Тельняшка для киборга - Рубан Николай Юрьевич - Страница 15
- Предыдущая
- 15/28
- Следующая
Глава 8. Рука Бога
Командир первого взвода лейтенант Невмержицкий был очень похож на белогвардейского подпоручика – уж как ни старались их в советском кино изображать негодяями, а все равно получались они душками и обаяшками. Был он высок, строен, имел щегольские черные усики и кучу спортивных разрядов. А еще был очень порядочен – ну просто неприлично порядочен для нормального советского офицера. Получив очередной беспощадный пистон за разгильдяя-подчиненного, лейтенант принимался с ледяной вежливостью взывать к совести прохвоста. Почему-то в нашей армии вежливость командира воспринимается как слабость и безволие. Прохвост начинал вульгарно наглеть (вполне возможно – не без задней мысли). Ибо наглость не всегда в силах стерпеть даже ангелы (привет из Содома и Гоморры!), а что уж там говорить про простого советского лейтенанта, пусть даже и очень воспитанного? Терпение лейтенанта с громким треском лопалось, и наглец получал по загривку убедительного леща жесткой дланью гимнаста и боксера. После этого прохвост признавал свою неправоту, а лейтенант начинал мучиться раскаянием, искренне чувствуя жгучий стыд и сострадание к оболтусу. А оболтус удовлетворенно почесывал не слишком пострадавший дубленый загривок и доподлинно знал, что теперь ну, пусть не веревки можно вить из командира, но на многие грешки командир сквозь пальцы смотреть будет, на многие. Во всяком случае, из очередного списка увольняемых точно не вычеркнет.
Несмотря на то, что окончил лейтенант в свое время десантный факультет, был он предан спецназу всей душой – как эмигранты порой становятся гораздо большими патриотами новой родины, нежели коренные жители. И вот как хотите, а курсанты его любили – даже самые отпетые разгильдяи. «Почему тебя любят люди и звери, метельщик?» – спросил инквизитор. «Потому, что я люблю их» – ответил Караколь.
А еще Невмержицкий был покладист, как чумацкий воз, и безотказен – даже не как автомат Калашникова, а как штык-нож от этого автомата. А посему ротное начальство беззастенчиво взваливало на него одного все общественные нагрузки – начиная с комсомольской, спортивно-массовой и рационализаторской работами, и кончая стенной печатью. И Невмержицкий безропотно тащил на широкой казацкой спине этот свой крест (а заодно и все чужие), не претендуя на славу Атлантов, и лишь изредка озабоченно потирая щеку ладонью: такая у него была привычка.
Именно так, потирая щеку, он пришел в казарму и уставился затуманенным взором на дневального Рустама Садыкова, скучавшего у тумбочки с телефоном. Рустамджон козырнул и украдкой оглядел себя – чего это он так уставился? На всякий случай поправил ремень.
– Садыков, – Невмержицкий цепко ощупывал дневального взглядом, словно справный хозяин, выбирающий коня на ярмарке, – ты сколько весишь?
Рустамджон вздохнул. Ну что поделать, если не вышел человек ростом? И отличником в школе был, и спортом занимался, и за полсотни километров на велике в аэроклуб мотался – а вот вырасти не получается.
– Нормально вешу, товарищ лейтенант, – с чуть заметной обидчивой ноткой ответил он. – Меня обком комсомола в училище рекомендовал, я к Маргелову в Москву ездил, он разрешил поступать…
– Ну, сколько, Рустам, сколько? – нетерпеливо перебил его лейтенант.
– Э, хороший вес, товарищ лейтенант! Пятьдесят два килограмма. Почти…
– А-атлично! – просиял Невмержицкий. – Еще маленько сбросишь – будешь выступать до сорока восьми!
– Где выступать? – осторожно уточнил Рустамджон.
– По боксу. Соревнования на первенство училища через три недели, – деловито пояснил лейтенант.
– Э-э, нет, я не буду! – замахал руками Садыков. – Я бокс не умею! Кураш – давайте, самбо – туда-сюда, шахматы… А бокс – нет!
– Вот только этого не надо: умею-не умею! – насел Невмержицкий. – От тебя никто умения и не требует. Главное, чтобы команде очки принес, понятно? В твоей весовой категории и не будет никого, не бойся! Появишься на ринге, руку поднимешь, и все – чемпион училища! Звучит? Почетную грамоту дадут – с парашютами, с бээмдэшками – боевыми машинами десанта!
