Рука доктора Фу Манчи - Ромер Сакс - Страница 39

• Предыдущая
• 39/48
• Следующая

— Вы понимаете, о чем я говорю, поэтому я не извиняюсь перед вами за подобное сравнение. Конечно, обстоятельства, как мы знаем, внушают вполне естественное чувство беспокойства. Нам с вами памятно покушение на жизнь сэра Лайонела Бартона, имевшее место два года назад. Посему едва ли нас можно назвать просто сторонними наблюдателями.

— Да, едва ли, — согласился я и снова взглянул на тихий дверной проем у подножия лестницы, в котором с наступлением сумерек начали сгущаться таинственные тени.

Действительно, мы находились сейчас в несколько странном положении. Долгожданное приглашение в гости от нашего старого друга сэра Лайонела Бартона, всемирно известного исследователя и путешественника, поступило именно в тот момент, когда очарование покоя, вид моря и оживающей по весне природы, а также свежий чистый воздух пришлись как нельзя более кстати. Положение сопровождающей нас Карамани могло показаться несколько сомнительным, однако присутствие достойной домоправительницы миссис Орам сделало возможным визит девушки в дом холостяка. Собственно говоря, именно забота о здоровье Карамани и заставила нас принять приглашение сэра Лайонела.

По прибытии в Грейуотер-парк мы узнали, что часом раньше наш друг неожиданно заболел. Об истинной природе недомогания я до сих пор не имел возможности судить, однако местный врач, который покинул поместье за десять минут до нашего приезда, категорически запретил посторонним лицам входить в комнату больного. За ним ухаживал Кеннеди, старый преданный слуга, много путешествовавший с хозяином по самым отдаленным уголкам света.

Все это мы узнали от Гомопуло, дворецкого-грека (штат прислуги сэра Лайонела всегда отличался оригинальностью). Затем выяснилось следующее: сегодня вечером поезда на Лондон не будет и в ближайшей деревне негде остановиться.

— Сэр Лайонел настойчиво просит вас остаться, — заверил нас дворецкий на своем безупречном монотонном английском. — Он надеется, что вы не будете скучать, и рассчитывает увидеться с вами уже завтра и обсудить программу дальнейшего вашего времяпрепровождения.

Призрачная серая тень скользнула через сумеречный коридор, и я непроизвольно вздрогнул. Затем в отдалении раздалось приглушенное, наводящее ужас завывание, и эхо его гулко прокатилось по старинным покоям особняка. Найланд Смит рассмеялся.

— Это виверра, *4 Петри, — сказал он. — Я и сам испугался было, но тоскливые сетования леопардов напомнили мне о том, что сэр Лайонел перевез в Грейуотер весь свой бродячий зверинец.

Поистине, особняк населяли странные существа. А сам Грейуотер, в свою очередь, являлся одновременно крепостью, монастырем и поместьем. В настоящее время в просторном склепе под бывшей часовней в искусственно созданных климатических условиях с достаточно высокой температурой обитали необычные питомцы, привезенные эксцентричным баронетом из разных дальних стран. В одной клетке жила африканская львица — прекрасный могучий зверь, ласковый, как кот. В остальных клетках под сводами подземелья размещались две угрюмые гиены, козы с Белого Нила и антилопа из Кордофана. В выходящей в сад конюшне жила пара прекрасных газелей пустынь по соседству с двумя серыми журавлями и марабу. Леопарды, чьи завывания нарушали вечернюю тишину, занимали огромные, похожие на кельи, отсеки непосредственно под тем местом, где прежде стоял алтарь старой часовни.

Таким было странное общество и странное окружение, в котором мы оказались. Я попытался узнать время по своему хронометру, но в сгущающихся сумерках не смог различить стрелок на циферблате. Затем совершенно бесшумно в дверном проеме, бывшем предметом моего пристального наблюдения в течение последних двадцати минут, появилась Карамани. Наступившие сумерки не давали возможности разглядеть девушку отчетливо, однако мне показалось, что легкий румянец выступил на щеках возлюбленной, когда взгляд ее великолепных темных глаз встретился с моим.

