Мой темный принц - Росс Джулия - Страница 6
- Предыдущая
- 6/87
- Следующая
От шелка исходил едва уловимый запах моря и лошадей, кожи и апельсинов, напоминая ей о той вызывающей мускулистой мужественности, которую она почувствовала, когда он прижимал ее к себе верхом на коне. Воспоминания о его руке, обнимающей ее талию, горели где-то глубоко внутри, нашептывая всякие глупости о запретном плоде и первородном грехе. Ее губы вдруг стали до боли чувствительными. Она припомнила тот момент, когда он чуть не поцеловал ее. Чуть не прижался своими губами к ее губам. Но тогда он принял ее за другую. Она постаралась вспомнить детали их разговора в руинах, но не смогла – память словно смыло потоком ужаса, ярости и странного смешения неподвластных разуму чувств, овладевших ею, когда она сообразила наконец, кто он такой.
– Как бы я хотела, чтобы меня не похищали, – проговорила она. – К несчастью, я, похоже, поддалась панике. Но я не хотела этого. Женские слезы может вызвать не только страх, но и ярость…
– И вы, конечно же, испытывали и то и другое. – Он прошелся по комнате, касаясь рукой спинок кресел и столов, и остановился у замысловатой модели Солнечной системы, нежно провел пальцами по латунным спиралям. В каждой его черточке читалась властность и надменная самоуверенность. На лице непроницаемое, безучастное выражение.
Ярость немедленно взяла верх.
– А что я, по-вашему, должна была почувствовать?
– Может, страсть? – В голосе явно сквозила самоирония. Он снова одарил ее той самой полуулыбкой, превращающей ее кости в воду, улыбкой, сулящей тепло и поддержку и волшебство. – Когда твоя кровь вспыхивает огнем?
Поток необъяснимого, ужасного, горячего стыда потопил ее раздражение. Вот, оказывается, что значит быть монархом. Быть выше простых человеческих чувств, даже выше обычной учтивости. Действовать и говорить с возмутительным высокомерием и не реагировать на выпады других. «Конечно, – прошептал ей внутренний голос. – А ты чего ждала?»
– Значит, похищать невинных девушек – одна из ваших королевских привилегий?
– Значит, вы не считаете за честь то, что вас похитил эрцгерцог? – Его пальцы на мгновение замерли на чувственных изгибах металла – Венера и Марс, готовые по мановению его руки начать вращение по проволочным орбитам вокруг латунного Солнца. – Большинство придворных дам готовы зуб отдать за один мой взгляд.
– И всю жизнь ходить беззубыми, лишь бы завладеть вашей благосклонностью?
Ее дерзость переросла в неприкрытое издевательство.
– Я чуть не поцеловал вас. Мне очень этого хотелось. Но королевская благосклонность не вечна.
Самоуверенности у нее явно поубавилось. В его пренебрежительных высказываниях звучала откровенная бессердечность.
– Я бы предпочла извинения вашему пустому остроумию.
Непроницаемые черные глаза уставились прямо на нее.
– Вам и вправду не понравилось?
– Что именно? Ваше остроумие или ваша высокородная сдержанность? – Она поднялась. – Я бы сказала, что одно стоит другого. Мне пора домой, ваше высочество.
– Но вы пережили такое потрясение. Посчитали меня безумцем.
– Я и сейчас так думаю.
Латунные планеты завибрировали под его пальцами – сильными, с выступающими суставами и идеально ухоженными ногтями. Пенни спрятала было руки в складках платья, но тут же снова выставила их напоказ. Какая, собственно говоря, разница, заметит он или нет, что они не слишком чистые и не слишком ухоженные?
Он перевел взгляд на картину над камином.
– Первый граф. Мой прадед по отцовской линии. В его семье не было сумасшедших. Да и он сам – образец английской добропорядочности. Внешность, конечно, бывает обманчива. Он был известным пьяницей, но, напиваясь, становился милым и добрым. Вы останетесь на бренди. Напиток успокоит ваши нервы. Ему всегда помогало.
У нее чуть истерика не началась. Слышать, как он спокойно рассуждает о своем прадеде! Невообразимая непоследовательность, если принять во внимание насильственное похищение. Окончательно ее вывело из себя то, что набегающие на глаза слезы вызвали острое желание чихнуть, а она сильно опасалась, что это чихание может перерасти в безудержный смех. Постыдный, унизительный хохот. Ниже достоинства мисс Пенелопы Линдси из Раскалл-Сент-Мэри, которая, в конце концов, является уважаемым членом их маленького сообщества.
