Закатный ураган - Русанов Владислав Адольфович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/79
• Следующая

Братья танцевали, скользя сапогами по красноватому щебню. Ни один, ни другой не пытались сдерживать силу и скорость ударов. Хотя, я в том не сомневался, лезвия были самыми что ни на есть настоящими – боевыми, тщательно заточенными. Свист рассекающих стылый воздух клинков изредка сменялся звоном, когда оружие сталкивалось.

Ничего не понимая, но восхищенный красотой творящегося действа, я наблюдал за уверенными, отработанными на бесчисленных тренировках движениями.

Лицо Эвана не покидала саркастическая улыбка. Глан сохранял непроницаемое выражение.

До каких пор они будут сражаться? До первой крови? Или старейшина прервет схватку, когда сочтет нужным?

И тут Глан, связав правым мечом левый меч Эвана, толкнул его так, что старший брат сделал длинный шаг, чтобы не упасть, и припал на одно колено. Лезвие клинка, щербясь и от этого жалобно плача, заскрежетало по гранитной крошке.

Острие меча, зажатого в левой ладони Глана, остановилось в полупальце от затылка противника.

Гул прокатился по толпе. Прокатился, нарастая и сменяясь ропотом негодования.

Когда Эван успел развернуться и косо полоснуть младшего брата по груди? Только глаз пригорянина мог различить движение. Я же увидел всего-навсего результат. Набухающую алыми каплями по краям белую полосу. Удивленное и растерянное лицо Сотника. Хищный оскал Эвана…

Ночь. На этот раз – ночь. Заснеженные крыши домов и белые шапки на каменных изгородях. Блеск звезд в небесах и сверкание ледяных иголочек изморози. Пригорье, хоть и южнее Приозерной империи, лежит на пути к высочайшим горам Крыши Мира. Лето здесь сухое и жаркое. Зимы морозны и малоснежны.

У третьего – нижнего – круга ограды пригорянского поселения стояли три заседланных коня. Давно стояли. Снегопада-то и нет особо сильного, а все-таки гривы припорошены, да по притороченным к седлам вьюкам словно кистью со щедро зачерпнутой побелкой кто-то мазанул.

Кони стояли. Дышали шумно. Отфыркивались. Изморозь оседала на темно-рыжих мордах. У двоих без отметин, а у третьего – с белой проточиной через лоб.

Городок вокруг замка увяз в тишине. Над островерхими крышами плыл горьковатый дымок. Собаки молчали. Послышался скрип снега под быстрыми шагами. Вряд ли мастеровой на прогулку среди ночи выбрался.

Из густой чернильной тени вынырнул невысокий гибкий силуэт. На плечах – плащ. За спиной два меча. Пороша на черных волосах.

– Быстро. Не ожидал.

Голос Сотника. То есть Глана. Сколько лет прошло после наблюдаемых мной событий. Десять, пятнадцать лет? Может, и больше. А голос его не изменился.

– Не замерз?

А это уже Эван.

Его я слышал всего один раз в жизни, не считая нынешнего сна, но запомнил навсегда.

– Не успел.

Спутник, вернее спутница Эвана молчала. Под наброшенным на голову необычным убором – шапка не шапка, платок не платок, а больше всего похоже на оторванный от плаща капюшон с длинным завязками, пришитыми к нижним углам, – сверкнули черные глаза, которые ни один мужчина, однажды увидев, не забудет, – Бейона.

Глан молча отвязал рыжего с проточиной коня, взял под уздцы.

Эван смахнул рукавом полушубка снег с седла. Подставил сложенные пригоршней ладони девушке. Она оперлась коленом о его руки, оттолкнулась и оказалась на спине лошади. Разобрала поводья, поймала носками стремена. Испытующе оглядела братьев:

– Ну, не передумали?

Глан только хмыкнул и не проронил ни словечка.

Эван прищурился:

– Я – нет. Разве что наш хлюпик… А, Гланчик?

– Гляди, сам не передумай, – Глан, не коснувшись стремени сапогом, взлетел в седло.

– Ты, никак, пугать меня вздумал? – Эван не потянулся к оружию, но как-то скособочился, всей повадкой показывая готовность к немедленной атаке.

Младший брат смерил его оценивающим взглядом. Открыл было рот, но смолчал.

– Эй, задиры, – одернула их Бейона, – вы хотите заставить меня пожалеть, что отправилась в путь с вами? Думаете, без двух упрямых баранов, я не смогу повидать мир?

Братья сразу сникли. Глан опустил взор к лошадиной гриве. Эван примирительно помахал открытыми ладонями и вскочил на коня.

