Путь на Грумант - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/58
• Следующая

Степан встревожился:

— Пошли скорее в избу!

Не окончив проверку пастей, охотники спешно повернули домой. Но было уже поздно. Ветер словно с привязи сорвался, и через какую-нибудь минуту вокруг них гудела настоящая полярная пурга. Морозный ветер метался, кружил густые белые хлопья, бросал их в сугробы и вновь поднимал, перетирая снежинки в мелкий жгучий песок. Злобные порывы снежного вихря сбивали охотников с ног, стало трудно дышать. Губы пересыхали и лопались, ресницы смерзались. Сухой мелкий снег забивал все поры одежды. Держась друг за друга, Степан и Ваня шли по колено в снегу, падали, с трудом поднимались и снова шли, еле передвигая ноги.

Где море, где горы, где изба?.. Пурга закрыла все. Кругом белая зыбкая стена, и в ушах только стон и свист разгулявшегося ветра.

«Беда», — подумал Степан. — Эй, Ваня, давай заляжем! — крикнул он, стараясь пересилить вой пурги.

— …из сил… выбился, — едва донеслось в ответ. «Ослаб, ох ты, горе…»— помор ухватил мальчика за рукав и притянул к себе.

— Держись, милый, сейчас заляжем, — выдохнул он, сам едва двигая замерзшим подбородком.

Ваня только прижался к Степану, ища у него защиты. Шарапов остановился, приставил к одному из сугробов санки и, не выпуская из рук шеста, сел с мальчиком в снег.

— Не бойся, Ванюха, и хуже бывало, а живыми оставались!

Ваня молчал.

Пурга словно почуяла жертву. Еще злее завыл ветер, и скоро снежная лавина погребла и сани и людей.

Но не так легко живыми похоронить поморов!

Вот сугроб зашевелился. Это Степан надел на руку шапку и просунул ее сквозь снег, сделал дыру, чтобы не задохнуться. Потом он стал уминать боками снег вокруг себя. Освободившись, привстал и высунулся наружу. В лицо, как с лопаты, швырнуло колючим снегом.

— Эх ты, серчает пурга! — пробормотал он, скрываясь в снежную пещеру. По всему было видно, что отсиживаться придется долго, и он стал тормошить мальчика.

— Ну, Ванюха, что примолк? Хоромы-то у нас что надо: и тепло и не дует.

— Спать охота… Да мокроты много… — отозвался Ваня и покрутил шеей, залепленной талым снегом.

— Ну-к что ж, мокро, от мокроты не сгибнешь. А спать нельзя. В носу щекотать надо, чтоб сон не брал… Слышь, Ванюха?

— Да я не сплю, — с трудом отвечал мальчик. Он так измучился, что тяжело было слово сказать, все тело охватывала непреодолимая слабость. — Не сплю…

А пурга делала свое дело. Сугроб становился все выше. Его уже не пробьешь рукой, в тесной норе стало нечем дышать. Степан то и дело расшатывал шест, пытаясь проделать в снегу отверстие для доступа воздуха.

В избушке напрасно ждали охотников. В светильнике за это время уже успела выгореть полусуточная норма жира, и Алексей несколько раз приоткрывал дверь, подолгу вслушиваясь в шум ветра. Из темноты летели только потоки снега.

Федор, подперев голову руками, сидел за столом. Наконец он не выдержал и встал.

— Пойдем, Алексей… может, близко где наши… Наскоро одевшись, они взяли багры и вышли из избы. Дверь оставили открытой.

Медвежонок, очутившись один, с недоумением посмотрел на уходящих, потоптался по горнице и выскочил вслед за ними.

Все трое исчезли в снежном буране.

Пурга разгулялась вовсю, каждый шаг давался ценой огромных усилий. Но еще тяжелее было на душе у Алексея. «Сынок, Ванюха, сыночек, неужели пропал…»— не выходила из головы навязчивая мысль.

Федор молча, настойчиво пробивался вперед, помогал Алексею. Да разве что разглядишь в этой кромешной мгле, когда со всех сторон бьет и толкает метель, смерть!..

То ли час прошел, то ли пять минут — кто знает! Вдруг медвежонок, все время не отходивший от людей, насторожился и стал принюхиваться, глубоко зарываясь мордой в снег. Фыркнув, он пошел куда-то в сторону.

