Богдан Хмельницкий - Рогова Ольга Ильинична - Страница 59

• Предыдущая
• 59/73
• Следующая

Услыхав это Хмельницкий бросил завтрак и подошел к высокому дереву. –А ну-ка, хлопцы, помогите мне взобраться! – обратился он к окружавшим его казакам.

– Никак батько хочет на дерево лезть! – заговорили казаки.

– А что ж? – смеясь, отвечал Богдан, – свой глаз лучше всего!

Он взобрался на самую верхушку и стал наблюдать переправу поляков в направлении к Львову. Переправа шла очень медленно. Узкие мосты не позволяли переправляться многим за раз, а длинные вереница возов еще более затрудняли движение. Хмельницкий сидел на дереве, и казакам приходилось карабкаться к нему за приказаниями.

Время близилось к полудню, полковники послали Ивашка на дерево спросить, не надо ли уже готовиться к нападению.

– Нет еще, – проговорил гетман. – Пусть поляки понаберутся храбрости. Видишь, они еще толпятся в кучи, значит боятся нападения. Мы подождем и застанем их врасплох.

Наконец в самый полдень поляки стали поговаривать, что пора бы пообедать.

– Успеем еще переправиться! – говорили они. – Кого нам бояться? На сытый желудок все лучше биться.

И на том и на другом берегу расположились обедать.

Коржицкий стоял в тылу войска, близ небольшого озерка, образуемого рекой. Вдруг послышались крики татар, и на польский отряд посыпались тучи стрел. Пан Самуил Коржицкий тотчас же послал гонца к войску, а сам храбро выдержал первый натиск. Гонец прискакал как раз в тот момент, когда паны собирались обедать.

– Скорее, скорее! На нас напали татары… Если не подать помощи, нас всех перебьют!

– Татары? Откуда могли взяться татары? Вздор какой! Вам все это пригрезилось! – возражали гонцу.

Через несколько минут прискакали новые гонцы. Но полякам не хотелось вставать из-за обеда. Они послали несколько молодых шляхтичей узнать, действительно ли татары напали. Верстах в двух от лагеря шляхтичи встретили Коржицкого, бегущего с остатками отряда. Они хотели остановить пана Самуила, но он замахал руками и побежал в лагерь.

Дождь лил все сильнее, туман закрыл всю окрестность. Вдруг, как из-под земли, выросли перед лагерем с одной стороны татары, а с другой –казаки. В довершение беспорядка, зборовские жители, зорко следившие с колоколен за тем, что происходит, ударили в набат.

Пока паны обедали, через мосты переправлялись возы. При виде татар и казаков, хлопы, бывшие при возах, бросили их и убежали, и обе половины войска остались отрезанными друг от друга.

Много перебили татары конных и пеших ляхов, побили и те хоругви, которые король прислал на помощь. Кровь лилась ручьями, целые груды трупов валялись по топкому лугу.

Пока Хмельницкий расправлялся с одной частью войска, король принял начальство над другой и стал поспешно переправляться на левый берег реки. Переправившись, они сломали за собой мосты и очутились лицом к лицу с той частью войска Хмельницкого, которая осталась на левой стороне.

Король встретил бежавшего навстречу ему Корецкого. Пан Корецкий вступил было в бой с татарами, но, увидав несметную татарскую орду, обратился в бегство, по пятам преследуемый густой толпой врагов. Казаки, бывшие в засаде в лесу и на окрестных возвышенностях, тоже подошли на помощь татарам. Король выслал герольда с воззванием к казакам, он обещал им прощение, если они примут назначенного им гетмана и выдадут Хмельницкого. За голову его он назначил десять тысяч червонных. Хмельницкий стоял на другом берегу и слышал воззвание.

– Не доверяйте ляхам, братья! – крикнул он. – Бейте их, не слушайте их льстивых речей…

Казаки не дали герольду дочитать воззвание и бросились на неприятеля. Их примеру последовали татары. Началась резня. Польское войско долго держалось; несколько раз подавалось назад и опять возвращалось на свою позицию. Тучи стрел и дым от выстрелов затемняли воздух. Ничего не видя, в смятении поляки били друг друга вместо неприятеля. Татары вдруг дружным натиском ворвались в середину польского войска, произошел полный беспорядок, ряды заколебались, передние обратились в бегство и стали теснить задних. Король с саблей наголо старался удержать бегущих, умолял не губить отечества, грозил смертью беглецам, но ничто не помогало. Все левое крыло бежало, а татары их преследовали, нещадно убивая.