– То-то же, – усмехнулась Бейона. – А то раззадорились… Слушать противно.

– Да ладно, – Эван поправил вьюк, улыбнулся, как мне показалось, заискивающе. – Не сердись. Поехали?

– Поехали! – отозвалась девушка.

– Сперва на запад?

– Ага! В Йоль! А там видно будет!

– Ну, в Йоль так в Йоль, – кивнул Эван.

А Глан опять промолчал. Ему, похоже, было все равно куда…

Я проснулся от резкой боли в щеке. Несколько ударов сердца сидел, оторопело оглядываясь. Перенестись из морозного зимнего Предгорья в слякотный Ард’э’Клуэн конца златолиста – это вам не полмерки лесных орехов наколоть.

Рассвело. И должно быть, уже давно. Разоспался я что-то. Раньше за собой такого не замечал. Хотя ничего удивительного. После вчерашней ночи каким двужильным нужно быть, чтобы не мечтать об отдыхе и сне. Щеку саднило. Боль не смертельная, но крайне неприятная. Я провел большим пальцем по подсыхающей корочке, ощутил на коже проступившую сукровицу…

И вспомнил.

Да, хорошо досталось. Первый раз в жизни копытом по лицу схлопотал. Как жив остался?

Стрыгай меня раздери! А где же мои спутники?

Это же надо! Дрыхнет как ни в чем не бывало, а о друзьях и думать забыл. Молодец, Молчун, нечего сказать. Просто не Молчун, а свинья неблагодарная!

Я вскочил на ноги.

С близкого Ауд Мора набегал пропитанный влагой ветерок. Шептался сам с собой в кронах десятка раскидистых вязов и улетал на юго-восток. Здесь, немного западнее Фан-Белла, река выгибалась крутой излучиной. До города не так и далеко. Лиги полторы-две. Конный и оглянуться не успеет, как домчит. Пешком чуть подольше, но все равно рукой подать.

На суглинистой, охристо-рыжей отмели замерли три корабля. Узкие длинные ясеневые тела. Высокие штевни, украшенные птичьими головами с крючковатыми хищными клювами. Раньше мне не доводилось поглазеть на лодьи «речных ястребов» Ард’э’Клуэна, хотя наслышан о речниках премного. Об их удали, ярости в бою, беззаветной преданности своему командиру Брохану Крыло Чайки, ныне, по верованиям арданов, отправившемуся в чертог Пастыря Оленей.

А вокруг меня неторопливо гудел лагерь. Спокойно, без суеты ходили по лагерю арданы. Усатые, бородатые и гладко выбритые. В кольчугах и в куртках из дубленой кожи. Рыжие, как солнечный луч и как старинная бронза. С оружием и без. Кто-то деловито сворачивал навесы, защищавшие спящих ночью от мелкого противного дождя. Кто-то подносил дрова и хворост для костров. Кто-то готовил в котлах. Ароматы пищи достигли моего носа. Рот тут же наполнился голодной слюной, заурчало пустое со вчерашнего утра брюхо – кусочек сыра, проглоченный второпях в кладовке «Каменной курочки», не в счет.

А вот и мои спутники!

Собрались у одного из котлов. Здорово! Значит, и про нас не забыли. Покормят.

Липовым черпаком на длинной рукоятке орудовала, как я и ожидал, Гелка. Еще бы! Не завидую я тому, кто попытается мою дочку от хозяйственных забот отстранить. С другой стороны, кто хоть раз отведал творения ее рук, никакого иного повара не пожелает.

Сотник и Бейона сидели рядом. Вроде бы и близко, но отвернувшись друг от друга. Расспросить бы, о каком таком проклятии говорила пригорянка давеча в тюрьме. Сон мой ничего не прояснил. Единственное, в чем я не сомневался, – оба брата любили ее. Любили с юного возраста. Первой и последней любовью. И как бы там их пути ни разбежались после ухода из Пригорья, после Йоля, ясно одно – Глан ушел, чтобы не мешать счастью близких людей. А вот как все обернулось…

Рядом с Бейоной Клыч-меньшой баюкал перебитое предплечье. Он поглядывал на хозяйку по-собачьи преданными и грустными глазами. Что ж, повод для грусти есть, и немалый. Прошлой ночью он потерял родного брата. Того самого Клыча, который, вместе со сбежавшим Вересом, впускал нас с черного хода. Понадеялся вышибала на силушку, да вот – одно дело подгулявших забулдыг из игорного дома выпроваживать или там проигравшихся вдрызг буянов, а совсем другое – с егерями, над своими жизнями не трясущимися, но и чужие запросто отнять готовыми, сцепиться.

• Предыдущая
• 40/79
• Следующая