Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/28
- Следующая
Внутренность грузового отсека подавляла своими размерами – гибрид футбольного поля и готического собора. Попадая в чрево этого гиганта, десантник ощущал себя чем-то вроде горошины среди сотен себе подобных, насыпанных в жестяную банку. Сиди и не громыхай, когда понадобится – тебя зачерпнут совком и вытряхнут. Верхняя створка люка закрывается медленно, словно крышка гроба – вот что хотите, делайте, никакого другого сравнения в голову не приходит.
Натужно взревели двигатели и навалилась перегрузка. Чтобы не свалиться набок, приходится изо всех сил упираться ногами в клепаный пол и цепляться за жесткие откидные сиденья. Взлет и развороты «Антея» в воздухе можно заметить только по солнечным бликам, скачущим по потолку отсека – иллюминаторы расположены на самой верхотуре, словно самолет проектировали для каких-то атлантов.
– Ну, все – взлетели, – удовлетворенно крякнул Алексеев, устраиваясь поудобнее. – Крайний прыжок с Дягилева в этом сезоне, теперь если только в лагерях разок-другой обломится…
– Миша, а почему про прыжки говорят «крайний», а не «последний»? – поинтересовался Маргус, наклонившись к самому Мишкиному уху, стараясь перекричать рев турбин.
– Да просто традиция такая! – чуть ненатурально засмеялся Алексеев. – Говорить «последний» – примета хреновая, может и в самом деле последним стать, понял?
– Не очень, – признался Маргус. – Но я запомню.
– ПАБ! – сирена рявкнула внезапно – коротко и резко, словно пинок под зад.
Вздрогнув, курсанты словно спросонья вытаращились на вспыхнувшие желтые плафоны. Встали, выбили подпорки из-под сложившихся сидений. Деловито, но все же не без суетливости, изготовились к прыжку.
– ПАБ! – и выпускающие короткими тычками направили первых десантников в короткие наклонные коридоры, ведущие к боковым дверям. Вот уж в каком самолете точно не бывает отказчиков: стоит шагнуть в этот коридор, как неведомая сила властно высасывает тебя наружу.
…Ох, ё! Мощнейший поток от могучих двигателей отшвыривает тебя, словно ничтожную щепку от борта торпедного катера. Мгновенно выдувает изо рта всю слюну и размазывает по лицу (если есть чего в носу – тоже размажет). Вдохнуть нет никакой возможности, и из последних сил сжимаешь вместе ноги, отчаянно стараясь держать хоть какое-то подобие группировки. Кольцо лучше не дергать – пусть сработает автоматика, бесстрастно отмерив каждому три секунды свободного падения и развесив парашютистов с равным интервалом. Раскроешь купол чуть раньше – и можешь запросто заполучить к себе в стропы летящего следом соседа, а это уже серьезно. Стропы могут перехлестнуться, купола сложатся, совьются в бесформенный кокон и – привет, «выходи строиться». Небо десантника не обидит, обидит его земля…
…Поток успевает напоследок крутануть тебя как котенка, за шкирку, и ты видишь удаляющийся в туманную размытую глубину «Антей», похожий на невиданную гигантскую рыбину. Из распоротого брюха рыбины сыплются оранжевые икринки – маленькие купола стабилизирующих парашютов. Ну же… Пятьсот один, пятьсот два… Бл-лин! Перед тобой вдруг вспыхивают белые прутья строп, и ты влетаешь в чей-то купол, успевая лишь инстинктивно зажмуриться. Розги строп со всего размаху хлещут тебя по лицу, и щека вмиг набухает кровавым рубцом. Звездец…
– Товарищ полковник, схождение! – вскинул руку радист. – Вон, с краю – сыплются!..
– Вижу! – рявкнул полковник Глушцов, руководитель прыжков на площадке десантирования, стискивая тангенту микрофона: – Воздух, я – Земля! Прекратить десантирование! Как понял?!
– Понял, прекращаю, – флегматично отозвался из поднебесья командир «Антея».
– Доктор, заводи «таблетку» – быстр-ра! Лячин, УАЗик – ко мне! Синоптик! Что за херня!!!
– Беда в одиночку не приходит – вот уж что верно, то верно. Взревела и зашлась пулеметным треском вертушка ветромера на покачнувшейся дюралевой мачте – это был внезапно налетевший шквалистый порыв, о котором не успели предупредить синоптики…
– Эй, ты кто? – окликнул Ауриньш висящего под ним парня. Стропы его наполовину раскрывшегося парашюта Маргус крепко держал левой рукой.
