Мошенничество в России - Романов Сергей - Страница 4

• Предыдущая
• 4/156
• Следующая

Да, мошенник рискует. Но это риск с его стороны. И почему он не должен идти на риск, если рядом тоже воруют, если он находится в полной нищете, если друзья отвернулись. И он ворует, не думая ни о какой нравственной морали, заботясь лишь об одном — не попасться по глупости в руки правосудия. В мошенническом мире мораль состоит лишь в одном: в искусстве вознаграждать потери прибылью и согласовывать риск с величиной добычи. Пусть нет друзей, но за деньги они найдутся. За деньги можно купить и любовь, и путешествия, одежду и удовольствия. А дабы заработать деньги путем преступным и при этом не быть разоблаченным, нужен набор изощренных уловок.

Искусству аферы нужно учиться годами. Впрочем, как и овладению любой другой профессией. И в преступном мире действуют свои школы и университеты.

Опытные авторитеты (и в камерах, и на воле) передают свои знания зеленым юнцам, желающим вступить в мошенническую касту. Учится молодежь воровскому языку, на практике режут сумки и вытаскивают кошельки, изучают искусство проникать в дом зажиточных граждан, приготовлять мази и растворы для фальшивых ран и увечий, уметь обманывать народ своими жалобами, просьбами или ловкими штуками.

Нет, я могу уверенно сказать, что в наше время, в конце двадцатого века, мошеннические преступления не сильно изменились. Набор воровских приемов и уловок остался таким же, как и сто лет назад. Разве что, в некоторых случаях по ходу преступления применяется современная техника.

Вот как действовали каморристы в прошлом веке. (Каморра — крупная воровская и бандитская группировка, возникшая в Италии) «Сатогга — имеет своих сановников, свои уставы, свое ученичество, свои испытания, свои степени дворянства. Ее закон — право сильного, ее конечная цель — эксплуатация слабого сильным; собрания каморристов происходят на галерах, в игорных домах, в казармах, в дурных местах, их место действия — везде.

Каморристы не имеют им одним свойственного костюма: они встречаются в лохмотьях среди улиц, их также видишь изящно одетыми на публичных гуляниях.

Общество делится на два больших отделения: внутренние и иностранные дела. Путешественники, багажи, дилижансы, железные дороги, пароходы, отели и т. д. принадлежат ко второму отделению, первые разветвляются до бесконечности, смотря по сущности работы.

Таким образом, к одному из этих разветвлений относится то высокое искусство воровать, которое не имеет себе подобного в свете, что очень хорошо знают иностранцы. Вор, прослушавший курс в Неаполе, может быть всюду принят; он может, способом только ему свойственным, сделать платок, часы, портмоне и т. д. Это не вор, это почти артист, любящий искусство для искусства.

Другому разветвлению предоставлены азартные игры. Члены его считаются артистами в подменивании игральных карт — они умеют отлично обыгрывать игрока или заплатить ему фальшивыми деньгами. Они встречаются большей частью в кафе-ресторанах, у биллиарда, хорошо одетые, причесанные, услужливые, с улыбкой на губах и всегда полными карманами.

Каморристы, занимающиеся воровством, поистине бесчисленны. Но как бы их ни было много, им все-таки нужна помощь этой толпы хромых, кривых, прокаженных, слепых, более или менее действительных, нищенствующих днем и спящих ночью на открытом воздухе по улицам Неаполя.

Lazzoroni, которых ошибочно считают трудящимися для себя, в самом деле только помогают каморристам, от которых получают плату. Для всевозможных случайностей у них есть свой условный крик: когда они слышат мерный шаг патруля, они мяучат; если они вздыхают, значит, идут два обхода; если идет один человек, они кричат по-петушиному; они чихают, если прохожий — бедняк и читают громко Ave-Maria, если заметят того, кого ждут.

Контрабанда составляет еще одно из разветвлений каморры, даже из самых значительных, которые находятся в наилучших отношениях с таможенными чиновниками. Наконец, есть такие каморристы, которые спекулируют браками, кредитными письмами и сыновьями семейств. Другие укрывают краденое, делают фальшивые ключи, берут в месяц сто процентов, ловко овладевают контрактами, вмешиваются в продажи, тяжбы, в сделки под предлогом своих услуг, но, в сущности чтобы всем воспользоваться.