Она снова извлекла на свет носовой платок.
– Бренди вы не найдете, его тут нет. В доме уже много лет никто не живет, за исключением немногочисленной прислуги. Однако у миссис Баттеридж, экономки, наверняка есть чай.
Он направился к колокольчику, оставив металлическую Луну вращаться вокруг Земли.
– Тогда закажем чай.
Дверь за его спиной со стуком распахнулась. Николас повернулся с такой невероятной прытью, что Пенни на мгновение показалось, что у него в руке блеснул кинжал. Но если он и был, то тут же исчез. В комнату ворвалась пышная женщина в переднике, множество оборок колыхалось на ее платье. За ней по пятам несся явно встревоженный военный, тот самый лысеющий человек со шрамом, который совсем недавно зажигал в гостиной свечи.
Миссис Баттеридж являла собой образец истинного английского благоразумия, колыхающийся островок разума в море безумия.
– Мисс Линдси! – возопила она. – О Господи, помилуй меня! Наш дом захватили военные. Ни вам здрасьте, ни спасибо. Они уже в кухню прорвались, забрали цыплят, которых мистер Баттеридж и я собирались откушать на ужин, роются в кладовой, хлеб ищут. Говорят, гуся забьют. Выгнали своих коней на верхний луг и заставили Лизи приготовить постель в лучшей спальне. И все как один иностранцы, мисс, ни единого христианского словечка не знают, за исключением вот этого… – Она ткнула пухлым пальцем в военного, который безучастно уставился в потолок, только шрам на щеке подрагивал. – И еще одного.
– Миссис Баттеридж? Простите нас за столь внезапное вторжение, – невозмутимо проговорил Николас. – Мы думали, что дом пуст, не знали, что тут кто-то есть. Никто не собирался вас пугать.
– Да кто вы такой, сэр, – развернулась она к нему, – чтобы вламываться в английский дом и воровать моих цыплят? – Она перевела взгляд на Пенни, ее круглое личико сморщилось. – Что вы сделали с мисс Линдси? Звери! Варвары! Цыгане неотесанные! – Она подняла кулак и двинулась на принца. Похоже, кинжал все же Пенни привиделся – игра света и тени, только и всего. Николас даже не шелохнулся, чтобы защитить себя, но военный успел перехватить руку миссис Баттеридж. Экономка бросила грозный взгляд на своего захватчика. – И манеры у вас варварские! Вы только гляньте на свое лицо! Шрам во всю щеку!
Пенни чихнула в королевский платочек, давясь смехом и икотой.
– Шрам майора барона фон Герхарда – почетный знак, полученный на дуэли, – сказал Николас.
Его платок распался в руках Пенни на две половинки. Ей казалось, что она вот-вот задохнется. Девушка прижала одну половинку шелкового квадратика ко рту. Плечи сотрясались от припадка истерического, едва сдерживаемого хохота. Она изо всех сил старалась совладать с собой, но привести дыхание в норму было не так-то просто.
– А вы… предпочитаете синяки… вместо шрамов…
Он улыбнулся ей и поклонился:
– Конечно, будучи кронпринцем, я никогда не рискую своей жизнью на дуэлях.
Глаза экономки полезли из орбит, подбородок затрясся.
– Все в порядке, миссис Баттеридж. – Пенни вытерла слезы остатками дорогущего платочка. – Вопреки нашим ожиданиям лорд Эвенлоуд вернулся домой.
Майор отпустил экономку и поклонился:
– Мадам, вы имеете честь говорить с его королевским высочеством эрцгерцогом Николасом Александром Глариенским, который также является английским графом Эвенлоудом, виконтом Сакслингхэмом и хозяином этого дома. Персона эрцгерцога священна. Любое физическое насилие означает немедленную смерть.
– Смерть! – побледнела миссис Баттеридж.
– Через повешение, – осклабился офицер. – Ваша жизнь в руках его высочества, так же, как и все остальное в этом доме. Цыплята принадлежат ему по праву, мадам.
Она съежилась, словно проколотый шарик.
- Предыдущая
- 6/87
- Следующая