– Конь в пальто! – сердито донеслось снизу. – Какого хрена раскрылся раньше времени?!
– Я вовремя раскрылся, – обстоятельно возразил Маргус. – Ровно три секунды отсчитал. Это ты, Миша?
– Нет, это моя прабабушка! – нервно огрызнулся Алексеев (это был он). – Ты как – держишь? Не тяжело?
– Нормально, – успокоил его Маргус, – потерпи немного.
– Блин, больно быстро чешем, – обеспокоился Мишка. – Может, запаску еще раскрыть?
– Нет, не стоит – может захлест получиться. И я одной рукой не раскрою – купол не отброшу, может запутаться. Ничего, скорость пока в пределах нормы, сядем на одном моем…
– Имел я в виду такую норму… Слушай, ну мы смотри, как почесали!
– Это ветер усилился, – сообщил Маргус. – С одной стороны, хорошо: вертикальная скорость уменьшилась, а с другой…
– А с другой – нас уже с площадки вынесло нафиг, – закончил за него Мишка, – и несет хрен знает, куда. Блин, какие-то трактора внизу… Слушай, видал я в гробу такие приколы – на всякие бороны приземляться!
– На бороны не попадем, – хладнокровно оценил обстановку Ауриньш. – А вот на ту линию электропередачи – кажется, точно идем…
– Ё-мое, Марик! Уходи нафиг!
– Пытаюсь, – отозвался Маргус, подтягивая одной рукой стропы. – Пока не очень выходит…
– Тогда меня бросай! Я запаску раскрою!
– Нет, высоты уже не хватит. Я тебя перед самой ЛЭП отпущу, тебе до земли метров пять останется, приготовься…
– А ты?!
– Постараюсь проскочить между проводов… Миша!.. Земля! – с этими словами Маргус разжал пальцы, и Алексеев полетел на комковатую пашню, слыша над головой жуткий треск разрядов.
Ударили в глаза слепящие даже в солнечном свете синие вспышки и, больно ударяясь о вывороченные пласты чернозема, Мишка увидел бьющееся в этих синих сполохах тело Маргуса. Мишка зажмурился и услышал, как мягко и тяжело, совсем рядом толкнулась земля от короткого удара. Полыхнули напоследок провода ЛЭП, с треском прожигая капрон купола, и все стихло. И ветер стих, словно и не завывал только что в стальной решетчатой опоре. С неслышным шелестом скользнул вниз прожженный купол и накрыл почерневшее тело Ауриньша.
Алексеев сидел у опоры ЛЭП, не в силах пошевелиться. Судорога перехватила горло и не отпускала, не давая ни вздохнуть, ни разразиться слезами. Как же Лильке-то сказать…
Надрываясь, подскакал по пашне «УАЗик». Грузный Глушцов на ходу распахнул дверцу и вывалился, не дожидаясь, пока машина встанет.
– Кто?! Как фамилия? – подскочил он к Мишке, ощупал его с головы до пят.
– Моя – Алексеев, – сипло проговорил Мишка, пытаясь подняться. – Девятая рота, первый взвод. А это – Ауриньш… – и судорога вновь горячим клещами стиснула его горло.
– Как? Ауриньш?! Этот, что ли?.. Ф-фу… – полковник вздохнул с таким облегчением, что Мишка стиснул зубы.
– Ну, ёптыть… – полковник уже готов был произнести: «Слава тебе, Господи», но увидел Мишкины глаза, и осекся.
– Доктор! – обернулся он в сторону подкатившей санитарной «таблетки». – Тут все путем, дуй за деревню – туда троих отнесло. И доложи сразу, как и что!
Вминая рыхлый чернозем прыжковыми ботинками, Глушцов подошел к телу Ауриньша, откинул оплавленный капрон купола. Маргус лежал ничком, неестественно вывернув руки в стороны. Сквозь ошметки обгорелого комбинезона и обугленные ткани тела блестели металлические стержни скелета. Волосы оплавились, и к ним прилипла оплавленная кромка купола. Металл поблескивал и сквозь лопнувшие ткани лица. Полковник накрыл обугленное лицо Маргуса уцелевшим краем купола.
- Предыдущая
- 26/28
- Следующая
