Озеро Белых Лилий (Нимфея) - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 7

• Предыдущая
• 7/15
• Следующая

Что же касается особого органа[7], благодаря которому люди-амфибии приспособились так долго оставаться под водой, то решительно я не мог найти ни малейшего его следа. Водяной Человек в состоянии нырнуть и не появляться на поверхности в течение более получаса. Если добавить, что скорость его передвижения под водой – тридцать-сорок пять километров в час, то, очевидно, он может соперничать даже с китами. В действительности он превосходит последних благодаря своему зрению, которое замечательно приспособлено к тому, чтобы видеть под водой. Об этом можно было догадаться уже при беглом осмотре его глаз: огромные, лишенные выпуклости зрачки так же хорошо приспособлены видеть под водой, как глаза сокола– видеть в воздухе. Невероятная ловкость движений также свидетельствовала о превосходно развитом у них органе зрения: они демонстрировали чудеса ловкости, выполняя совместные движения, рассчитывали с точностью до дюйма свои прыжки, которые в противном случае могли бы закончиться ужасным падением. Во время подводной охоты они могли различать мелких рыб на расстоянии в несколько сотен метров.

На суше Водяной Человек видит окружающее неотчетливо, как все дальнозоркие: плохо различает предметы вблизи, и наоборот, прекрасно видит вдаль.

Его слух тоже заметно отличается от нашего. Я говорил о музыке Людей Вод, прерываемой коммами[8], и об их странном произношении. Все это происходит потому, что, как мне кажется, их слух, зрение, да и весь организм приспособлены скорее к подводной, нежели наземной жизни. Известно, что под водой звук проходит в четыре раза быстрее, и в этом, по-видимому, главная причина отличия между высокоразвитым слухом амфибий в водной среде и обычным «земным» слухом. Мне могут возразить, что подлинное отличие состоит уже в том, что подводные существа, как правило, немы, и что слух стал развиваться лишь в разреженном воздухе. Я не стану здесь обсуждать эту проблему. Что же касается феномена Людей Вод, то на моей стороне научные опыты, которые выше любой теории. Замечу лишь следующее: однажды возникнув, слух мог измениться под влиянием среды, которая прежде препятствовала его возникновению. Таким образом, если чересчур плотная среда и могла бы противодействовать зарождению органа слуха, то это отнюдь не доказывает, что уже существующий орган не сможет развиваться, если животное снова будет вынуждено жить в плотной атмосфере. Да и сам факт, что слух зародился на земле в разреженной атмосфере, совсем не опровергает то, что он мог зародиться по-иному: просто для этого понадобилось бы еще несколько миллионов лет. И, наконец, самое главное – современные научные гипотезы, в том числе объясняющие феномен происхождения слуха, к сожалению, не более убедительны, чем прежние. Так, например, гипотеза (кстати, весьма ценная), авторы которой считали широкое распространение рептилий в палеозойскую эру следствием наличия большого количества углекислоты; известно, что в настоящее время этот факт объясняется иначе – повышением давления и избытком кислорода в воздухе.

Однажды утром мы с Сабиной беззаботно плыли по озеру. Как и прежде, в этой неторопливой прогулке нас сопровождал наш друг. Он то уплывал вперед, то неожиданно прыжками возвращался обратно и какое-то время снова толкал наш плот. Мы сделали привал на чудесном островке в тени густых ясеней. Белые лилии нежились в темных листьях. Между тонкими стеблями водорослей поднимали свои головки скромные лютики. Отливающий легкой белизной стрелолист тянулся навстречу своему едва заметному отражению – так ранним утром отражаются в воде облака. Целые стаи рыб внезапно всплывали на поверхность, неудержимые в своем движении. Все живое прославляло наступление дня. В дрожании теней, в складках ряби, в покачивании тростника чудился звон колоколов, отсчитывающих мгновения.

Теплая, нежная ласка ощущалась в невесомой обнаженности пыльцы, в цветке, пробившемся из недр земли ради встречи с другим цветком. Водная стихия, плодовитая прародительница жизни на земле, являла все новые чудеса своего неиссякаемого могущества.

Взгляд Сабины был пронизан озерной свежестью, полон трепетного сияния. Взволнованный, я не сводил с нее глаз. Влюбленным всегда кажется, будто они в райских кущах!

