Парламент - Романов Сергей - Страница 4

• Предыдущая
• 4/54
• Следующая

— Но это ненадолго. Он ведь не отошел от темных делишек.

— Пусть. Между прочим, его неблаговидные дела — это забота правоохранительных органов. Да и ты в качестве спикера, как мне кажется, мог бы призвать его к ответу. Чего же ему в лицо не скажешь?

— Я являюсь спикером только в здании парламента и не обязан за его пределами бегать за каждым депутатом и призывать его к дисциплине.

— Опять же, это твои проблемы, папа.

— Будь благоразумной, Эдита. Я располагаю сведениями, что этот бывший сутенер занимается контрабандой. И не могу поручиться, что во время таможенного досмотра в твоем чемодане не окажется чего-нибудь, что не подлежит вывозу за рубеж.

— Не смеши меня, папа. По крайней мере, я ещё не совсем потеряла голову и точно буду знать, что у меня лежит в чемодане.

Она взглянула на гору тряпок, которые вышвырнула из шкафа, подумав о том, что как раз в чемодан ей совсем нечего укладывать.

— Эдита, — понизив голос, постарался ещё раз убедить дочь Хоттабыч, — Я пока, действительно, не понимаю, зачем ты ему нужна. Но точно знаю, что прикипел он к тебе неспроста. Может быть, для того, чтобы оказать на меня давление по какому-нибудь вопросу. Вполне вероятно и для того, чтобы морально сломать Юрия Агейко. А может быть…

Эдита не смогла сдержать себя и истерично расхохоталась.

— Это Агейко меня морально убил. Только он виноват в разрыве наших отношений! Я даже теперь догадываюсь, что именно он тебе что-то наплел о темных делишках Пантова. Ну, ответь хотя бы раз честно, разве я не права? Разве не Агейко в благодарность за то, что ты его вызволил из-за решетки, напридумывал сказок о контрабандной и сутенерской деятельности Пантова?

— Да, Агейко. Но информировал он меня об этом задолго до того, как оказался в милиции.

— Хватит, папа! Я устала. И ничего, слышишь, ничего не хочу знать об Агейко. Нет больше Агейко. Он для меня умер. Понимаешь — умер! И тебе нужно подумать о том, на ком из нас остановить свой выбор: на мне, твоей дочери, или на Агейко. И если этот выбор будет не в мою пользу, я заберу Фильку и навсегда уйду из дома.

Теперь она с вызовом смотрела в глаза отцу, как совсем недавно с таким же вызовом смотрела в лицо Агейко.

Старик, ещё больше осунувшись и сгорбившись, молча покинул комнату. Он понял, что переубедить дочь ему не удастся. Эдита торжествовала: победа была снова на её стороне — Хоттабыч боялся остаться без внука.

Когда Хоттабыч вышел, она в ярости сбросила на пол чемодан и пнула его ногой. Она готова была сию же секунду сбежать из этого дома. В Париж ли, в Москву, она не отказалась бы уехать с Пантовым даже в Марфино. Только ради того, чтобы её наконец оставили в покое.

Она сорвала с аппарата трубку телефона, набрала номер Пантова и, когда услышала его голос, в повышенном тоне заявила:

— Тебе придется ехать одному, Михаил.

— В чем дело, дорогая? — с нескрываемой заботой поинтересовался Пантов. — Тебе плохо? Тебя кто-то расстроил?

Она надеялась, что её категоричный отказ взбесит Пантова, но нежный ответ обескуражил Эдиту. По её взвинченному тону он даже понял, что она вне себя от ярости. Она с трудом заставила взять себя в руки и обмякшим голосом постаралась найти причину своего отказа.

— Мне просто не в чем ехать. Мой гардероб пришел в полную негодность.

— Узнаю в тебе настоящую женщину, — она даже почувствовала, как улыбнулся её собеседник. — Это мы легко поправим. После работы я сразу же заеду за тобой.

Конечно, она понимала, что новый любовник повезет её в какой-нибудь дорогой бутик или фирменный магазин. Еще месяц назад гордость не позволила бы ей принять такое приглашение. Но положив трубку на место, она подумала, что каждый должен чем-то платить за удовольствия. Она в них не отказывала Пантову. Так пусть теперь и он позаботится о её настроении.

