Корсары Ивана Грозного - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/102
• Следующая

Англичане сошли с лошадей, ворота отворились. И они увидели белевшее в темноте высокое крыльцо опричного царского дворца, построенного совсем недавно. Дьяк Иван Висковатый проводил их к крыльцу, к ступеням, ведущим к дубовым тяжелым дверям.

— Я буду неподалеку, дождусь вас.

Стражники закрыли за англичанами ворота и скрылись в маленькую, незаметную дверь в каменной стене. На дворе темно, где-то во дворе протяжно выли собаки… В души купцов стал вползать страх.

— Пресвятая богородица, спаси нас… — неожиданно раздался хриплый голос с ближней воротной башни.

— Святой Николай-чудотворец, моли бога о нас… — ответил ему от другой башни голос молодой и звонкий.

— Святые московские чудотворцы, молите бога о нас… — нараспев произнес издалека третий голос.

— Все святые, молите бога о нас.

— Славен город Москва! — перекликались (не заснул ли кто?) часовые на стенах крепости.

— Славен город Владимир!

— Славен город Суздаль!.. — Последний отзыв еле-еле был слышен.

Внезапно дубовая дверь открылась. На крыльцо вышел царский оружничий Афанасий Вяземский. Он жестом пригласил купцов во дворец.

— Вы первые иноземцы, которым царь разрешил войти в новый дворец, — сказал Вяземский вместо приветствия.

Шли долго, по узким переходам и лестницам, сворачивая то в одну, то в другую сторону. Купцам казалось, что дорога никогда не кончится. Шли в полумраке, переходы освещались плохо. С потолка кое-где свешивались фонари из кованого железа со слюдой. В них горели восковые свечи.

Наконец царский оружничий открыл еще одну низкую дверь. Англичане, наклонив головы, вошли в просторную комнату. В золоченом паникадилеnote 19 горело шесть свечей. Увидели стол с разложенными на нем бумагами, у стола — кресло. По двум стенам — лавки с мягкими сиденьями. Иноземцев удивили книги. В несколько рядов стояли они на полках. Дженкинсон прикинул: книг было никак не меньше тысячи.

В красном углу — иконы, горела большая красная лампада в золотом подвесе.

Неожиданно в комнате возникла фигура в черной монашеской одежде. Высокий человек, опираясь на посох, подошел к англичанам.

Это был царь Иван Васильевич.

Купцы были готовы поклясться, что царь появился прямо из стены, вдоль которой стояли книжные полки.

Царь повернулся к иконам, кланяясь и осеняя себя размашистым крестом.

— Антон Янкин, — сказал он, помолясь, — я знаю тебя, полюбил и поверил тебе.

Антоний Дженкинсон, встав на одно колено, поцеловал царскую руку.

— Благополучен ли был в дороге? — спросил царь.

— Благодарю вас, ваше величество.

Вынув из кармана письмо королевы, он подал его царю. Иван Васильевич принял письмо и положил на стол.

— Об этом мы поговорим особо, — сказал он. — А теперь я хочу доверить тебе великую государскую тайну… Поклянись, что только моя сестра, английская королева, услышит из твоих уст слова, которые я здесь произнесу.

Царь взял со стола книгу в кожаном переплете с золотым крестом и внимательно слушал.

— Клянусь передать слова вашего величества только моей госпоже, божьей милостью королеве английской, французской и ирландской, оборонительнице христианской веры, — торжественно сказал Дженкинсон.

Он снова опустился на колено и поцеловал Евангелие.

— Клянись и ты, — обернулся царь к Ральфу Рюттеру. — Для такого тайного, великого дела, как у нас, кроме тебя, не нашлось толмача.

И Рюттер поцеловал Евангелие.

— Ты его знаешь, Антон, — сказал царь, указывая на князя Афанасия Вяземского. — Это мой первый советник и воевода, от него у нас нет тайного.

Англичане молча поклонились знатному опричнику.

— Если мои слова дойдут до ушей королевы и она согласится с ними, — раздельно сказал царь, — многие и многие милости и выгоды в моем государстве получишь ты, Антон Янкин.

Дженкинсон вновь поклонился царю.

— Ваше величество, я сделаю все, что от меня зависит, дабы королева благожелательно выслушала ваши слова.

— Добро, — сказал царь Иван.

Близко ударил монастырский колокол, зовя к ранней заутрене. Царь поднял руку, чтобы перекреститься, и ряса его распахнулась. Англичане увидели под монашеской черной одеждой кольчугу и длинный нож, засунутый за пояс.

