Куда ведет Нептун - Крутогоров Юрий Абрамович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/54
• Следующая

— Читай же!

— Да тут ничего особенного, ребята. «Прокопий Богданович Возницын, раб божий, в посольских делах был славен и гожий».

Задул влажный, пробирающий до костей ветер.

Слова зловещего надгробья не покидали Харитона всю обратную дорогу.

Зачем только пришли сюда? Так славно сидели, в снегу барахтались.

Прончищев обнял его за плечи:

— Что приуныл?

— Да так. Что-то о родной деревне заскучал. Тосковать буду, как уедете…

А в глазах стояли слова: «Всяк путешествующий к гробу присмотрися».

Засели в башке — и все. Как заноза проклятая.

Харитон лукавил, когда жаловался друзьям, что за него некому порадеть. Витус Беринг знал мичмана Лаптева по совместной службе на «Мальбурге», ценил его смекалку, исполнительность, легкий нрав. «Для чего не веселиться, бог весть где нам завтра быть» — эта незатейливая песенка в самые трудные минуты была на устах мичмана. И Беринг желал иметь такого человека в своей экспедиции, о чем и сказал Харитону во время одной из встреч в Кроншлоте. Лаптев горячо благодарил за доверие, но просил не насиловать его волю. Капитан-командор отмел саму эту мысль, заявив, что силком в северный поход никого не намерен загонять. Только влечение души есть самый верный компас для флотского служителя. Все же спросил напоследок:

— А хочу знать, что влечет тебя? — Беринг улыбнулся. — Смотри, время скоро изнурится, яко река пробежит. Что хочешь в жизни успеть?

— Хочу успеть на Балтике, — просто сказал Харитон. — Влекут меня приключения батальные, а их тут немало предвидится.

— Да, да, — согласился Беринг.

— Каждому свое, господин командор. Прончищев с ранней юности возмечтал о Таймыре — ему карты в руки. Брат Дмитрий тоже заразился Камчаткой. Я опасностей не бегу — хочу жить, как велит собственное сердце.

— Ты теперь, кажется, будешь служить на фрегате «Митау» под командованием Дефремери?

— Я доволен таким назначением, — ответствовал Лаптев.

— Этот француз — славный капитан. — Беринг развел руки, сожалеючи, что капитану Дефремери больше повезло, чем ему, Берингу. — А служили мы на «Мальбурге» отменно.

— Эти годы мне тоже дороги. Верьте моему слову, господин командор.

На прощание Беринг обнял Харитона, пожелал ему счастливой службы. Встретятся ли они еще когда-нибудь, одному всевышнему ведомо…

В долгом пути записки, они же дневник, есть путь к себе.

Давай, гусиное перо, скреби. Как там говорили древние? Досуг без занятий — смерть.

Выдался свободный вечерок, гулял в Летнем саду. Себе можно признаться: тайная надежда увидеть Таню привела сюда.

Как дурак, сидел ждал. Народу гуляющего не счесть. Все не то. Ничто не развлекает. Душе холодно, как той рыбке в ледяном кубе.

Я все думаю, думаю…

Когда Таня стала занимать мои мысли? В гардемаринском моем звании? Раньше? Как подумаю, что Таня сейчас рядом с тем господином…

Мне достался фант лейтенанта, а фант любви — другому.

Зачем сейчас вспоминаю, как она убежала от учителя Ферручио и мы втроем плыли на ботике? Таня тогда изъявила желание плыть куда угодно. Сколько в ней живости, игры.

Как начну думать о ней, мысли приходят в беспорядок.

Взять себя в руки, господин лейтенант. Ведь пойду на Таймыр! Сколько думал об этом. Таймыр, Таймыр…

Ладно, скрутим себя.

Жаль, Харитона не будет с нами. Вижу, он ко мне до сих пор привязан. Как горевал о моей любовной участи… И сколько в нем других достоинств.

Эх, Харитон, друг мой сердечный! Твои планы иные. Я не сужу тебя строго. Каждому свое.

Но каков, однако, Дмитрий? Молчун, молчун, а таил в себе те же мысли, что и я.

Подбираю экипаж на будущее свое судно.

Геодезистом пойдет Никифор Чекин. Дельный парень. Ранее описывал Каспийское море.

С ним состоялся хороший разговор. Я спросил его: зачем идет на Север? Деньги влекут немалые?

