Разговоры запросто - Роттердамский Эразм (Дезидерий) - Страница 81
- Предыдущая
- 81/136
- Следующая
Рыбник. Повеление.
Мясник. А «Не противься злому вовсе»[407]?
Рыбник. Совет.
Мясник. Но второе с виду больше похоже на повеление, чем первое. Скажи, от епископа зависит, чем быть его наставлению — приказом или советом?
?ыбник. Да, от епископа.
Мясник. Но совсем недавно ты решительно это отрицал. Кто не желает, чтобы его установление подало повод преступить закон, тот, конечно, пожелает, чтобы оно было не приказом, а советом.
Рыбник. Верно. Но толпе знать это ни к чему, иначе про все, что им не угодно исполнять, люди станут твердить: это совет, это совет.
Мясник. А как тебе быть с нестойкими душами, которые столь многочисленны и которых твре молчание приведет в столь плачевное замешательство? Ну, ладно, скажи мне вот что: есть какие-либо приметные знаки, по которым ученые могут открыть, имеет ли установление силу совета или приказа?
?ыбник. Я слыхал, что есть.
Мясник. А мне проникнуть в эту тайну нельзя?
Рыбник. Можно, если болтать не будешь.
Мясник. Что ты! Буду нем, как рыба!
Рыбник. Когда ты слышишь только: «призываем», «повествуем», «передаем», — это совет. Когда услышишь: «велим», «строго предписываем», да еще вслед за тем угрозу отлучения, — это приказ.
Мясник. Если я задолжал булочнику, а платить нечем, и, чтобы не попасть в тюрьму, я предпочитаю скрыться, — это тяжелый грех?
Рыбник. Не думаю. Разве что ты вообще не желаешь платить. /
Мясник, За что ж тогда отлучать меня от церкви?
Рыбник. Эта молния грозит нечестивым и никогда не опалит невинных. Ты знаешь, что и у древних римлян были жестокие и грозные законы, изданные единственно для той же цели, как, например, один из законов Двенадцати таблиц — о рассечении тела должника на части: потому-то и неизвестно ни единого примера его действия, что издан он был не для применения, а для устрашения. Подобно тому как молния не ударяет ни в воск, ни в лен, но в медь, так отлучения не убогих разят, но надменных. Откровенно говоря, употреблять по таким ничтожным поводам молнию, полученную из рук Христовых, это, на мой взгляд, все равно что — как в древней пословице — прыскать благовониями на чечевицу.
Мясник. У хозяина в своем дому та же власть, что у епископа в своей епархии?
Рыбник. Думаю, что да, соразмерная. Мясник. И его предписания тоже обязательны?
Рыбник. Разумеется.
Мясник. Я распоряжаюсь, чтобы никто не ел лука. Какой опасности со стороны небес подвергает себя тот, кто не подчинится?
Рыбник. Это его забота.
Мясник. После я объявлю своим домочадцам, что это не повеление, но увещание.
Рыбник. И умно сделаешь.
Мясник. Но вот я убеждаюсь, что мой ближайший сосед в опасности. Нарочно с ним повстречавшись, тайно увещаю, чтобы он бросил общество пьяниц и игроков в кости; а тот, плюнув на увещателя, ведет жизнь еще более скверную, чем раньше. Скажи, мои увещания его к чему-либо обязывают?
Рыбник. Видимо, да.
Мясник. Но тогда выходит, что ни советы, ни уговоры от силков не спасают.
Рыбник. Нет, не в увещании скрыты силки, но в предмете увещания. И если брат, которого ты уговаривал не ходить босиком, оставит без внимания твои уговоры, вины на нем нет никакой.
Мясник. Я уже не стану спрашивать, в какой мере обязательны предписания врачей. Но неисполненный обет грозит геенною? Рыбник. Бесспорно! Мясник. Любой?
Рыбник. Какой ни на есть, был бы только дозволенным, законным и добровольным.
Мясник. Что ты понимаешь под «добровольным»?
Рыбник. Чтобы он не был исторгнут никакою необходимостью.
Мясник. Что такое «необходимость»?
Рыбник. Это страх, гнетущий твердого и храброго мужа.
Мясник. Даже стоика, про которого сказано:
Рыбник. Покажи мне такого стоика — тогда отвечу.
Мясник. Но шутки в сторону: страх перед голодом или бесчестием имеет ли власть над твердым и храбрым мужем?