Рустамджон живо представил, как было бы здорово подарить своему школьному учителю физкультуры такую замечательную почетную грамоту: «Чемпион Рязанского воздушно-десантного училища Рустам Садыков» – Эркин Каримович повесил бы ее на почетное место, среди прочих школьных призов, вместе с его фотографией – вся школа смотрела бы! Эх, падок восточный человек на такие вещи, чего уж там…
– Хоп майли, – тряхнул он ушастой круглой головой. – Ладно! Только у меня форма нет, перчатка нет…
– Все найдем, не волнуйся!
– А в увольнение пустите? – смекалистый узбек ухватил птицу удачи Семург и дерзко спешил выдрать побольше перьев из ее хвоста, пока она не улетела.
– Каждый день будете ходить – в баню, париться, – лейтенант расточал щедроты, как Гарун Аль-Рашид.
– А доппаек?
– Решим, решим… – лейтенант сообразил, что от этого хлопкового мафиози пора делать ноги, и поспешил скрыться в канцелярии. Так начало кристаллизоваться ядро сборной команды девятой роты по боксу.
Соревнования на первенство училища по боксу проходили раз в год и по популярности среди курсантов не имели себе равных. В основном, команды рот составлялись из курсантов, заработавших свои спортивные разряды еще на гражданке – встречались среди них и мастера спорта, и даже чемпионы Союзных республик. Однако особенным почетом пользовались так называемые уличные бойцы – обычные парни, совершенно не секущие в технике, но большие любители подраться, побеждающие свирепой волей к победе, вдохновенным яростным напором. Короче, гладиаторы.
Капитаном команды и тренером был назначен Веселый Роджер Пильников, прошлогодний чемпион училища.
– Не боись, Рустик, – ободрил он Садыкова, – я узнавал, таких чипиндосов, как ты, больше ни у кого нет. Считай, одно первое место у нас уже в кармане. Но смотри, чтоб четыре килограмма у меня железно согнал! Можешь вместо столовой и булдыря в сортир лишний раз сбегать.
И трудяга Садыков с крестьянским усердием приступил к борьбе со своим и без того дохленьким весом. Парилка должного эффекта почти не оказывала: Рустамджон в ней практически не потел.
– Ты это что – специально? – сердился Роджер.
– Да это что, жара, что ли? – пренебрежительно отзывался Садыков. – Ты весь день хлопок почапай, когда сорок пять градусов – тогда вспотеешь. А что такое – полчаса? Баловство, понимаешь…
Пильников поскреб череп и изобрел для хитрого узбека специальный тренировочный костюм, вернее, скафандр, состоящий из зимних ватных штанов с курткой в комплекте с прорезиненным костюмом химзащиты. Экипированный таким образом бедный Рустам кое-как ухитрялся прыгать через скакалку, громко хлопая резиновыми бахилами.
– Вай дод! – взмолился он через полчаса. – Хватит! У меня уже калсоны мокрый!
– Ништяк! – возликовал Роджер, вытирая полотенцем его смуглую физиономию. – А то: «не получа-ается!». Все получится! Если еще трескать поменьше будешь, а то сегодня за завтраком аж два куска хлеба смолотил, думаешь, я не видел? Смотри у меня! Десять минут передохни, и дальше – в том же темпе. На вот, изучи пока отдыхаешь, – сунул он ему под нос учебник бокса и отошел к парням, молотящим грушу и ведущим бои с тенью.
– Ничо, Рустик, не дрейфь, – похлопал его по плечу гигант Качанов. – Прорвемся.
Рустам только вздохнул. Хорошо Качанову – у него та же задача: остаться одному в своей весовой категории. Только в отличие от Рустама – в самой тяжелой. И в связи с этим его режим напоминал режим подготовки борца сумо: Качанов жрал, спал и вообще наслаждался жизнью.
Так и прошли три недели. Наступил первый день соревнований. Взглянув на вывешенный протокол, Садыков пришел в отчаяние: кроме него в этой весовой категории был еще один участник!
– Ну ни фига себе, – озабоченно качнул головой Качанов. – Когда этот перец так похудеть успел?
- Предыдущая
- 15/28
- Следующая