Чекин угадал то, о чем я вслух никогда не говорил. Показал список пропозиций славного Федора Салтыкова, что был сподвижником Петра Великого. Об этих пропозициях мельком писал мне Харитон. Теперь имел возможность воочию их прочесть. Еще в 1714 году — тогда я только в Навигацкую школу поступал — Салтыков предлагал искать Северный морской путь. Он писал: «Мы по сему образцу сравняемся в краткое время со всеми свободными нациями, а без свободных наций и добрых рукоделий не может государство стяжать себе добрых умений».

Как сказано!

Я не любитель высоких слов, но тут, в этих строках, заключен великий смысл. Стяжать нации доброе умение! Вот взгляд государственного мужа и философа. Я рад, что написал это природный россиянин.

Так ответил Чекин на мой вопрос. Я больше не стал его пытать.

Кто б подумать мог! Явился ко мне лекарь Карл Беекман. Я узнал его. Он — нет. Напомнил ему о школяре, которого он лечил в морском гошпитале, о царском шуте. Несказанно был поражен сей эскулап.

Но не менее был поражен и я, узнав, что он просится в экспедицию. Его прислал Беринг. «На усмотрение лейтенанта»…

Лекарь нужен. Он предусмотрен штатом. В Беекмане, в этой клистирной трубке, я обнаружил истинного романтика. Он мечтает быть путешественником! Ему претит однообразие службы, хочется увидеть свет. Что ж тут смешного? Я готов его взять. Поглядим, что скажет капитан-командор.

Боцманом прислан Василий Медведев, обликом своим выросший из фамилии. Косолап, неуклюж, лицо обросло бородищей, руки волосатые. Он и плотник, что в нашем деле не последнее ремесло.

Что бы я делал без Челюскина! В нем счастливо соединился штюрман и друг. Какая мне опора!

Думаю об нем — тепло становится.

Хлопочет обо всех потребных инструментах, добывает снасти, парусину.

Якоря приказано получить на уральских заводах. Грозится: «Сам поеду их получать».

Тронул еще раз своею привязанностью Рашидка. Подумавши, я предложил ему ехать в деревню. Поход дальний. Запротестовал самым решительным образом, заявив, что желает быть моим слугой до скончания века.

На Котлине он оставил прелестную боцманову дочь Катюшку. Девица, прощаясь, повисла на шее моего вестового. Приходила ко мне, спрашивала, когда имеем срок возвратиться. Что я мог сказать? Однако обещал по возвращении благословить их союз и дать вольную Рашиду. Она будет ждать. Сколько же веры и чистоты в девушках незнатного происхождения!

Сегодня пришлось идти мимо дома Кондыревых. Окна зашторены, дорожка к крыльцу убрана, по свежему следу читались следы маленьких сапожек. Ее следы.

Я бежал прочь. На углу обернулся. К воротам подкатил экипаж. Слух мой до того обострился, что услышал у дверей звонок. Это был мой счастливый соперник.

Не без печали вспомнил я рассказ моей незабвенной няньки Савишны.

Двое женихов пришли к родным невесты. Один — дворянского рода, второй — происхождения незнатного, но богат. Стали спорить между собою, кому занять за столом первое место. Один первого места желал ради своего происхождения, второй ради богатства. Взыграла в обоих гордыня. Я няньку спросил: кто же победил? Она ответила: кто хочет первым быть, да будет последним. В жизни же так получилось: не мечтая быть первым, оказался последним.

Что же за мучение — любовь неразделенная…

Приказал себе: забыть!

Не забывается. Слаб я, видно, душой. А куда идти вознамерился!

Пришел Челюскин. Приблизился, по плечу хлопнул: «Святой писец».

Ничего не говоря, погрустил со мною. Он все видит. Как я ему благодарен! Мы с ним пятнадцать лет вместе. Быстро время летит. Ах, скорее бы в дорогу! Март теперь все ближе. Надеюсь, путешествие развеет мои печали, столь недостойные лейтенантского военного звания.

Имел беседу с нашим капитан-командором. Берингу скоро полвека, но тому поверить невозможно. Деятелен, полон жизненного заряда. Хорош, добродетелен и ровен с людьми самого скромного звания. Это есть первое достоинство человека.

• Предыдущая
• 30/54
• Следующая