Опыт конкретной философии - Марсель Габриэль - Страница 30

Но недостаточно будет сказать, что личность бросает вызов on: самим фактом того, что она бросает ему вызов, она его разбивает. Дей­ствительно, тому, кто мне скажет: «Говорят, что король Бельгии покон­чил жизнь самоубийством», я отвечу или должен буду ответить: «Кто это говорит?» Вопрос, переведенный в план «кто?», располагается вне сферы on; бросая вызов противнику, я заставляю его покинуть поле боя; on по своей сути таково, что никогда не уходит. Но что значит здесь «уходить»? Это значит охарактеризовать, определить себя. В этом смысле личность — это активное отрицание on; я не могу признать on, то есть приписать ему какие-либо начатки позитивности без того, что­бы не стать его соучастником, введя его в себя самого.

Теперь мы должны проанализировать сам акт «выхода навстре­чу» и выявить его составляющие: среди них есть составляющие и интеллектуального порядка. В каком-то смысле «смело идти навстре­чу» — значит посмотреть прямо в лицо. Что же мы при этом видим?

1В то же время он обеспечивает себе алиби: это сказал не я; говорят, что... (примечание 1967 г.).

89

Прежде всего и главным образом ситуацию. И здесь важно опреде­лить возможно более точно природу умственных операций, с помо­щью которых мы схватываем суть этой ситуации и овладеваем ею. Мне кажется, что сам факт прямого взгляда на ситуацию, вместо того чтобы просто испытывать на себе ее воздействие, воспринимая слу­чайным образом ее некоторые аспекты, предполагает своего рода какую-то внутреннюю мобилизацию, которая затем проявляется в акте выхода навстречу. Но и здесь мы еще слишком удаляем друг от друга эти понятия, слишком их разделяем. С определенной точки зрения, смотреть прямо в лицо — уже смело выходить навстречу.

Эти размышления должны быть продолжены по крайней мере в двух направлениях. Прежде всего, прямо смотреть в лицо — во мно­гих смыслах означает оценивать. И здесь необходима ссылка на ряд ситуаций.

Ситуация по своей сути является запутанным клубком. Самим фактом существования во времени мы призваны жить в этом нерас­путанном сплетении. Отсюда некоторая неопределенность. И здесь традиционная проблема познания, заключающаяся в том, насколько реальна или нереальна эта неопределенность, теряет для нас всякий интерес. Для сознания, которое смотрит в лицо и смело идет навстре­чу, эта неопределенность существует и даже является существенной данностью. Она вынуждает меня подсчитывать, прикидывать веро­ятности и риски, что уже является первичной формой оценки. Но, с другой стороны, очевидно, что прямо рассматривать ситуацию — зна­чит в то же время определять ее. Без предварительной оценки я не могу выйти навстречу. Ведь смело выходить навстречу означает рас­крыться, то есть сориентировать себя в определенном направлении, и только оценка позволяет зафиксировать это направление. Здесь было бы кстати привести пример и подробно рассмотреть его.

Возьмем какое-либо событие, о котором сообщается в газетах; боль­шую часть времени мы подвергаемся воздействию потока новостей, ко­торый извергает на нас пресса; с того момента, как мы начинаем их кри­тический разбор, в нас проявляется «личность» — впрочем, этот способ выражения недостаточно передает суть явления, и у меня еще будет слу­чай к этому вернуться. Очень часто нечто вроде невидимой преграды отделяет нас от того, о чем мы читаем. Перед нашим мысленным взором как в кинематографе мелькают образы, мы ведем себя как зрители, нам не приходит даже в голову, что событие, о котором идет речь, тоже мо­жет нас коснуться. Тогда нет и речи о том, чтобы смело выходить на­встречу, смотреть в лицо ситуации и оценивать ее в самом лично значи­мом смысле этого слова. Пока мы пассивно принимаем «систему ценностей» читаемой газеты. Это значит, что мы не производим оценки, так как действительно оценивать — это оценивать от своего собствен­ного имени, вовлекая в оценку самих себя. Теперь предположим, что какая-либо деталь рассказа особенно поразила нас; произведенное впе­чатление было подобно шоку. И с этого момента мы начинаем воспри­нимать прочитанное не как дело, о котором рассказывает газета и кото­

