Выбери любимый жанр

Мне тебя заказали - Стернин Григорий - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Михаил побрёл в ванную, где долго умывался, брился, приводил себя в человеческий вид… «Красивый я парень, — подумал он, глядя в зеркало. — Волосы каштановые, глаза голубые, и ростом удался… А живу, как скотина… Пора с этим кончать, не дело это… Сын я своего отца или нет, едрена мать?» Он надел пиджак, сунул туда руку и к своей великой радости обнаружил там сто рублей. Находка его обрадовала до невозможности, он понял, что к матери ехать не обязательно… Михаил надел дублёнку и вышел на улицу. В ларьке он купил баночного шведского пива «Туборг» и стал с наслаждением пить холодный напиток, несмотря на промозглую ветреную погоду, прямо на улице. Полегчало. Михаил прошёлся по улице, подошёл к газетному киоску и купил рекламную газету. Он время от времени покупал газеты и читал объявления о приёме на работу… Хотя не верил, что хорошую работу можно найти по объявлению. Нет, такие дела делаются только через знакомых, через друзей. Но все друзья и знакомые оказались такими сволочами… Да, когда все переменилось у него, мигом переменились и они… Никто ничем не хотел помочь…

…Миша Лычкин с детства привык к холе, неге и роскоши… У них была четырехкомнатная квартира на Ленинградском проспекте неподалёку от метро «Аэропорт». Покойный отец Гавриил Михайлович был директором гастронома. Миша был у него поздним ребёнком, когда он родился, отцу было уже за сорок. Матери на пятнадцать лет меньше. Отец был вальяжен, дороден, остроумен, любил пожить на широкую ногу, любил застолья, пикники, сам прекрасно готовил… Правда, в те застойные годы афишировать свою зажиточность было чревато. Но гобсековский образ жизни не устраивал отца… «Волга», а затем в придачу к ней и «девятка», дача в Малаховке, роскошная четырехкомнатная квартира — все это имело место… Разумеется, прекрасная еда, ежегодные поездки на курорты к Чёрному морю и в Прибалтику в лучшие пансионаты и санатории, дорогая импортная одежда… Вообще, отсутствие всяких проблем, когда проблемой было абсолютно все, от колбасы и детективного романа в красивом переплёте до автомобиля и дачи… Он как раз был таким человеком, у которого все схвачено, за все заплачено… А в Мишеньке своём он души не чаял, баловал его как только мог. Лучшие игрушки, книги, театры, ёлки, занятия любым спортом — все было к его услугам. О том, что такое давка в городском транспорте, ясли, детские сады, он и понятия не имел. В школу его отец отвозил на машине. Друзья завидовали Мише и буквально глядели ему в рот, он мог достать все — и книгу, и путёвку, и билеты в театр, и дефицитный магнитофон, у него первого в классе появился плеер, затем видик. И избранных он приглашал домой поглядеть фильмы, когда стал постарше, можно было и побаловаться заграничным пивком, хорошей сигареткой…

Мать тоже не сидела дома, отец устроил её главным бухгалтером на мебельную фабрику. Миша рос под присмотром постоянно меняющихся нянек и домработниц. Последняя была, когда ему уже стукнуло четырнадцать. Толстая весёлая тридцатипятилетняя Надька и стала его первой женщиной, после чего она с позором была изгнана из дома Вероникой Ивановной, неожиданно вернувшейся домой и заставшей Мишеньку, как лягушонка барахтающегося на расплывшейся как амёба Надьке. Вероника Ивановна пожаловалась мужу, но Гавриил Михайлович, представив себе описанную женой картину, так расхохотался, что его чуть не хватил удар. У него из глаз текли слезы, он указывал пальцем на Мишку и сумел выдавить только из себя: «Молодец, парень… Так держать…» Да, как все было хорошо, он жил в настоящем земном раю. Но… Всему приходит закономерный конец, за все в жизни надо платить. Особенно за богатство в нищей стране…

В январе 1983 года, когда Михаил вернулся из школы, то обнаружил дома печальную картину… Все было перерыто вверх дном, а в гостиной сидела вся в слезах мать и пила коньяк.

— Что? — бросился к ней Миша. — Обокрали квартиру? Где отец?

Мать как-то странно улыбнулась и влила в свой рот полную рюмку коньяка. Мутным взглядом поглядела на сына.

— Да что такое?! — крикнул Михаил, хотя до него уже кое-что начало доходить.

