Гераклит - Кессиди Фофари Харлампиевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/36
- Следующая
Е. Руссос (см. 111, 112) полагает, что в отличие от Архилоха, объяснявшего солнечное затмение волей Зевса и допускавшего возможность сверхъестественных явлений, Гераклит рассматривал все происходящее в мире как закономерный процесс и, стало быть, исключал вмешательство сверхъестественных сил в явления природы. Автор указывает также на расхождения во взглядах поэта и философа по вопросу об участии героев, павших на войне. Архилох, значительная часть жизни которого прошла в лишениях, невзгодах и военных боях, писал в одном из своих стихотворений, что павшему на войне нет ни славы, ни почета от сограждан. Гераклит же, прославляя военную доблесть, напротив, был уверен, что «павших в бою боги чтут и люди» (В 24). Неудивительно поэтому, что Гераклит мог быть искренне возмущен тем фактом, что Архилох позорно бросил свой щит и бежал с поля боя (в чем он признается сам), если этот факт был известен Гераклиту.
По мнению Руссоса, несмотря на существенные расхождения между Архилохом и Гераклитом, влияние первого на второго было значительным. Такой вывод следует из предпринятого современным греческим исследователем филологического анализа текстов, касающегося главным образом тождественных или сходных слов, фраз и оборотов мысли Архилоха и Гераклита. С нашей точки зрения, автор несколько преувеличивает влияние лирического поэта на философа, во всяком случае нахождение терминологических сходств и заимствований не представляется достаточно убедительным доказательством такого влияния. Верно, что слова ou phroneousi (не разумеют), egkureousin (сталкиваются) у Гераклита, совпадающие со словами phroneousi (разумеют), egkureosin (сталкиваются) у Архилоха, возможно, заимствованы у последнего. Однако верно и то, что мысль Гераклита диаметрально противоположна суждению Архилоха, не говоря уже о том, что упомянутые слова употреблял не один Архилох.
В качестве примера приведем следующее терминологическое заимствование у Архилоха со стороны Гераклита, найденное Руссосом: «Владыка (anax) Аполлон… знаками укажи (semaine)» (Архилох). «Владыка (Но anax)… знаками указывает (semainei)» (Гераклит В 93). Таким образом, Архилох употребляет anax как имя прилагательное в качестве эпитета для бога Аполлона, а Гераклит — как имя существительное (Ho anax), заменяющее самого Аполлона. По мнению Руссоса, использование сходных терминов anax, Anax, а также слов semaine, semainei еще не свидетельствует о влиянии Архилоха на Гераклита, ибо ссылка на «знамения», «намеки» или «знаки» Аполлона-прорицателя была обычной для религиозно-мифологической традиции греков.
Вместе с тем, проводя параллели между глаголами epistasthai (знать, познавать), eidenai (видеть, познавать) и apagxasthai (удавиться, вешаться), а также между существительными onos (осел), kuon (собака, пес) и другими аналогичными словами, встречающимися у поэта и философа, Руссос делает вывод о значительных терминологических заимствованиях и однотипности стиля Архилоха и Гераклита. Е. Руссос полагает также, что суровый тон критики, характерный для Гераклита, имеет своим прототипом неистово злой язык Архилоха (см. 111, 216). С нашей точки зрения, суровый тон критики Гераклита объясняется главным образом его темпераментом, а также тем обстоятельством, что в его время не было в обычае соблюдать вежливые формы критики и вести корректную полемику. Суровый и непримиримый тон, с которым Гераклит отзывается о своих согражданах или о своих предшественниках и современниках, вряд ли имеет причиной Архилоха, влияние его неистового языка.
Разумеется, Архилох оказал определенное влияние на Гераклита. Но сказанное относится по преимуществу к стилю Гераклита, в частности к использованию им антитез и противопоставлений. Что же касается формирования мировоззрения эфесца, то в этой области влияние лирического поэта было незначительным. Не говоря о длительном промежутке времени, разделявшем их, а также о различиях между поэзией и философией, Гераклит по уровню идейно-теоретического мышления намного превзошел своих предшественников-поэтов, в том числе и Архилоха.
