Куртизанка и джентльмен - Росс Джулия - Страница 22
- Предыдущая
- 22/69
- Следующая
– А! Они занимались любовью?
– Совершенно верно, но тогда я этого не понял.
– Из-за того, что увидели в ее лице нечто другое?
Райдер, казалось, забыл про еду.
– То, что я увидел, было чувства вины, стыд и еще – какой-то слепой ужас вперемешку с неописуемым экстазом. Я застыл на месте, пораженный безумным отчаянием, а она уткнулась лицом в плечо Джека и заплакала.
Миракл смотрела на кусок мяса. Она была голодна, однако кусок не лез в горло.
– Это потому, что она была девственницей?
– Она, конечно же, была невинна, когда они познакомились – за несколько дней до этого, – и конечно же, чувствовала себя ужасно. Мы встретились с Джеком глазами. Никогда не забуду выражения его лица. Он видел, что я поражен, но вид у него был беспечный, даже насмешливый.
– Я вас хорошо понимаю. – Миракл отщипнула кусочек хлеба и заставила себя его проглотить. – Ведь он ваш брат, и вы его любите. Вам показалось, что он предал вашу любовь, а также свою честь и честь Анны.
– Предал мою любовь?
– Да, разумеется!
– Возможно, но тогда это было не важно. Важнее было то, как отреагировала на случившееся моя мать.
Миракл отложила в сторону остатки еды и обхватила себя руками.
– У меня на свете никого нет, кроме брата, Дилларда. В жизни нет ничего важнее родственных связей. С чего вы взяли, что ваша любовь к брату не имела значения?
– Потому что настоящая трагедия разразилась после того, как Гай потащил меня прочь, и мы побежали к герцогине. Она тотчас догадалась, что произошло.
– Каким образом?
– По выражению моего лица. Она давно с ужасом ждала того, что случилось. Мы с матерью не обменялись ни словом. Я просто ушел, оставив ее одну среди ее роз.
– Потому что поняли, что именно этого хочет герцогиня?
– Ей нужно было остаться одной. Она обожала Джека.
– Вас это не задевало?
– Что? То, что она любила брата больше? Нет. Сумасшедшая любовь матери к Джеку казалась мне тяжким бременем, от которого я был, к счастью, избавлен.
– Вы всегда были так одиноки?
Вопрос, казалось, озадачил Райдера.
– Не обо мне же речь!
Миракл опустила глаза. Одинокий старший сын в большой семье? Еще более одинокий, чем была она?
– Конечно, нет. Хотя и у вас есть свое бремя.
– Мое бремя – неотъемлемая часть моего положения.
– Однако для лорда Джонатана бремя материнской любви оказалось непосильным?
Райдер ощутил облегчение оттого, что разговор снова вернулся к брату.
– Да, думаю, это так. Джек сбежал от нее, бросившись в странствия и в объятия многочисленных женщин. Он изыскивал куртизанок на Востоке, в самых отдаленных его уголках. Там он познал все, на что только способна плотская любовь. Наивная Анна была совершенно лишена всего этого эзотерического знания и – как я тогда ошибочно полагал – просто пала жертвой его бессердечного соблазнения. Казалось, Джека нисколько не мучили угрызения совести. И это мой брат!
Вспышка молнии осветила окружающее пространство, на стены нефа упали фантастические тени. На каменном полу ослепительно блеснула медь: рыцари в доспехах, дамы в платьях, напоминающих саваны. Райдер вскочил, отошел в сторону и, остановившись, поднял глаза на мемориальную дощечку на стене в память о каком-то баронете шестнадцатого века.
Миракл сидела, уставившись на свои мокрые сапожки.
Ее сердце бешено стучало.
– Итак, он разбил ваше сердце?
– Мне хотелось его убить.
Воцарилась тишина. Холод, казалось, пронизывал Миракл до мозга костей. Для мужчин, подобных лорду Райдерборну, существовали только два типа женщин: чистые, вроде Анны – неприкосновенные непорочные девы, честь которых любой джентльмен обязан защищать до последнего вздоха, – и падшие, чье предназначение удовлетворять низменные потребности тех же джентльменов. К их числу относилась и она.
– Я не священник, а вы не на исповеди, – проговорила Миракл. – Зачем вы все это рассказываете?
