему отметим нашу встречу.
Этот обаятельный, жизнерадостный человек своим организаторским талантом и неистощимой душевной чуткостью сразу завоевал всеобщую любовь. Ни одного вопроса он не решал равнодушно, всегда старался вникнуть в существо дела. Это был руководитель деятельный и инициативный.
Стойкость наших войск, непрерывные контрудары, которые они наносили противнику на подступах к Киеву, срывали планы фашистского командования. Во время июльских боев генерал Гальдер отметил в своем дневнике: «Операция группы армий „Юг“ все больше теряет свою форму… На северном участке фронта группы армий оказывается скованным значительно больше сил, чем это было бы желательно».
Гитлеровское командование торопило свои войска наступать на Киев с юго-запада. 6-я немецкая армия дополнительно получает семь дивизий: три — из резерва, четыре — из группы генерала Шведлера, наступавшей южнее Киева. Командующий армией генерал Рейхенау перегруппировывает свои силы. В ударную группу, нацеленную на юго-западную окраину города, вводится сильный по своему составу 29-й армейский корпус. Сюда спешно перебрасываются соединения из второго оперативного эшелона.
Всего на подступах к Киеву противник к концу июля сосредоточил свыше 20 дивизий.
Готовя новый удар, немецко-фашистское командование рассчитывало не только овладеть Киевом, но и, отрезав нашу 5-ю армию от Днепра, соединиться с мозырской группировкой группы армий «Центр». Об этом свидетельствует запись в дневнике Гальдера от 20 июля:
«Операция войск Рейхенау должна преследовать цель оттеснения противника от р. Днепр. 25 и 26.7 будет возможно установить взаимодействие с 35-м армейским корпусом, действующим в районе Мозырь». Однако осуществить этот замысел противнику помешала армия Потапова. Поэтому десять дней спустя, как пишет генерал гитлеровской армии А. Филиппи, главное командование немецких сухопутных войск вновь подтвердило прежнюю задачу: «Вести наступление 6-й армии против действующей в болотистой местности северо-западнее Киева 5-й армии русских с таким расчетом, чтобы воспрепятствовать отходу последней на северный берег р. Припять и уничтожить ее западнее р. Днепр».
Несмотря на то, что противник сосредоточил огромные силы, каждый шаг вперед давался ему большой ценой. Он терял солдат, технику и, по существу, топтался на месте. Перед Коростеньским и Киевским укрепрайонами до конца июля враг вообще не продвинулся. А к югу от Киева значительные силы 6-й армии и 1-й танковой группы противника увязли в изнурительных боях. Наша 26-я армия успешно отбила здесь все попытки гитлеровцев прорваться к переправам через Днепр у Ржищева и Канева. Линия фронта под Киевом оставалась довольно стабильной. Она пролегала в 15–20 километрах к югу от железнодорожной линии Киев — Коростень, тянулась к реке Ирпень, шла по ее левому берегу, далее огибала Васильков, Богуслав, Медвин, Смелу.
Мы понимали, что враг не смирится с этим. Разведка доносила о сосредоточении его сил к северу от Белой Церкви. Здесь уже отмечалось до семи фашистских дивизий. Наши войска были предупреждены об этом и готовились к отпору. 30 июля противник нанес удар. Особенно тяжело пришлось 64-му стрелковому корпусу, прикрывавшему шоссе Белая Церковь — Киев: здесь наступало до пяти вражеских дивизий. Во второй половине дня генерал 3. 3. Рогозный, начальник штаба, временно командовавший корпусом, доложил, что атакован превосходящими силами противника. Главный удар враг наносит в центре корпуса. Над нашими оборонительными позициями непрерывно висят 25–30 бомбардировщиков. Массированные удары авиации и артиллерии нарушили связь. Наши войска оказали ожесточенное сопротивление, но, к сожалению, управление частями 165-й стрелковой дивизии нарушено, фронт прорван. Несмотря на это, отдельные части дивизии продолжают упорно удерживать свои позиции, хотя противник, вклинившись в глубину обороны, атакует их с тыла.
К полуночи 30 июля мы имели вполне ясное представление о положении соединений корпуса. Как выяснилось, главный удар трех фашистских дивизий пришелся по стыку 165-й и 175-й стрелковых дивизий на узком фронте Пинчуки, Винницкие Ставы. Именно здесь, вдоль шоссе Белая Церковь — Киев, противник стремился прорваться в город с юга. Нераспорядительность командира 165-й стрелковой дивизии, выпустившего из рук управление частями, привела к тяжелым последствиям. Несколько батальонов оказались отрезанными от главных сил и теперь вели бой в окружении.
Когда начальник штаба фронта доложил об этом командующему, тот покосился на меня:
— Опять этот ваш коллега по коннице. То как черепаха переправлялся через Днепр, а теперь совсем выпустил вожжи. Напрасно мы не заменили его более решительным командиром.
Генерал Рогозный обратился к командующему фронтом с просьбой разрешить отвести корпус на заранее подготовленный рубеж. Кирпонос долго думал над картой. Наконец сказал генералу Тупикову:
— Корпусу теперь не восстановить прежнего положения. Но и допустить его отхода нельзя. Надо помочь ему удержаться на нынешних рубежах.
— Да, — согласился начальник штаба. — Но потребуем от Рогозного, чтобы он помог окруженным батальонам пробиться к своим. Они же всего в двух-трех километрах. Пусть воспользуются ночной темнотой. Корпусу надо держаться. Отход его на тыловой рубеж сразу откроет противнику дорогу к днепровским переправам.
Но чем помочь корпусу?
Вызвали командующего ВВС. Кирпонос приказал ему бросить на поддержку и прикрытие частей корпуса возможно больше штурмовиков и истребителей.
В третьем часу ночи мы передали командиру корпуса распоряжение: стойко держаться на занимаемых позициях, не допуская дальнейшего продвижения противника к переправам на Днепре. Сообщили, что в его распоряжение из Киева высылаются два бронепоезда, а с утра корпус будет поддержан фронтовой авиацией.
К сожалению, положение на этом важном для нас направлении с каждым часом ухудшалось. Нащупав слабое место в нашей обороне, фашисты навалились крупными силами. Разобщенные части 165-й стрелковой дивизии к утру 31 июля были оттеснены на северо-восток. Это открыло фланг соседней 175-й стрелковой дивизии, вынудило и ее отойти, чтобы избежать разгрома.
К 1 августа противник к наступавшим здесь 71-й и 95-й немецким пехотным дивизиям присоединил новые силы. Под усилившимся натиском части 64-го корпуса стали с боями отходить к позициям Киевского укрепрайона. Сражаясь за каждую пядь земли, отступал и небольшой отряд генерала Матыкина.
- Предыдущая
- 62/125
- Следующая
