Мой темный принц - Росс Джулия - Страница 30

• Предыдущая
• 30/87
• Следующая

Николас зажег четыре свечи.

– Ключ в столе?

Она кивнула и онемела, наблюдая за тем, как он вытаскивает ключ и направляется к двери. Он шагнул в темноту, оставив Пенни и Квест в комнате. Содрогаясь всем телом, девушка присела на кровать и пробежала рукой по густой шерсти волкодава.

Через несколько мгновений появился принц.

Он бросил взгляд через плечо и сделал кому-то знак:

– Входи.

На пороге появился мужчина в зеленой форме.

– Эрик, – представил Николас. – Один из моих людей.

Рыжеволосый поклонился Пенни, лицо бледное, застывшее, как маска.

– Прошу прощения, мэм, за то, что нарушил ваш покой.

– Вы на посту. – Принц был холоден, как висевшая в небе луна. – Вы понимаете, каково будет ваше наказание?

Солдат снова поклонился и щелкнул каблуками:

– Сир!

– Не забывайте!

Эрик вернулся на крышу.

Николас закрыл дверь и запер ее.

– Он выронил мушкет.

Пенни стянула с кровати покрывало и набросила его на плечи.

– Откуда вы узнали, что это один из ваших людей? Что, если убийца прокрался и напал на него, а потом притаился, поджидая вас? Когда вы открыли дверь, у вас за спиной горели свечи. Вы представляли собой идеальную мишень.

– Вы так думаете? – Позолоченный халат переливался волнами.

Все ее долго сдерживаемые страхи вырвались наружу, как вода из закипевшего горшочка.

– Я знаю! Вы что, ненормальный? Я вас не понимаю. Вы твердите об охране и охранниках, а потом рискуете совершенно по-глупому. У вас ведь даже оружия нет.

Он вытянул пустые руки и посмотрел на них.

– Все нормально, – проговорил он наконец. – Я слышал неясыть. Это наш сигнал.

– Какой еще сигнал? – вытаращилась на него Пенни. Он положил руки ей на плечи. Казалось, его ладони источают пламень, прожигающий ее кожу и врывающийся прямо в кровь.

– Крик неясыти. Мои люди общаются разными звуками. В любом случае, если что-то было бы не так, Квест предупредила бы меня. – Он взял ее лицо в ладони и провел большими пальцами по щекам. – Мне очень жаль, что Эрик напугал вас. Он будет наказан.

Она прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев к ее волосам и коже и ощущая, как самообладание изменяет ей.

– Нет! Не надо! Это из-за меня? Нет! Я этого не перенесу!

– Ш-ш! Откройте глаза. Посмотрите на меня!

Она не могла противиться ему, беззащитная, как кролик перед удавом. Пенни распахнула глаза и уставилась на него.

– Его накажут, потому что это вопрос военной дисциплины. К вам это не имеет никакого отношения.

– Но я думала, что эти люди – ваши друзья. Вы фехтовали с ними. Вы играли с Алексисом в шахматы у себя в спальне.

Темнота в его глазах изменилась, словно внутри зрачков заклубился дым костра. Он разжал пальцы и отпустил ее.

– Алексис никак не мог заснуть. Вот и все.

Он отошел в сторону. Квест не сводила с него глаз, но с места не двигалась.

Пенни уперлась взглядом в его обтянутую дорогой тканью непреклонную спину.

– Вы считаете, что способны утешить страдающие от бессонницы создания?

– Утешить? – Принца затрясло, как в зимнюю стужу. – С тем же успехом можно сказать, что земля – утешение мертвым!

– Тогда зачем вы играли с ним в шахматы?

– Алексис – наследник очень влиятельного семейства Глариена. – Он говорил медленно, тщательно проговаривая каждое слово, как будто пытался убедить ее в чем-то. – Шахматы развивают способность видеть на шаг вперед, взвешивать все «за» и «против», обдумывать свои решения. Они научат его владеть своими эмоциями с тем, чтобы он мог победить врагов.

– Но не в полночь же! – непонимающе уставилась на него Пенни. – Вы что-то говорили насчет того, что сегодня должны успокаивать ближних. Я думала, вы утешали его.

– Он – граф фон Кинданген, наследник графа. Я обязан заручиться его преданностью.

