Так начиналась война - Баграмян Иван Христофорович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/125
• Следующая

Особую тревогу у генерала Кирпоноса вызывал разрыв, образовавшийся в линии войск между 6-й армией и Киевским укрепрайоном к северо-западу от Фастова. Здесь пока стоял сводный отряд, в состав которого входили 94-й пограничный отряд, 6-й и 16-й мотострелковые полки. Этот небольшой отряд должен был прикрывать 70-километровый рубеж от Скраглевки до Скочища. Подкрепить его пока было нечем. Командующему очень хотелось за этим слабо прикрытым участком фронта иметь сильный резерв. Вот почему он приказал принять все меры, чтобы возможно быстрее привести в порядок и несколько пополнить личным составом и вооружением 6-й стрелковый корпус, который выводился в резерв фронта в район Белой Церкви.

В заключение Кирпонос решил управление 26-й армии перебросить в Переяслав и пока поручить ему объединить все войска, выдвигаемые на левобережье Днепра к югу от Киева.

Как только командующий закончил постановку задач войскам, все стали расходиться. Я тоже зашагал к двери, но Кирпонос остановил:

— А вы, товарищ Баграмян, заканчивайте быстрее самые неотложные дела и поезжайте в Киевский укрепленный район. На месте ознакомьтесь с обстановкой я помогите коменданту района покрепче организовать оборону, особенно противотанковую. Необходимо наладить четкое взаимодействие между пулеметными батальонами укрепрайона и полевыми войсками, организовать устойчивое управление всеми силами, обороняющими этот важный рубеж. По возвращении доложите о состоянии укрепрайона и принятых на месте мерах.

Когда я вышел из домика командующего, завыла сирена. Очередной воздушный налет. Люди побежали в укрытия. В помещениях остались только дежурные. Беру необходимые документы и спешу на узел связи, чтобы передать в Генштаб очередное донесение о сложившейся обстановке и принятых решениях. Перебегая от укрытия к укрытию, я не надеялся застать кого-нибудь из телеграфистов: тоже, наверное, попрятались. Когда вошел на узел связи, все помещение содрогалось от взрывов, с потолка сыпалась штукатурка. Но в свете пляшущих на шнурах лампочек я увидел за аппаратами девушек. Низко склонившись над ними, они работали. Пальцы их привычно быстро бегали по клавишам.

При виде этой картины я почувствовал невольное восхищение. Какое сознание своего долга! В обычной обстановке эти девушки способны были упасть в обморок, завидев безобидную мышь, а тут они проявляют величайшее самообладание. Недавно мои бывшие сослуживцы напомнили мне фамилии двух из этих девушек — Ани Резниченко и Жени Ночвиной.

Прошел к аппарату, по которому поддерживалась связь со Ставкой, и начал диктовать. Телеграфистка уверенно застучала клавишами. Передав информацию, поспешил к себе. Воздушная тревога кончилась, и вокруг наступила удивительная тишина, какая бывает обычно после грозы. Только густой, едкий дым и пыль, расщепленные деревья, догоравшие машины да стоны раненых напоминали о жестоком вражеском налете.

Не успел я проверить подготовленные для армии боевые распоряжения и приказы, как меня пригласил Пуркаев. Он был расстроен. Оказывается, только что командующего вызывала на провод Москва. Ставка считает наши действия нерешительными. По ее мнению, если 6-я армия удар в направлении на Романовку будет наносить лишь силами двух ослабленных дивизий 49-го стрелкового и сводных отрядов 4-го механизированного корпусов, то он не достигнет цели: не удастся ни закрыть брешь в линии обороны, ни соединиться со своим окруженным корпусом. Однако иного выхода мы не видели. Можно было бы подкрепить ударную группировку 6-й армии силами, которые имеются под Бердичевом. Но в таком случае пришлось бы ослабить здесь наш нажим, а этим обязательно воспользуется противник для удара в тыл главным силам фронта.

— Да, это слишком большой риск, — сказал Пуркаев. — Но что делать? На войне без риска не обойдешься. К тому же приказ есть приказ. Ставка считает, что мы должны усилить шестую армию. А, кроме шестнадцатого мехкорпуса, у нас ничего нет. Поэтому командующий решил передать Музыченко этот корпус, чтобы он завтра в пятнадцать часов нанес удар на Романовку и к вечеру закрыл брешь севернее Нового Мирополя.