Рыбник. Отчего же, конечно.
Мясник. Если дочь, еще не освободившаяся из-под отцовской власти, выйдет замуж тайно — без ведома родителей, которые ни за что бы на этот брак не согласились, — будет обет законным?
Рыбник. Будет.
Мясник. Не уверен. И уж, во всяком случае, он из числа тех, о которых, даже если они доподлинно обеты, должно молчать — ради слабых духом: для них это соблазн. Что, если девица, вступившая в супружество по воле родителей, тайно и вопреки родительскому желанию даст обет сделаться клариссою, — он будет дозволенным и законным?
Рыбник. Да, если будет торжественным.
Мясник. Какая там еще торжественность в деревенской глуши, в заброшенном монастырьке!
Рыбник. Такое общее мнение.
Мясник. А если та же девица у себя дома, при немногих свидетелях пообещает вечно блюсти телесную чистоту, обет законным не будет?
Рыбник. Нет.
Мясник. Почему?
Рыбник. Помехою другой обет, более священный.
Мясник. А если она же продаст участок земли, сделка будет иметь силу?
Рыбник. Едва ли.
Мясник. А если себя самое отдаст под чужую власть?
Рыбник. Будет — если она посвятит себя богу.
Мясник. Но разве частный обет не посвящает человека богу? И кто принял святое таинство брака, не посвятил ли себя богу? И те, кого соединил бог, разве диаволу они себя посвятили? О супругах и ни о ком больше изрек господь: «Кого бог соединил, человек да не разлучает»[409]. А с другой стороны, когда юношу, еще не успевшего возмужать, или простодушную девицу загоняют в монастырь угрозы родителей, свирепость опекунов, понуждения бесчестных монахов, вкрадчивое или, наоборот, дурное обхождение, — разве это добровольный обет?
Рыбник. Нет, если они восприимчивы к обману.
Мясник. Ни один возраст так к нему не восприимчив: юных обманывать всего легче… Если я задумаю не нить по пятницам вина, это намерение свяжет меня так же, как обет?
Рыбник. Едва ли.
Мясник. В чем же различие между твердым намерением и обетом, произнесенным мысленно, про себя?
Рыбник. В решимости исполнять задуманное.
Мясник. Раньше ты утверждал, что решимость здесь ничего не значит… Если я способен что-либо исполнить, тогда я «намереваюсь», а «обет даю» вне зависимости от того, на что способен, а на что нет?
Рыбник. Ты схватил самую суть.
Мясник. Облако, нарисованное на стене, — вот что и схватил, иными словами — ничто… Если речь идет о намерении, тоже надо иметь в виду существо дела?
Рыбник. Полагаю, что да.
Мясник. И как в прежнем случае следовало остерегаться слова «закон», так теперь — слова «обет»?
Рыбник. Да.
Мясник. Если бы папа римский воспретил брачные союзы между родичами вплоть до седьмой степени родства, совершил бы преступление тот, кто женился на родственнице в шестой степени?
Рыбник. Полагаю, что да. Во всяком случае, опасность была бы.
Мясник. Что, если бы епископ повелел своей пастве не вступать в сношение с женою по иным дням, кроме понедельника, четверга и субботы, а кто-либо тайком сходился со своею супругою и в остальные дни — это было бы преступлением?
Рыбник. По-моему, да.
Мясник. А что, если бы он воспретил есть чеснок? Рыбник. Какое отношение имеет чеснок к благочестию?
Мясник. Он разжигает похоть. Не нравится чеснок — считай, что я назвал дикую капусту[410].
Рыбник. Не знаю, что и сказать.
Мясник. Полно! Откуда в человеческих законах сила принуждения?
Рыбник. От изреченного Павлом-апостолом: «Повинуйтесь вашим начальникам»[411].
Мясник. Стало быть, постановления епископов и светских властей обязательны для всех, не так ли?
407
Четвертое из пяти правил Иисуса, предложенных им в Нагорной проповеди («Евангелие от Матфея», V, 39).
408
Гораций, «Оды», III, III, 7—8. Перевод Н. И. Шатерникова.
409
«Евангелие от Матфея», XIX, 6.
410
По мнению древних, это растение оказывает то же действие, что и чеснок.
411
Ср. «Послание к Римлянам», XIII, 1—5.
- Предыдущая
- 81/136
- Следующая