Райдер обернулся:
– Затем, что вы пожелали непременно знать это.
– Нет! – Миракл вскочила. – Хотите убедить меня, что вам знакомо желание убить? Именно желание, но не сам акт, конечно!
– Да, но в тот момент… – Райдер сделал глубокий вдох. – Я твердо решил по меньшей мере наказать его. Он когда-то привез мне с Востока изумительную нефритовую лошадку. Маленькую фигурку, искусно вырезанную. Я разбил ее. А потом пошел искать его.
Стуча каблуками, Миракл подошла к купели. Вода струями стекала по церковным окнам, точно небо вдруг обернулось разлившимся озером.
– Потому что вы были в ярости, чувствовали себя оскорбленным. И что подсказывала вам ваша честь? Вызвать собственного брата на дуэль?
– Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я нашел Джека. Он был один. Стоя ко мне спиной, он смотрел па мамины розы. Я попытался ударить его, желая сломать ему челюсть. Это был самый недостойный поступок из всех, что я когда-либо совершал в жизни – я хотел ударить собственного брата. Однако на Востоке Джек набрался опыта не только в чувственных наслаждениях. Не успел мой кулак коснуться его лица, как он развернулся, словно дьявол, и нанес упреждающий удар, сбив меня с ног.
Взгляд Миракл был прикован к тяжелой церковной двери, от каждого гвоздя вниз тянулся кровавый след ржавчины. Ей хотелось только одного – убежать куда-нибудь. Почему эта история привела ее в такое смятение? Не думал ли он, что жизнь проститутки сделала ее бесчувственной и ничто не может ее потрясти? Что ж, возможно, он прав. Подавив в себе панику, Миракл повернулась к нему и села на свое место.
– Но теперь вы его простили?
– Я простил его очень скоро. – Райдер криво улыбнулся. – Куда труднее оказалось простить себя.
– Почему?
– Потому что я судил о нем так превратно. И эта моя ошибка свидетельствовала о том, как мало я его любил и как мало доверял ему. – Райдер прислонился плечом к колонне и устремил взгляд вверх, в темноту. – Джек просто боготворит Анну, он привязан к ней, как река к своему руслу. Чувства Анны так же глубоки и неизменны. Она всегда любила его, и то, что мы с кузеном видели у фонтана, была любовь. Хоть Джек в то время еще не был в этом уверен. Тогда брат без колебаний бросил нам всем вызов, заявив, что женится на ней. В результате самым настоящим грешником оказался я – допустил грех сомнения.
Миракл вздрогнула. Сердце билось неровно.
– Это слишком личное, чтобы рассказывать постороннему человеку.
Райдер пристально посмотрел на нее.
– Мне показалось, в «Веселом монархе» мы с вами были очень близки.
Миракл отвела глаза, устремив взгляд на окна, и про себя прокляла непогоду, удерживавшую их здесь, словно в западне.
– Несмотря на вашу славу и положение, вы, милорд, совершенно не искушены в житейских делах. Неудивительно, что брат воспринял ваше негодование с явным пренебрежением! Он знал, что вам его никогда не понять. Вы и сейчас его не понимаете, не правда ли?
Щеки Райдера гневно вспыхнули.
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали, что он познал все тонкости плотских наслаждений, когда путешествовал по Востоку. Ваш брат наверняка знает, что связь с профессионалкой не имеет ничего общего с близостью. А вы же не видите в этом разницы. И потому считаете его распутником.
– Он не сделал ничего, чтобы разубедить меня в этом.
– А почему он должен был вас разубеждать? Молодого человека, решившегося на подобный поступок, нельзя в отличие от женщины обвинять в безнравственности, его можно назвать героем. Вы же смотрели на него глазами Галахада и, увидев двух любовников, щурились за шорами всей этой вашей респектабельной английской правильности. И то, что случилось в «Веселом монархе», вы способны воспринимать лишь как волшебную сказку.
Райдер упрямо сжал губы.
– Я знаю только то, что чувствовал тогда.
Миракл приблизилась к нему.
– То было просто отменное удовлетворение потребностей плоти с куртизанкой, не более того. И вот вы стоите здесь в сияющих доспехах, разглагольствуете о своих идеалах благородного рыцаря и пытаетесь требовать от меня душевной близости?
- Предыдущая
- 22/69
- Следующая