— А как же с бердичевской группировкой врага?

— Против нее по-прежнему будет действовать группа Огурцова. Для обеспечения стыка между ней и своей ударной группировкой Музыченко должен развернуть четырнадцатую кавалерийскую и двести сороковую моторизованную дивизии.

Далее начальник штаба сказал, что Ставка требует усилить удары по прорвавшимся к Киеву войскам противника. В связи с этим командующий приказал подтвердить Потапову задачу на завтра: решительно продолжать начавшееся наступление силами мехкорпусов и 31-го стрелкового корпуса, а также спешно подготовить удары 15-го стрелкового корпуса с рубежа Крапивня, Турчинка на юг, вдоль шоссе на Житомир, и 87-й стрелковой дивизии* — из района Малин на Радомышль. Остальным армиям и Киевскому укрепрайону задачи остаются прежние.

— Уяснили, Иван Христофорович? В таком случае через час все вытекающие из этого решения боевые приказы и распоряжения войскам должны быть у меня на столе. Поторопитесь. Да, — остановил он меня, — вы читали новое постановление ГКО? Создано три главных командования: Северо-Западное во главе с товарищем Ворошиловым, с подчинением ему Северного и Северо-Западного фронтов; Западное во главе с товарищем Тимошенко, с подчинением ему Западного фронта, и наше — Юго-Западное — во главе с товарищем Буденным, с подчинением ему нашего и Южного фронтов, а также Черноморского флота. В связи с этой реорганизацией Ставка Главного Командования переименована в Ставку Верховного Командования.

Пуркаев на минуту задумался, потом убежденно заявил:

— Я думаю, что это к лучшему. Семен Михайлович Буденный будет поближе к нам, и руководство войсками станет оперативнее.

В восьмом часу вечера я доложил проект новой оперативной директивы начальнику штаба. Документ был утвержден Военным советом и направлен в войска.

Уже глубокой ночью мне удалось на время отключиться от непрерывной цепи самых срочных дел и засесть наконец за подготовку к выезду в Киевский укрепрайон. Плотно закрыв за

— — — —

* 87-я стрелковая дивизия сумела вырваться из вражеского кольца и принять участие в отражении наступления фашистов на Киев.

собой дверь, разложил схемы. От усталости шумело в голове. Я и не заметил, как заснул, уткну вшись лицом в карту. Очнулся, когда в окне уже брезжил рассвет, и, наскоро умывшись, поспешил к машине.

Вливаемся в медленно текущий поток войск. Тягачи с пушками на прицепе, машины, конные упряжки заполнили все шоссе. По обочине устало шагают запыленные пехотинцы. Время от времени из-за горизонта выскакивают одиночные фашистские самолеты, проносятся над самыми головами идущих и едущих. Разрывы бомб, струи пуль заставляют людей разбегаться. Но вскоре сплошная река людей, машин, повозок снова заполняет шоссе и упорно продолжает свой трудный путь. Так сейчас на всех дорогах, стекающихся к Киеву. Днем и ночью спешат по ним наши войска, выполняя приказы командования.

Припомнилась недавняя поездка в 5-ю армию. Разыскивая штаб, мы свернули на проселок. Внезапно пронесшийся ночью июльский ливень расквасил полевую дорогу. Мы ехали вдоль колонны войск. Бойцы с трудом вытаскивали ноги из липкого месива, напрягая все силы, тащили и толкали орудия, повозки, машины. Казалось, если их остановить, они упадут и больше не поднимутся: настолько измучены. Многие были ранены. Мелькали повязки — и совсем белые, свежие, и серые от пыли и пота, и побуревшие от засохшей крови.

Когда мы, обгоняя колонну, подъезжали к ее голове, медленный ритм движения вдруг нарушился. Павшую от истощения лошадь, запряженную в повозку с боеприпасами, бойцы пытались оттащить с дороги. И до того все были утомлены, что не было даже обычных в таких случаях суеты и шума. Красноармейцы обступили «обезлошадевшую» повозку и потащили по непролазной грязи. Воспользовавшись заминкой, я подъехал к невысокому худенькому лейтенанту, который отдавал распоряжения еле слышным, хриплым от усталости голосом, спросил его, что это за часть и куда следует.

• Предыдущая
• 49/125
• Следующая