— Король польский Жигимонд — мой недруг. Королева Елизавета должна его опасаться. Я захватил на своей земле лазутчика с письмом короля к вашим купцам. — Иван Васильевич взял со стола бумагу. — Вот что недавно писал бесчестный Жигимонд: «Я, Жигимонд, король польский, прошу вас, английских купцов, слуг моих доверенных, помогите подателю сего письма и оказывайте пособие и помощь тем русским, которые ко мне дружественны, как деньгами, так и всякими другими способами».

Царь Иван остановился и посмотрел на купцов. Его рот был крепко сжат, а жидкие брови сдвинуты.

— Разве достойно государя сеять ссору между государями, одолевать недруга воровским способом?

— Ваше величество, — сказал Дженкинсон, волнуясь, — прошу позволения записать все, что я услышал.

— Нет, я не верю бумаге, скажешь королеве словом, — ответил царь. — Слушай далее… Я было распалился на мою сестру королеву Елизавету. Но лазутчик сознался, что письмо послано нарочно, чтобы возбудить гнев мой против королевы. Пусть она знает, каков Жигимонд… Королева должна быть другом моих друзей и врагом моих врагов. И я буду тако. Англия и Россия да будут во всех делах заодно. — Помолчал и продолжал: — У меня много врагов. Король Жигимонд хочет погубить меня и сеет среди моих подданных смуту. А ежели с кем случится какая-либо беда, — царь понизил голос, — со мной либо с моей сестрой королевой Елизаветой, по тайному ли заговору либо по внешней вражде, и он будет вынужден покинуть свою страну, тот государь со всем семейством и слугами должен получить убежище у другого. И я и моя сестра королева Елизавета должны принять у себя потерпевшего бедствие государя со всеми почестями, какие ему приличествуют… Так передай, как я говорю, чтобы ни мне, ни ей в обиду не было. — Черные глазки царя Ивана впились в англичанина.

— Я понял, ваше величество. Клянусь передать все королеве, — поспешил заверить Дженкинсон.

— Ты, Антон, скажи еще моей сестре королеве, что аглицкие купцы получат большие торговые выгоды, если она будет моим другом.

— Скажу, ваше величество, слово в слово. Благодарю вас.

— Добро… — Царь снял с пальца перстень с алмазом в большую горошину. — Дарю тебе, а вот деньги на расходы. — Он взял со стола мешочек с золотыми монетами.

Дженкинсон с поклоном принял подарки.

— И тебе, толмач, поминок из моих рук. — Царь вручил Ральфу Рюттеру такой же мешочек с золотом.

Купец повалился на колени:

— Благодарю, благодарю, ваше величество…

Дженкинсон преподнес от себя и от имени лондонских купцов, торгующих на Русской земле, золотые часы.

Царь поблагодарил.

Часовой колокол Успенской церкви ударил три раза. Царь взглянул в окно и зевнул, прикрыв рот рукой. За окном чернела ночь.

Прием был окончен. Царь встал и, сняв шапку, сказал:

— Передай наш сердешный поклон нашей любезной сестре королеве Елизавете, которой мы желаем долгодейственного житья и благопоспешания, — и протянул руку Дженкинсону для целования.

— Проводи их, Афоня, до ворот, — сказал царь, еще раз зевнув, — и возвращайся. Ивашка Висковатый пусть до самого подворья их проводит. Со стражей, чтобы все честь честью.

Афанасий Вяземский вернулся через четверть часа. Иван Васильевич сидел в кресле с закрытыми глазами и перебирал четки.

— Афоня, — сказал царь, открыв глаза, — хорошо ли я сделал, обратившись к аглицкой королеве? Не будет ли порухи государской чести… Говори, не бойся.

— Порухи госудагственной чести нет нисколь, — ответил Вяземский. — Ты не пгосишь, госудагь, у нее защиты, а вы оба взаимно бегетесь оказывать помощь дгуг дгугу, ежели будет в том нужда… Однако подумай, госудагь, о дгугом. Помилуй бог, но если наступит вгемя, ты уедешь в Аглицкую землю?.. А нас, своих вегных опгичных слуг, бгосишь на гастегзание земским? Уж они не пожалеют для нас ни топога, ни кольев. Подумай, ежели об этом узнает опгичнина? И тогда многие из твоих вегных слуг станут вгагами и пегебгосятся к земским. Глядишь, ты и выехать не успеешь.

• Предыдущая
• 12/102
• Следующая