— Федор, гляди, чует след мишка, не наши ли? Зимовщики решили довериться обонянию зверя и, собрав силы, старались не отставать от него. Медвежонок, часто останавливаясь и принюхиваясь, уверенно забирал все вправо. Внезапно Федор остановился, почти наткнувшись на своего четвероногого проводника, яростно разрывавшего высокий сугроб. А Химков уже показывал рукой куда-то вверх.

— Шест… Шест! — оба бросились разгребать баграми снег. Они задыхались на ледяном ветру, слепли от снежной пыли, но ведь, может быть, каждая минута стоила жизни!..

Ваня был в полузабытьи. До него глухо, издалека доносились непонятные слова. Это Степан, стараясь отогнать от мальчика гибельный сон, все говорил и говорил… Но вот Ване показалось, будто кто-то толкнул его в бок. Он открыл глаза, повернулся и — что за чудо!.. Шершавый язык тыкался ему в нос, в щеки, в губы. Слышалось тихое повизгивание.

— Мишка, ты откуда? — встрепенулся мальчик. — Степан, мишка здесь!

Степан же, чувствуя, как сильно задвигался шест у него в руках, думал: «Либо ошкуй, либо Федор».

Вскоре Федор добрался до пленников и рывком вытащил из сугроба сначала Степана, потом Ваню.

— Ваня, сынок, думал, не увижу тебя! — бросился к мальчику Алексей.

— Ну-к что ж, братцы, спасибо. Видно, не написана про нас смерть эта, стало быть, жить будем! — благодарил Степан стараясь за обычной шутливостью тона скрыть только что пережитый страх: страх не за себя — за ребенка.

— Не те слова говоришь, — нахмурился Федор, — до избы добраться надо, там радуйся…

Химков, обняв за плечи сына, вглядывался в пургу. Вот он решительно повернулся к товарищам.

Ветер с горы… идти против ветра надо. Туда… — он показал рукой в крутой снег. — Потом вдоль горы пойдем. Изба под горой… Против ветра.

Все поняли мысль Алексея. Шли долго, медленно, вязли в глубоком снегу, останавливались, отдыхали.

— Федор, а ведь ветер стишал будто.

— Пожалуй, верно. Только надолго ли?

— К скалам подходим! — закричал Степан над самым ухом Вани. — Не отставай!

Под защитой гор идти стало куда легче. Вот и знак: в белесом вихре проглянул высокий черный столб; блеснул слабый огонек. Он делался все ярче и сильнее, пока не превратился в желтый прямоугольник открытой двери. В колеблющемся свете жирника комариным роем сновали мириады снежинок, оживляя своей пляской безжизненный холод пустыни.

Как хороша и уютна показалась изба!.. На столе приветливо светил огонь, в печи потрескивали дрова, а в котелке закипали вкусные щи из квашеной салаты. На вертеле шипела, поджариваясь, медвежатина. Отогрелись, поужинали охотники, все рассказали, как плутали в пургу, как боялись друг за друга, радостно было у всех на душе. Почти от верной гибели спаслись.

А ведь, ребята, благодарить нам медведя надо. Кабы не он, не найти вас, — сказал Федор.

Тепло в избе.

В печи тлеют горячие угли, а там, снаружи, во мраке ночи лютует вьюга, и ветер с такой силой налегает на бревенчатые стены, что они поскрипывают в пазах.

Чисто лодья на взводне! — заметил кто-то сквозь сон.

К утру пурга разошлась еще злее. Избу так замело, что зимовщики с трудом вышли наружу и долго отгребали снег от двери.

Вот когда пошли в ход запасы дров для печи и жира для освещения!

— Ну, задул полуночник, разыгрался, теперь неделю, а то и боле кружить будет! — Алексей посмотрел на приунывших товарищей и добавил: — Скучать не будем, братцы, работенки много, обутку починить да новую надо сшить.

И правда, Химков никому не давал скучать, изобретая все новые и новые занятия.

Как-то раз, хорошо наточив нож, он стал вырезать из деревянных чурок маленькие фигурки.

Вот хочу сделать заморскую игру — шахматы.

— Помню, отец, ты играл с Савелием в третьем году, еще когда мы в Архангельске гостили.

— Не только я да Савелий, многие наши знают их, сынок. Занятная игра, ума требует. Ты, Федор, по резьбе мастер, помоги мне: таких вот надо четыре — это башни прозываются, этих — кони — тоже четыре.

• Предыдущая
• 18/58
• Следующая