Богдан Хмельницкий - Рогова Ольга Ильинична - Страница 61

• Предыдущая
• 61/73
• Следующая

Калиновский тотчас собрал военный совет. Паны решили напасть сперва на Ворошиловку, а потом и на Красное.

Было прощальное воскресенье. Нечая кто-то из крестьян пригласил в кумовья, и он отправился на крестины.

– Не лучше ли, пане атамане, держать тебе коня в седле да саблю под эпанчой, как бы не обошли тебя ляхи, – говорили казаки.

– А на что у меня Шпак? – весело возражал полковник, – зачем я его посадил настороже? Чуть зашевелятся ляхи, он тотчас даст мне знать.

– Твое дело, батько! – согласились казаки.

Их тоже привлекали пиво и горилка на крестинах, и они запировались до глубокой ночи.

Между тем Калиновский, с отборным отрядом немцев драгун и польской конницей, неслышно подкрался к городу и перебил подвыпивших сторожей. Жолнеры открыли ворота, расставили вокруг города драгун и впустили в город конницу. Вдруг залаяла одна собака, другая, третья, сонные горожане повысунулись из окон и увидели ляхов. Весь город в одну минуту ожил. Кто-то ударил в набат. Жители побежали, казаки, не бывшие на крестинах, схватились за сабли и бросились на жолнеров. Побежали за Нечаем; он сидел еще за ужином.

– Бежим, батько! Ляхи завладели городом…

Нечай вскочил из-за стола и, топнув ногой, закричал:

– Бежать? Чтобы казак Нечай побежал и погубил славу казацкую. Гей, коня, джура! Вырежем всех ляхов до одного!..

Второпях джура стал седлать коня, подпруги оборвались.

Нечай оттолкнул джуру и вскочил на неоседланного буланого. Он выехал за ворота и бросился в ту сторону, откуда доносились крики.

– Бейте, хлопцы, бейте ляхов, как курей! – кричал он.

Сам бросился на хорунжего, вырвал у него знамя, бросил его и стал топтать конем. Увидев своего батька, казаки еще усерднее принялись рубить врагов, а горожане забрались на крыши, на заборы и стали стрелять в ляхов. Жолнеры пришли в беспорядок, бежали и казаки погнали их за городские ворота. Вдруг совершенно неожиданно подоспело подкрепление, свежий отряд поляков ворвался в город и зажег его с нескольких сторон. Как лев, бился Нечай, кровь лилась из него ручьями, а он все махал саблей и не отдавался живым. Казаки столпились около умиравшего батька и защищали его от наступавших ляхов. Им удалось унести его в замок.

Он еще дышал и тихо проговорил окружавшим его казакам:

– Прощайте, хлопцы, не поминайте лихом! Кто из вас останется в живых и вернется домой, снесите поклон моей матери, скажите ей, чтоб не тужила больно… Да схороните меня… Не давайте ляхам на поругание…

Казаки со вздохом поклонились телу умершего батька и заперлись в замке. Трое суток по обычаю отпевали попы Нечая и на четвертые сутки собрались его погребать. Но тут поляки взяли замок, перебили священников, а труп казацкого батька изрубили на мелкие куски и пустили по воде; только голову Нечая удалось казакам спасти; они погребли ее в какой-то церкви, а сами все погибли в битве с врагами.

– Ой не добре то, хлопцы, – говорили в народе. – Первый блин, да и то комом, как бы на этот раз ляхи нас не одолели.

Первый успех в битве с хлопами ободрил поляков. Калиновский брал город за городом; сражался со славным полковником Богуном, то побеждал, то терпел поражения и, вернувшись под Каменец, соединился с войском Потоцкого.

По всей стране распространился голод. Хлеб пекли из лебеды; лошадям не хватало корма, скот падал за неимением пищи.

Король и Хмельницкий готовились к новой войне. Королю папа прислал мантию и освященный меч, блиставший драгоценными камнями, а Хмельницкого –коринфский митрополит опоясал мечом, освященном на гробе Господнем. У митрополита шли долгие оживленные переговоры с гетманом. Он убеждал его вступить в подданство московского царя. Гетман почти склонялся на его убеждения; тайные гонцы то и дело посылались Иосафом к брату его Илье, жившему в Москве.

Было уже начало мая. Король выступил в поход. Хмельницкий медлил, поджидая хана. Но о хане не было никаких вестей и гетман один двинулся к Каменцу.