Так называемые «выходы в народ» Пантов терпеть не мог. Нет, совсем не потому, что ему нечего было сказать о своей предвыборной депутатской программе, а потому, что просто не выносил встреч со всякого рода просителями. Опять же за свое красноречие он не переживал: тут как раз все в норме было. Да и уроки имиджмейкера Алистратова не прошли даром: теперь он, наверное, в течение целого часа смог бы разговаривать с собеседником путем одних только народных пословиц и поговорок. Мог перед слушателями без всякого стеснения выдать несколько залихватских частушечных куплетов и в присядку пойти в плясовую.

Но не плясать ехал в Марфино Пантов. Ни имиджмейкеру, ни его помощникам, а ему самому лично нужно было побывать на нескольких предприятиях и договориться с их директорами о стопроцентной явке рабочих на избирательный участок. И не просто о явке. Важно было, чтобы все эти рабочие проголосовали за его кандидатуру. Директора уже не раз помогали Пантову. Оказывали помощь в сборе подписей. Например, в ходе прошлых выборов знакомые руководители производств, с кем Пантов выпил не одну рюмку, раздали своим подчиненным подписные листы и на первый раз очень вежливо попросили вписать в анкеты фамилию дружка-собутыльника. Тех, кто старался увильнуть или отказывался, уже строго предупредили: не поставите подпись под кандидатурой Пантова, в лучшем случае не получите зарплату. В худшем — совсем вылетите с работы. Такой разговор «по душам» оказался настолько эффективным, что коллективы нескольких производств почти единогласно отдали свои голоса Пантову.

Но Михаил Петрович и его сподвижники по выборной компании могли не только сурово карать, но и благодарить своих почитателей. Опять же тех, кто, получив чистые анкеты, обошел всех родственников и знакомых и заручился ещё и их поддержкой в пользу Пантова. Чем больше заполненных анкет приносили в избирательную комиссию самодеятельные агитаторы, тем выше был и размер вознаграждения.

Но премиальных, которые выдавались самым рьяным почитателям Пантова, разве и хватило бы, что на бутылку водки и батон докторской колбасы. Куда более приличные деньги зарабатывали профессиональные сборщики подписей, которым Пантов назначил встречу в конце дня.

Эти ребята не бегали по знакомым и не упрашивали со слезами на глазах соседей проголосовать за своего политического кумира. Они ожидали время выборов, как манну небесную и обеспечивали собственное благосостояние во время избирательной компании на долгие годы вперед. Поэтому и работать им приходилось более рационально и грамотно. Самым незамысловатым способом сбора подписей считался «метод борзого щенка». Для этого профессиональный сборщик шел в отдел кадров какого-нибудь предприятия и за взятку получал список всех работников этого производства. После чего ему оставалось только переписать паспортные данные и подделать подписи. Еще более упрощенный вариант проходил под кодовым названием «Второгодник». В этом случае использовались подписные листы предыдущей избирательной компании.

Конечно, в приобретении столь сомнительной поддержки в свою пользу был немалый риск и для самого Пантова. Случись самое худшее и его смогут уличить в подкупе официальных лиц, что в предвыборной практики пока ещё не наблюдалось, то всего лишь откажут в регистрации. Конечно, это не лучший вариант, но тем не менее Пантов всегда возносил хвалу Господу, что проживает не в Америке, где предвыборная фальсификация могла бы обернуться пожизненным заключением. А на заседаниях думы, сколько бы не ставился вопрос об ответственности кандидата в депутаты за фальсификацию голосов в свою пользу, это предложение так ни разу и не было поддержано большинством. Пантов прекрасно знал, что подобными лазейками пользуется во время выборов не он один. И мнение его соратников было сродни его личному: зачем же собственными руками рушить то, что ещё может не раз пригодиться?

Еще задолго до командировки он подсчитал, что сможет заплатить только по три доллара за каждую подпись. Эта сумма была на пятьдесят центов меньше, чем та, которую он платил за каждый голос на прошлых выборах. Конечно, он предчувствовал, что предстоят довольно-таки жаркие торги с профессиональными сборщиками, в ходе которых придется забыть о том, чему его учил имиджмейкер Алистратов. Он не будет сыпать пословицами, не будет шутить и улыбаться, изображая ангела. Он будет стучать кулаками по столу, орать благим матом и даже угрожать, что вообще ничего не заплатит и откажется от услуг. Стеснятся тут нечего: как он, так и эти ребята нарушали правила предвыборной игры и одновременно ходили по лезвию ножа. Да и к тому же ему не жалко было этой ничтожной добавки в размере пятидесяти центов за голос по одной довольно-таки тривиальной причине. У него просто не имелось лишних денег. Они были уже израсходованы. На ту самую водку, которую регулярно подвозили забастовочной команде на центральной площади Марфино.

• Предыдущая
• 4/54
• Следующая