90

рое нас не касается; мы захвачены чувством реальности. И самое заме­чательное, что тем самым исчезает невидимый барьер, о котором я толь­ко что говорил. Мое безразличие было связано с не осознаваемым мною отношением к прочитанному как к нереальному (другими словами, как к тому, во что я не верю). Теперь же все меняется. Прочитанная мною история происходит уже в пределах моей вселенной, и я должен выст­роить свое отношение к ней. Выскажемся с большей ясностью: предста­вим себе, например, что какая-то подробность, которая бросилась мне в глаза, вызвала у меня сомнение в точности версии события, данной в газете. Например, я верю в добросовестность человека, которого мне представляют как мошенника. Возможно, что с этого момента, хотя это ни в коей мере не фатально, не неизбежно, встав на сторону этого чело­века, я уже не могу довольствоваться ревизией своих собственных мне­ний. Я чувствую потребность поделиться с другими моим открытием; я вовлекаюсь все более и более, тем самым самопроявляюсь; я смело вы­ступаю против бытующего мнения, слепо отражающего мнение прес­сы, и т. д. Я могу пойти на открытое личное выступление в защиту того, кого я считаю невинно оклеветанным; таким образом, я продви­гаюсь вперед в действии. Я беру на себя за это ответственность. И этот момент не менее важен, чем те, о которых мы уже упоминали: суть личности состоит не только в том, чтобы смотреть прямо в лицо, оце­нивать, смело выходить навстречу, но и брать на себя ответственность за свое действие. И именно здесь наиболее полно осуществляется со­единение моих выводов относительно действия и результатов моего анализа личности. Действие, как мы говорили, есть то, что берется на себя, то есть личность должна признать себя в этом действии; дей­ствие является действием только потому, что делает возможным этот последующий шаг личности. Следовательно, действие опосредует связь личности с ней самой. В действии раскрывается nexus1, которым лич­ность связана с самой собой, но нужно добавить, что она не находится вне этой связи. Существо, которое не было бы связано с собой, в стро­гом смысле слова оказалось бы принадлежащим к умалишенным и именно благодаря этому неспособным действовать.

Впрочем, следовало более полно выявить существенную общность тех моментов, которые я вынужден был развести для ясности анализа. Можно было бы показать, в частности, что брать на себя ответствен­ность за что-то — это в каком-то смысле смело идти навстречу, но (это может показаться странным) идти навстречу своему собственному про­шлому, то есть тому, что уже позади. Здесь мы обнаруживаем парадокс, метафизическая важность которого, по-моему, огромна. В моей власти только указать на него. Если брать что-то на себя — значит смело идти навстречу своему прошлому, то, с другой стороны, можно сказать, что смело идти навстречу какой-либо ситуации—это в определенном смысле возлагать на себя ответственность за нее, как возлагают ответственность за свое собственное действие, считая ее тоже своей.

' сцепление (лат.).

91

Отсюда открывается ряд перспектив.

Во-первых, мы можем теперь определить истинный смысл раз­личия, существующего между личностью и индивидом. Я сказал бы, что индивид — это безличное on, раздробленное на частицы. Это только статистический элемент. А с другой стороны, статистика мо­жет осуществляться только в плане on. Я сказал бы, что индивид без­личен, лишен взгляда, лица. Это — экземпляр, пылинка.

Во-вторых, охарактеризовав личность таким образом, как мы это сделали, мы в состоянии предположить то, чем могла бы быть абсолют­ная личность, хотя мы и не в состоянии установить, является ли она лишь метафизической фикцией или нет. Для абсолютной личности со­вершенно аннулируется и без того трудно определимое различие между смелым выходом навстречу и возложением на себя ответственности. Такая личность устремлена к полной ответственности за историю. Вок­руг нее и в ней on исчезает в совершенной оригинальности взгляда.