На этот раз передвижение войск было соединено с особенно большими трудностями, так как страна представляла пустыню и нечем было продовольствовать ни людей, ни коней.

Хмельницкий тщательно следил за продвижение польского войска, имел в нем своих шпионов, доносивших ему обо всем, что там происходило. Он узнал, что поляки избрали театром войны Волынь и хотят расположиться лагерем у Берестечка на реке Стыре.

Один из полковников, хорошо знавший местность, сказал гетману:

– Есть там болото между Сокалом и Берестечком: этого болота им миновать нельзя. Если мы нападем на них в этом месте, то, наверное, перебьем их. – Хорошо, я пошлю отряд на разведки, – отвечал Хмельницкий.

– Не лучше ли нам двинуться сейчас же войском и занять удобное место? – возразил полковник.

– Я не спрашиваю твоих советов! – резко отвечал гетман. – Мы будем ждать хана.

Полковник замолчал, а гетман послал вперед небольшой отряд, сам же остался стоять на месте.

Тихо двигались казаки между топями и болотами. Их было меньше тысячи и потому они принимали двойные предосторожности. Где можно, прятались в лесу или скрывали свои следы, идя по руслу ручейков. Постоянно высылали впереди себя зорких сторожей-разведчиков, чтобы не наткнуться нечаянно на неприятеля.

Был полдень; солнце сильно пекло. Отряд остановился на отдых в небольшой котловине. Сторожевые стояли на краю оврага, в недалеком расстоянии друг от друга, и зорко смотрели в даль. Вдруг один из них быстро соскочил с коня и приложил ухо к земле. Вдали ясно послышался топот коней.

– Ляхи! – крикнул он товарищам и стремглав спустился в овраг.

Мигом повскакали казаки на коней и стали поджидать неприятеля.

Через четверть часа вдали показался отряд с князем Иеремией во главе. Король выслал его вперед с тремя тысячами жолнеров, чтобы добыть языка.

– Ерема, Ерема! – в ужасе произносили казаки и сейчас же послали гонца к Хмельницкому.

Началась жаркая схватка. Казаков было слишком мало; большинство их легло на месте, остальных жолнеры взяли в плен. Князь Ерема тотчас же послал пленников к королю. Королевское войско едва двигалось между топями и болотами. Когда привели к королю пленных, он объезжал войско и распределял его на отряды, чтобы не было беспорядка при проходе через болота. Берестечко было еще далеко, но король думал, что лучше заранее распорядиться, чтобы отдельные части не мешали друг другу при переправе. С восьми часов король принялся за распределение; теперь было уже двенадцать часов, время походного обеда, а дело продвинулось вперед только на половину.

– Ваше величество, не прикажете ли сервировать обед? – спросил королевский адъютант.

– Нет, нет! Я сперва кончу это дело! – отвечал король.

В это время подскакал другой адъютант и доложил, что прибыли пленные из казацкого отряда, разбитого князем Вишневецким.

– Пытать их! – коротко приказал король и продолжал свое дело.

Через полчаса королю доложили, что пленники под пыткой сказали о намерении Хмельницкого подстеречь короля при переправе и разбить его войско.

– А где теперь Хмельницкий? – спросил быстро король.

– Они говорят, что далеко, в степи, ждет хана. Князь Иеремия наткнулся только на передовой отряд.

Король ничего не сказал, но, видимо, спешил окончить распределение войска. Он наскоро на ходу пообедал и приказал тотчас же садиться на коней и трогаться в путь. Войско безостановочно шло пять дней и пять ночей и, наконец, достигло Берестечка. Тут началась переправа с левой стороны реки Стыри на правую. Сначала все шло в полном порядке. Но к несчастью, король пустил вперед немцев и это возбудило неудовольствие во всем войске.

– Король нас ни во что не ставит! – кричали шляхтичи. – Он отдает предпочтение иноземцам. Пусть они его и защищают!

Поднялся шум, беспорядок. Более благоразумные хотели успокоить товарищей, но окончательно испортили дело. Мелкая шляхта перессорилась, все стали считаться своими привилегиями и чинами и полезли к начальству, требуя суда и расправы. Кое-где уже обнажили сабли, и паны, и начальники не знали, что им делать со своими строптивыми подчиненными. В отчаянии скакали они от одного отряда к другому, уговаривали, усовещевали, ничто не помогало.

• Предыдущая
• 61/73
• Следующая