Впрочем, оговоримся и напомним великолепные строки Архилоха:
В этих строках поэтически выражена столь присущая греческой классике идея меры и ритма, которым подчиняются радость и горе, удача и бедствие, необузданное и кроткое — все существующее: и человеческая жизнь, и игра стихийных сил, и сам космос. Целостный взгляд на мир и жизнь как на гармонический строй вещей, в котором все вещи и явления подвластны мере и ритму, характерен и для Гераклита. Однако далее идут существенные расхождения: для Архилоха, как и для остальных эпических и лирических поэтов, мироправящей силой являются Зевс и другие олимпийские боги, а для Гераклита, как и вообще для всех ранних греческих философов, мир представляет собой саморегулирующийся процесс, определяемый единым и всеобщим первоначалом (водой, апейроном, воздухом и т. п.).
6. Раннегреческие философы и Гераклит
Идея мира как саморегулирующегося процесса, знаменовавшая собой открытие принципиально новой картины мира, возникла на пути отхода от религиозно-мифологической традиции и поиска первоначала (arche) вещей в самом мире. На этот путь впервые стали милетские натурфилософы — Фалес (ок. 625–547), Анаксимандр (ок. 610–545), Анаксимен (ок. 585–525), с именами которых связано зарождение греческой и вообще европейской науки и философии.
Слово «arche», которое в качестве философского понятия, возможно, впервые стал использовать Анаксимандр, у ранних греческих мыслителей означало «начало», «первоначало», из которого возникают и состоят все вещи, а также «начало» в смысле того, что главенствует над всем и всем управляет.
По спорному вопросу о том, содержалось ли в философском словаре милетцев слово «arche» и если да, то что именно они подразумевали под ним, мы придерживаемся мнения тех исследователей (Властоса, Гатри, Мурелатоса и др.), которые, исходя из свидетельств Аристотеля, допускают возможность использования слова «arche» в философии милетцев (в частности, Анаксимандра), полагая при этом, что arche употреблялось для обозначения того вещества, из которого возникли и состоят все вещи. Противоположная точка зрения сводится к тому, что Аристотель и перипатетики, исказив взгляды милетцев, приписали им идею единства мира, т. е. единой основы всех вещей, в то время как на самом деле они говорили лишь о возникновении всего из единого и общего начала (из воды, беспредельного, воздуха). Не вдаваясь в дальнейшее обсуждение этого вопроса, отметим, что из фрагментов Гераклита, разделявшего взгляд милетцев на единую основу мира, с очевидностью следует, что все вещи возникают из огня и «обмениваются» на огонь (В 90) лишь потому, что все вещи и сам космос в основе своей представляют собой «вечно живой огонь» (В 30). Вообще говоря, для ранних греческих мыслителей характерно такое суждение: из чего возникли все вещи, из того они и состоят. И если Аристотель, смотревший на ранние философские учения сквозь призму собственного учения о четырех причинах, кое-что исказил во взглядах милетцев, то это в первую очередь относится к трактовке им первоначала милетцев как пассивного вещественного начала. Между тем первоначало милетцев подобно вечно живому огню Гераклита; это не только вещество, из которого возникли и состоят вещи, но начало, которое главенствует над всем и всем управляет.
Фалес усмотрел первоначало вещей в воде, Анаксимандр — в апейроне, беспредельной и неопределенной материи, Анаксимен — в воздухе.
Первоначало — это единое и всеобщее среди многообразия возникающих и исчезающих вещей; и потому, как бы вещи ни различались между собой, все они однородны в своем источнике и основе. Многое есть одно, и одно есть многое. Идея первоначала позволила милетцам представить мир единым и упорядоченным целым, точнее, единораздельным целым (или структурой, как ныне принято говорить), т. е. таким целым, в котором имеются неразрывно связанные первоначало (единое, нераздельное) и многообразие вещей (многое, раздельное). Всеобщее первоначало неотделимо от единичных вещей, но вместе с тем отлично от них: первое постоянно и вечно, вторые временны и преходящи.
- Предыдущая
- 9/36
- Следующая