У короля оставалось еще правое крыло под начальством Оссолинского. Кое-как сплотив ряды, канцлер поспешил на помощь бежавшим и, может быть, ему удалось бы отразить неприятеля, но в это время к татарам подоспели свежие отряды, битва загорелась с новой силой и продолжалась вплоть до вечера.

Стемнело, и разрозненные кучки уцелевших поляков собрались в обоз. Бледные, окровавленные, измученные нравственно и физически, они едва держались на ногах. Неприятель оцепил обоз, спасения не было, все это знали и в немом отчаянии смотрели друг на друга, не зная, на что решиться. – Нельзя ли тайно вывести короля из обоза? – говорили одни. – Его жизнь дороже всех нас.

– Никогда! – отвечал король. – Я не трус и готов умереть вместе с вами, если нет спасения.

– Попробуем пробиться через неприятельские ряды и соединиться с осажденными в Збараже, – предложил Артишевский.

– Это невозможно! – возразил король. – Если даже и пробьемся, то русские не дадут нам продовольствие и мы умрем с голоду.

– Не лучше ли, – начал канцлер Оссолинский, – написать письмо к хану и постараться поссорить его с казаками? Можно ему обещать плату.

Этот совет показался самым благоразумным. Сейчас же составили письмо и послали его с пленным татарином к Ислам-Гирею.

Кто-то из панов уже успел распространить в войске весть, что на совете предлагали бежать. Весть эта переходила из уст в уста, а к вечеру уже в лагере говорили, что ночью король с панами намереваются покинуть войско. На всех напал страх. В темноте никто ничего не различал; все кричали, что их покидают, что их оставляют в добычу татарам и казакам; хлопы бросились к возам и стали готовиться к бегству; говорили, что короля уже нет в войске.

Король между тем только что прилег в своей палатке. Не успел он еще заснуть, как к нему явился его духовник.

– Ваше величество, в войске смятение! Говорят, что король вместе с военноначальниками и панами покинули лагерь.

Король вскочил на ноги и быстро вышел из палатки.

– Коня! – вскричал он. – Я проеду по всему лагерю, пусть видят, что я с ними. Зажгите факелы, – приказал он своим оруженосцам, – и идите впереди меня, пусть всякий видит мое лицо.

Держа в руках шляпу, он медленно поехал между рядами испуганных и дрожащих воинов. Факелы ярко освещали его бледное взволнованное лицо.

– Вот я! – громко говорил он. – Не бегите от меня, благородные шляхтичи, не покидайте государя своего. Завтра, с помощью Божьей, может быть, мы победим врага; если же нет, я сложу вместе с вами голову.

Появление короля сразу же изменило дело: шляхтичи и солдаты приободрились, а паны уверяли их, что завтра их, наверно, ждет победа. Король не мог заснуть; до рассвета он просидел со своими приближенными, ежеминутно посылая узнать, что делается в войске. Под утро ему принесли неприятные вести: два ротмистра со своими командами ушли к казакам.

– Изменники! – с гневом вскричал король. – Огласить по всему обозу, что я лишаю их прав и чести.

На утро Хмельницкий сам повел атаку. Еще до рассвета позвал он полковника Гладкого и долго советовался с ним и отдавал приказания. Гладкий должен был штурмовать город, а сам Хмельницкий рассчитывал ударить на польский лагерь.

Городские жители, как только увидели казаков, идущих на штурм, бросились, кто на колокольню, кто к городскому валу. Они тащили с собой кучи хвороста, соломы, всего, что попадалось под руку, и забрасывали рвы, чтобы облегчить путь казакам. Более смелые, не страшась польских выстрелов, перебегали к казакам и указывали им путь. В городе стояли драгуны, но они ничего не могли сделать. Король тоже не мог отделить ни одного регулярного отряда, а послал им на помощь всякий сброд под предводительством ксендзов и шляхтичей. Приступ продолжался около полутора часа, наконец русские перерезали драгун, завладели русской церковью, стоявшей на краю города, обратили ее в батарею и установили на кровле пушки.

• Предыдущая
• 59/73
• Следующая