– Как отвратительно! Вы позволяете мальчику боготворить себя в политических целях, чтобы впоследствии воспользоваться им, но на самом деле он вас совершенно не интересует?

– Я не желаю обсуждать Алексиса, – отрезал Николас. – Это не имеет к вам никакого отношения.

– А мне кажется, еще как имеет. Я пытаюсь понять, что значит быть монархом. У вас никогда не было друзей? Даже в школе?

– Вы про Харроу? Господи, нет! Шесть кругов ада, вот что это было. Мне каждый день приходилось сражаться за свою жизнь. Английские мальчишки не приветствуют иностранцев, особенно тех, которые называют себя принцами захудалого европейского народишка и приезжают учиться только на один семестр в году. Как бы там ни было, интуиция их не подвела. Я совершенно на них не похож.

– Значит ли это, что вам безразличны все окружающие?

Он напрягся.

– Я не могу заботиться о ваших чувствах и ваших интересах. Что бы вы там ни чувствовали, это ваши чувства, не мои. Вы привыкли к порочным, основанным на эмоциях отношениям и с вашей мамой, и с вашими подружками, и с вашей семьей…

– Мои чувства к матери не порочны!

– Неужели? – обернулся он. – В таком случае какое вам, черт побери, дело до Алексиса, Эрика и любого другого из моих людей? Какого рода сентиментальные суждения вы выносите о вещах, о которых понятия не имеете?

Она подобрала ноги и обхватила руками колени, он явно пытался запугать и обидеть ее.

– Если мне придется играть принцессу Софию, вам лучше рассказать мне все. Что случится с Эриком?

– Он без возражений понесет положенное ему наказание.

Пенни закрыла глаза, пытаясь что-то припомнить.

– Если вы собираетесь высечь его, я ухожу.

– Вы не думаете, что он заслужил порку, так? Какое у вас доброе сердце! Вы слишком великодушны. В любой европейской армии сон на посту обычно карается немедленной смертью через повешение.

Пенни так и не поняла, какие нотки прозвучали в его голосе. Ей вдруг показалось, что она уловила нечто злое, дьявольское, сарказм, граничащий с жестокостью. На глаза навернулись слезы.

– Прошу вас, – всхлипнула она. – Это же варварство!

– Эрик – мой личный охранник. Это не игра и не каприз. В его руках ваша жизнь, впрочем, как и моя. – На золотых нитях халата вспыхивали огненные отблески. – Но вы все равно считаете, что я должен проявить милосердие?

Пенни дернула за распустившуюся ниточку своего покрывала. По спине побежали мурашки.

– Да, считаю. Конечно, считаю! Разве милосердие – не один из принципов христианства? Почему бы вам просто не сделать ему выговор и не забыть об этом?

– А как насчет невинных людей, которые погибают из-за того, что караульный заснул на посту и враг напал неожиданно? Это милосердно? А всего лишь надо повесить одного, чтобы всем другим неповадно было, и тогда одна-единственная смерть может спасти тысячи жизней. Армия не может существовать без строгих правил и определенных наказаний. – Он погасил пальцами одну свечу.

– Значит, милосердию нет места?

Тьма сгустилась по углам, отражаясь в его глазах.

– Солдаты идут в бой, полагаясь не на милосердие. Они полагаются на идущего рядом с ним, а спину им прикрывает бесстрастная справедливость офицеров. Или вы считаете, что дисциплина – выбор каждого?

– Я не знаю. Но даже армия состоит из простых смертных, и они имеют право на ошибку.

– Так и есть. Но вы-то теперь не простая смертная, вы – принцесса. И как бы вы поступили на моем месте?

– Я не принцесса, – покачала она головой. – И не хочу быть ею.

Он затушил еще одну свечу. Меж пальцев скользнула струйка дыма.

– Мне было семнадцать, когда я впервые взял на себя командование. Мою снисходительность и мягкость приняли за слабость. В войсках наступил полный хаос. Я потерял пятьдесят солдат в потасовке, в которой должен был бы лишиться не более пяти. Не надо говорить мне о милосердии!

– Но все это… – Она махнула рукой. – Но все это про вас, не про меня. Мое мнение не имеет никакого значения!

Его насмешливый взгляд просверлил ее насквозь.

– Вы и вправду верите в это?

• Предыдущая
• 30/87
• Следующая