Красота Карамани не нуждалась в искусственном освещении: это была красота пальмы и лепестков граната, красота цветов под безжалостным солнцем, которая распускается, подобно лотосу под небесами Востока. Но там, в полумраке, девушка показалась мне невыразимо очаровательной и изящной, словно газели пустынь, которых я видел в зверинце сэра Лайонела несколькими часами раньше. Я не могу описать наряд возлюбленной. Знаю лишь единственное она показалась мне невообразимо восхитительной, и сердце мое мучительно сжалось от боли, почти от ужаса, при мысли о том, что эта красота будет принадлежать мне.

Затем из теней, сгустившихся в противоположной стороне старого холла, выступила темная фигура Гомопуло — и наше странное трио проследовало в мрачную столовую.

В центре стола горела большая лампа. А перед каждым из сидящих стояла затененная колпаком свеча. Приглушенные блики света играли на белых салфетках и старом столовом серебре тонкой работы, не рассеивая сумрака вокруг нас, а как будто наоборот, способствуя еще большему его сгущению. Стол казался освещенным оазисом в темной пустыне огромного зала. Различить коллекцию оружия и охотничьих трофеев на обшитых деревянными панелями стенах почти не представлялось возможным. И я нервно вздрагивал всякий раз, когда мрачный и молчаливый дворецкий вырастал из темноты рядом со мной.

Любовь сэра Лайонела к странным знакомствам (известная нам из прошлого) в полной мере воплощалась в личности Гомопуло.

Насколько я понял, грек (прекрасно, впрочем, выполняющий обязанности дворецкого) поступил в услужение к сэру Лайонелу в год, когда последний занимался знаменитыми раскопками лабиринта Дедала на Крите. Именно в то время после смерти какого-то дальнею родственника сэр Лайонел стал владельцем Грейуотер-парка, и эксцентричный баронет, очевидно вдохновленный этим событием, немедленно завел себе подходящего фактотума.*5

Обычная его свита в составе лакея-малайца, конюхов-индусов и китайских поваров сейчас в особняке отсутствовала. А остальные домочадцы, включая очаровательную старую домоправительницу, служили в Грейуотере уже долгое время — от пяти до двадцати пяти лет. Надо признать, меня это обстоятельство только радовало: мои вкусы в выборе слуг весьма непритязательны.

Но несвоевременная болезнь хозяина бросила тень уныния на наше настроение. Я поймал себя на том, что разговариваю шепотом, словно в церкви. Карамани же вообще молчала. Странный обед в сумрачной пустыне огромного зала часто вспоминался мне в связи с жутким событием, которым он завершился.

Найланд Смит, явно пребывавший в такой же безотчетной тревоге и также поддавшийся непроизвольному желанию говорить приглушенным шепотом, внезапно принялся громко и весело рассказывать о каких-то фактах из истории Грейуотер-парка, с которой он со свойственной ему методичностью ознакомился в свое время. Это была отчаянная попытка сильного духа противостоять призраку уныния, грозившему полностью завладеть нашими умами.

Некоторые части здания были очень древними, хотя сменявшие друг друга владельцы Грейуотер-парка достраивали особняк всякий на свой лад. О Грейуотере ходили разные захватывающие легенды: о потайных комнатах, замурованных еще в средние века; о потайной лестнице, вход на которую (не обнаруженный и по сей день) находился якобы где-то в саду, к западу от древней часовни. Построил упомянутую лестницу дальний предок сэра Лайонела, процветавший во времена Генриха Восьмого. На этом месте повествования (Смит отличался великолепной памятью на загадочные исторические факты) рассказчика неожиданно прервали.

Ровный голос дворецкого, раздавшийся из темноты за моей спиной, заставил подпрыгнуть в кресле.

— Портвейн восемьсот сорок пятого года, сэр, — произнес слуга и поставил оплетенную бутылку на стол. — Сэр Лайонел просил передать, что мысленно он с вами, и предложил тост за здоровье доктора Петри и его невесты, познакомиться с которой он надеется завтра утром.

• Предыдущая
• 39/48
• Следующая