Помню, как солнечный луч, пробившись сквозь листву, заиграл у нее в волосах. Сабина стояла, опустив глаза. Возле нее упал сучок, блестящая букашка ползла по воротнику ее платья. Казалось, все озеро, каждый лист, каждый лепесток дышали счастьем. Я обнял Сабину, мы были во власти нежного, пугавшего нас чувства.

– Навеки! – прошептал я.

Но тут же в смущении отстранился. Мы не решались оказать друг другу ни слова. Сладостное искушение витало в воздухе. Чуть слышно шелестела листва, щебетал неподалеку воробей, шуршали под ногами жуки – во всех этих звуках мне чудилось что-то потустороннее… Какой-то шум вывел нас из оцепенения. Он раздался слева, у острова, поросшего тополями: там появилось около тридцати человек. Вскоре, выйдя из озера, к ним еще присоединились и другие.

– Люди Вод, – сказал я.

– Но посмотри, они не такие, как наши друзья! Действительно, пришельцы выглядели гораздо темнее, их кожа была темно-синего цвета. Сабина в испуге прижалась ко мне:

– Давай лучше вернемся!

– Я тоже так думаю.

Только я собрался отвязать плот, как вдруг вода вокруг сильно забурлила, плот закачался на волнах, и рядом с островком из воды показалось человек шесть. Как и у наших друзей, у них были непривычно круглые глаза, почти лишенные склеры, со слегка вдавленными внутрь зрачками. Но цветом кожи и волосами они сильно отличались от первых, к тому же их поведение было совсем непонятным.

Они разглядывали нас на расстоянии; один из них, молодой человек атлетического сложения, не сводил глаз с Сабины. Вооруженные гарпунами, они выглядели очень воинственно. Когда они приблизились, мне стало не по себе, а Сабина заметно побледнела.

Внезапно тот, кто смотрел на Сабину, сказал что-то на булькающем языке Людей Вод. Я развел руками, показывая, что ничего не понимаю. В моем жесте им почудилось что-то враждебное, и они замахали оружием. Положение становилось критическим: я держал наготове карабин, заряженный двумя патронами, но если я начну стрелять, то как я смогу защищаться дальше, ведь эти существа в любую минуту могут спрятаться в своей родной стихии. Впрочем, даже если предположить, что я смог бы дать отпор, где гарантия, что в сотне метров отсюда не прячутся .полчища их соплеменников, готовых прийти им на помощь?

Пока я раздумывал, насколько велика опасность, молодой атлет снова заговорил. Казалось, жестами он требовал ответа. Тогда я подал голос. Тот буквально застыл от изумления. Было похоже, что минуту пришельцы совещались, потом они вновь стали потрясать оружием, их крики сделались более угрожающими. Было ясно, что вот-вот они набросятся на меня. Я взвел курки: на минуту воцарилась ужасная тишина… Я решил, что мы погибли, и готовился достойно встретить смерть.

Неожиданно над озером раздались возгласы. Мои противники обернулись, – а я не смог сдержать радости. К островку плыли наши друзья, впереди – наш спаситель, он подавал какие-то знаки пришельцам. Те опустили свои гарпуны. И скоро мы с Сабиной очутились в кругу друзей, избежав смерти, а Сабина, быть может, и худшей участи.

Потом мы стали свидетелями особой церемонии приема гостей зеленокожими Людьми Вод. С тополиного острова приплыла целая толпа синекожих.

Состоялся обмен подарками, руки переплелись в странном пожатии; однако, в этих проявлениях вежливости мне почудилось что-то неискреннее, особенно со стороны синекожих.

Молодой атлет неотрывно смотрел на Сабину, и это меня очень сердило.

Друзья проводили нас на остров. Мы с облегчением вздохнули, почувствовав себя в безопасности. И все же нас не покидала смутная тревога. Я заметил, что ее разделяли и наши друзья. Особенно был обеспокоен наш спаситель. Он больше не отходил от нас ни на шаг, выказывая удивительную сердечность, и помимо, признательности я начинал испытывать к нему самые братские чувства.

• Предыдущая
• 7/15
• Следующая