Те из каморристов, которые ведуют иностранными делами, пребывают большей частью станциях железных дорог или в гавани. Они всегда безукоризненно одеты, предлагают свои услуги даром и с такой приветливой улыбкой, что поневоле их принимаем. В конце же всегда чего-нибудь не достает в туалете дам или вещей мужчины».

Сравните эти высказывания с деятельностью сегодняшних российских мошенников и найдете совсем немного различий. Напрашивается вывод, что палитра преступлений не так уж сильно изменилась, прежде чем дошла до наших дней.

Конечно, появились и чисто современные преступления. Допустим, компьютерные мошенничества. Ведь был же случай, когда российский программист, даже не выезжая за границу, а сидя в Санкт-Петербурге, умудрялся неоднократно снимать со счета американского банка кругленькие суммы. Значит, и видов мошенничества, как и их самих, стало еще больше, чем сто лет назад?

Мне бы не хотелось ни опровергать это мнение, ни доказывать обратное. Я лишь процитирую выводы Моро-Кристоффа, жившего век назад, который посвятил долгие годы изучению мира мошенников и грабителей.

«Стало ли больше преступлений? — задавался он вопросом в 1860 году. — Чтобы решить научным образом этот вопрос, надо доказать, возможно ли сравнение эпохи с эпохой, народа с народом. Т. е. может ли то и другое сократить расстояние веков и промежуток мест настолько, насколько этой точки, обозначенные в своих крайних границах, представляют между собой тождество слов, вещей и нравов, предрассудков, законов, обстоятельств общественных или политических и т. д. Иначе это сравнение было бы безрассудством, и то, что оно представило бы в результате за истину, в сущности было бы только ложью.

Сравните, например, статистику злодеяний и преступлений, совершенных ежегодно против нравов во Франции, со статистикой преступлений подобного же рода в Оотском кантоне Швейцарии.

Если вы сравните одни цифры, представленные той и другой статистикой, то найдете большую сумму безнравственности в Лозанне, нежели в Париже. Между тем, это совершенно ошибочно. Отчего? Потому что ббльшая часть преступлений против нравов, не подлежащих уголовному суду во Франции, считаются преступлением в кантоне. Например, проституция, терпимая нашими законами, карается древним консисторьяльным законом, поддерживаемым в уголовном своде законов в Швейцарии. То же самое относительно простого блуда вне супружества, за который тамошний закон наказывает равномерно обоих преступников вместе. Приложите этот закон во Франции и скажите, не изменится ли совершенный результат ваших сравнений?

Что же до сравнительной криминальности настоящих и прошедших эпох, та же разница законов и нравов не допускает что-нибудь сказать в пользу или во вред нашему времени. Отодвинемся назад к XVII столетию. В эту эпоху, до революции 89-го года, преступления блуда, насилования природы, дуэль, магия, святотатство, отступничество, кощунство, богохульства и другие преступления в оскорблении религии и короля, предвиденные или непредвиденные законом, давали лестнице преступлений удивительный размер.

С другой стороны, шельмование, тайное наказание, допрос, позорный столб, публичное покаяние, пытка, колесование, растопленное олово, огонь и другие ужасные пытки, которые законная воля судьи умела так страшно разнообразить, давали лестнице наказаний характер прогрессивного увеличения в их применении, характер, имеющий устрашающее влияние, долженствующее, в свою очередь, упасть при нынешней системе смягченных наказаний.

Итак, несходство нравов и законов между нашим и XVII веком не допускает никаких точек соприкосновения криминальности двух эпох и никакого нравственного сравнения и оценки.

Что же касается сравнительной таблицы цифр преступлений обеих эпох, то это мне кажется не более возможным. Во-первых, в первое время не было официальной статистики преступлений во Франции, вещь, которая делает невозможным определение ежегодной цифры преступлений и злодеяний, совершенных до этой последней эпохи.

• Предыдущая
• 4/156
• Следующая