— Вот такие дела, Мишель, — блаженно улыбалась мать. — Кажется, финита ла комедиа… Кончились благословенные брежневские времена… Теперь приходится отвечать… Впрочем, — вдруг крикнула она и стукнула кулаком по столу, — мы ещё поборемся! Ничегошеньки они у нас не нашли… Видишь, все перевернули, а ничегошеньки не нашли… Наш папочка не дурачок… Наш папочка, наш Гаврюшенька…

И, произнеся его имя, вдруг как-то сразу обмякла, стала медленно оседать на стул, присела на самый краешек и чуть не грохнулась на пол. Михаил еле успел поддержать её.

Может быть, отец бы и поборолся, опытнейший адвокат Сидельников обнадёживал мать, но… уж больно строго взялся за борьбу с коррупцией новый Генсек… Тогда ещё всерьёз думали, что в нашей стране можно бороться с коррупцией. Поглядел бы кто-нибудь лет на десять-пятнадцать вперёд, узнал бы, что такое настоящая коррупция, настоящее масштабное воровство… Но не дай бог было в восемьдесят третьем году оказаться в роли козла отпущения…

Суд состоялся в июле. Обычно в это время года они бывали на юге, в Пицунде или в Форосе, и обслуживающий персонал санатория или пансионата пытался угадать любое желание Гавриила Михайловича и членов его семьи. Теперь же они сидели в душном помещении районного суда и ждали приговора.

Сидельников пытался ободрить поникшую духом Веронику Ивановну, но давал понять, что очень уж суровые настали времена и что надежды на мягкий приговор весьма призрачны. Больно уж страшная была статья 93 «прим» — хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах. По этой статье предусматривалась и высшая мера…

Четырнадцатилетний Михаил сидел в зале суда, глядел на своего пятидесятипятилетнего отца, и порой в его душе шевелилось чувство гордости — ему нравилось, как держался отец, спокойно, уверенно, хотя сильно исхудал, побледнел и совсем поседел. Дело было громкое — в школе его стали дразнить сыном ворюги, причём особенно ретиво издевались те, кто пользовался ранее услугами Лычкина, те, чьим родителям он доставал дефицитные лекарства, путёвки в санатории, билеты в Большой театр или на Таганку… Продолжал глядеть с уважением на Лычкина лишь хулиганистый Игорь Глотов, старший брат которого Николай, несмотря на двадцатилетний возраст, давно уже проторил дорожку в места не столь отдалённые.

Отец сидел за решёткой и делал едва заметные ободряющие жесты жене и сыну, сидящим в зале. Михаилу припомнилось письмо отца, которое недавно принёс им Сидельников.

«Я ничего не боюсь, — писал отец. — За все в жизни надо отвечать, и, в принципе, я всегда был готов к этому, хотя и надеялся на лучшее. Будь мужчиной, сын, главное в жизни — не остаться никем и ничем. А я, сам знаешь, пожил всласть. И, как писал классик, попил живой крови, а не питался падалью… Что будет, то будет. Пётр Петрович делает все, что может, но времена сейчас лютые. Сами знаете, что по этой статье кое-кому и высшую меру уже привели в исполнение… Так что все, что ниже этого — уже победа…»

Однако, когда судья медленным равнодушным голосом стал зачитывать приговор, Лычкин напрягся, казалось, он сейчас потеряет сознание…

«…к тринадцати годам с отбытием наказания в колонии строгого режима с конфискацией имущества», — произнёс наконец судья, и глаза Лычкина блеснули радостью. Как-то дёрнулся и Сидельников, бросил взгляд на Веронику Ивановну и поднял вверх большой палец правой руки.

«Это победа, Вероника Ивановна, победа! — сказал он после. — И это ещё не все! Ещё не вечер, я подаю апелляцию в вышестоящий суд… Мы ещё поборемся…»

И наверняка бы поборолся, но… слишком сильными оказались впечатления для полнокровного Гавриила Михайловича. Его не успели этапировать в зону, он скончался в Бутырской тюрьме в начале августа того же года от обширного инфаркта…

— Эх, Гавриил Михайлович, — развёл руками Сидельников, узнав о случившемся. — Не выдержало сердечко. Как выяснилось, он вообще был очень больным человеком, так определило вскрытие, сосуды ни к черту… Работал много, пожил хорошо, не жалел себя… Нет слов, Вероника Ивановна, просто нет слов… Редкий человек, так держался, так радовался приговору, и на тебе… Ещё раз мои вам глубочайшие соболезнования…

7
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело