Рискованное увлечение - Росс Джулия - Страница 28
- Предыдущая
- 28/84
- Следующая
– Но все это неправда!
– Просто глупые деревенские сказки, – сказал Олден. – Мы все ими одурманены. Землеройка – и вы тоже – ядовита не более, чем яблоки любви.
Джульетта посмотрела вверх, вглядываясь в его загадочную, хитрую улыбку.
– Тогда кто я?
Он улыбнулся еще шире.
– Печальная леди, которая нуждается, чтобы ее развеселили. – Олден сел за стол. – Давайте играть в шахматы. Сегодня ваш черед побеждать.
Но Джульетта знала наперед, что она проиграет. Хотя ее партнер оставался таким же обаятельным, чувствовалось, что он сильно расстроен, и полностью это скрыть ему не удавалось. Она все испортила своими разговорами. Магическая атмосфера рассеялась подобно кольцам дыма. Было совершенно очевидно, что он хочет только одного – уехать, и как можно скорее.
Предположения Джульетты оправдались. Он безжалостно уничтожал ее фигуры, разрушал замыслы, расстраивал оборону, превращая игру в опустошительную войну, а шахматную доску в миниатюрное поле битвы. Как будто это имело какое-то значение! Оставался всего один день.
– Что вы потребуете в качестве штрафа на этот раз, сэр? – спросила наконец Джульетта.
Когда мистер Грэнвилл посмотрел на нее, в глазах у него было что-то близкое к отчаянию, но он засмеялся.
– Чтобы завтрашний матч мы провели где-нибудь еще. Один раз мы играли на кухне и трижды в виноградной беседке. Почему бы нам не сыграть на новом месте?
– Прекрасно, – сказала Джульетта.
– А мое хозяйственное поручение на завтра?
Она отодвинулась от стола и встала.
– Я полагаю, вы его уже выполнили, сэр. Вы принесли этот ужин.
С этими словами она быстро покинула беседку и поспешила прочь.
Олден смотрел, как она уходит. Итальянское платье, словно крылья, развевалось у нее за спиной.
Завтра. Завтра в Мэрион-Холле он должен заманить ее в постель. Вопрос о возможном провале даже не стоял. Разорение – слишком суровое наказание за одну ночь безумной игры. Были наказаны все – он сам, его слуги, его мать, но больше всех маленький Шерри, которому и невдомек, что его участь предрешена.
Но игра в том варианте, в каком она обычно велась, похоже, не получится. Потому что от ее исхода зависит слишком многое? Или потому, что переживания Джульетты намного глубже, чем у других? Она потеряла брата. Она выходила замуж по любви.
Первые три стадии обольщения были уже пройдены. Он имитировал свой неподдельный интерес к ней, пробудил в ней физическое влечение и начал развеивать ее подозрения, чтобы она чувствовала себя с ним в безопасности. Сейчас она, несомненно, была почти готова к четвертой стадии – к его искусным рукам и еще более искусному рту.
И что его дернуло рассказать о Марии? Конечно, в той истории была достаточная доля правды, но тогда он был почти мальчиком. Из-за той любви он и оставался так долго вдали от Англии. Его любовница вместе с мужем, который ей в отцы годился, способствовали формированию его взглядов на жизнь и духовных ценностей. Но воспоминания о Марии его уже не волновали. Когда между ними все кончилось, его сердце остаюсь нетронутым. Может, у него вообще отсутствовал этот жизненно важный орган?
Если что-то и было когда-либо по-настоящему значимо, то только смерть Грегори. Но вокруг не было ни одной души, с кем бы он мог поговорить о своем любимом брате. Даже с матерью. Леди Грейсчерч вообще вела себя так, будто у нее никогда не было другого сына, и Олден всегда подразумевался единственным наследником.
И почему ему в голову не пришло, что своим рассказом он может насторожить Джульетту? Наговорил с три короба, какой он непостоянный и легкомысленный. Почему он позволил себе отклониться от тщательно разработанной программы? Что на него нашло? Почему он уклонился от плана чувственного штурма? Для чего-то создал ситуацию, побудившую ее рассказать о медальоне, и вынудил самого себя упомянуть о Грегори. Хотел завоевать ее доверие, но совсем не хотел углубляться в личную жизнь, а Олден стукнул себя кулаком в ладонь. Неужели ему судьбой назначено причинять боль женщине, которая ему нравится? А Джульетта Ситон ему нравилась.
«Это память об одном самом дорогом для меня человеке. Человеке, которого я действительно любила. Это мой маленький брат… Не спрашивайте меня о нем. Мой брат умер».
Слова Джульетты звучали в голове подобно проклятию. Уже завтра утром ему придется созерцать, как его собственный мир сгинет в пламени, либо он должен будет доставить медальон лорду Эдварду Вейну.
Олден не сомневался, что ему достанет духа сделать это собственноручно.
На следующее утро Джульетта проснулась от громкого стука. Вчера вечером она попросила Кейт не будить ее.
Кто-то дубасил кулаками входную дверь. Спальня была залита солнечным светом. Обернувшись пледом, Джульетта выглянула из окна. В синем небе ярко светило солнце. Густой воздух предвещал еще один жаркий, изнурительный день.
Со двора, щурясь на солнце, на нее смотрел Джемми Брэмби. Он стоял на кирпичной дорожке перед домом, размахивая клочком бумаги в грязной руке.
– Миссис Ситон, вам записка из «Трех бочек».
Коты бросились врассыпную, когда она торопливо сбежала по ступенькам. Тилли уже широко распахнула дверь. Обменявшись с сестрой несколькими словами, Джемми убежал обратно с фартингом в кармане.
Джульетта забрала послание и пошла в гостиную. Письмо было запечатано красным воском с тисненым фамильным гербом. Несколько минут она сидела совершенно неподвижно, держа в руке письмо, словно это было послание с того света. Нельзя допустить повторения вчерашнего вечера. Это был опасный крен в сторону реального сближения. Вместе с тем она чего-то хотела от этой странной неожиданной встречи, чего-то запоминающегося…
Джульетта развернула листок и быстро пробежала глазами несколько строчек. Потом перечитала еще раз и засмеялась.
Провести целый день вне дома? Неслыханное дело! С тех пор как она выезжала последний раз, прошло пять лет.
Весь день она прокручивала в голове одну и ту же мысль, что у нее уже никогда не будет шанса снискать любовь мужчины, что прошлое утрачено, а будущего не существует.
Нет, разумеется, она не может ехать. Это было бы слишком опасно. Нужно найти какое-то оправдание.
Записка гласила:
«Дорогая миссис Ситон!
Если б я мог уповать на Вашу доброту и снисходительность, наш сегодняшний матч мог бы состояться на природе, где-нибудь в нескольких часах лихой езды от Мэнстон-Мингейт. Так нужно для пикника с ленчем, который мне любезно приготовил хозяин «Трех бочек». Надеюсь, это не причинит Вам большого неудобства. Невозможно передать словами мою радость в предвкушении удовольствия от загородной прогулки в Вашем обществе.
Буду в десять часов со своей двуколкой. Разумеется, нас ожидает еще одно поражение. Ваше ли, мое ли – это предстоит выяснить.
Остаюсь вашим самым преданным и покорным слугой.
Г.».
Покорный слуга! Как же! Слуга своего каприза. Между прочим, когда она последний раз путешествовала в личном экипаже? Когда уезжала из дома на целый день? Пикник с посещением интересных красивых мест и шахматной игрой. Почему нет? Это их последний день.
За каждый проигрыш на нее налагается штраф. Она дала слово выполнять это требование.
Но она не может ехать.
Что, если ее увидит тот, кто ее помнит? И вдруг расскажет об этом Джорджу? Ведь ее супруг жив. Она это чувствовала. Это убеждение, глубоко укоренившееся в душе, всякий раз оживало, как только появлялась крупица новостей. Джордж Хардкасл делал себе имя на торговле лесом. Он часто выезжал в Россию, но бывал и в Лондоне, всего в тридцати милях отсюда.
Джульетта позвала Кейт.
– Да, мэм? – Горничная вошла в гостиную и сделав книксен.
– Ты считаешь меня ненормальной, Кейт?
Служанка снова присела, чтобы скрыть очевидную неловкость.
- Предыдущая
- 28/84
- Следующая