Девушка из министерства - Адамян Нора Георгиевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/63
• Следующая

— Погоди…

Он подошел к кассе и заплатил сперва за сосиски и какао, подумав, взял еще булку, кофе и пирожок. Ему доставляло удовольствие опускать жетоны в щель и принимать тарелку, украшенную стебельком зеленой петрушки. Когда у него кончились жетоны, он потребовал еще винегрет и пирожное. Столик был заставлен едой. Но Енок Макарович ничего не ел. Он уселся и спросил:

— А чая у вас не бывает?

Чай, конечно, нашелся. Его принес молоденький ученик повара. Юноша был в белом халате и высоком поварском колпаке — такие Рузанна до сих пор видела только на картинках.

— Когда открываете? — спросил Тосунян.

— Через полчаса, — ответил директор. — Как раз будет обед в ремесленном. Потом затишье — подготовляемся. Затем перерыв на деревообделочной. А с утра — школьники. Так, конвейером, работаем.

Енок Макарович довольно покачивал головой.

В машине он сказал Рузанне:

— Моя бабушка сказку знала про ковер. Свернешь, развернешь — а на нем блюдо с пловом. Народное творчество. Ты слышала?

Рузанна слышала и про «столик, накройся» и про «скатерть-самобранку». Тосунян этих сказок не знал. Вероятно, многого не знал человек, который до восемнадцати лет был неграмотным.

Он тихо, про себя, посмеивался.

— Вот если б моей бабушке такой автомат показали, а?

Всегда сдержанный, озабоченный, Тосунян сейчас позволял себе короткий отдых. Рузанна понимала, что ей надо подхватить нить разговора. Енок Макарович этого ждал. Шкафчики, сияющие эмалью, никелем и стеклом, безотказно четкая работа автоматов, чистота выложенного белой плиткой зала — все это совпадало с представлениями Тосуняна о необходимых переменах в жизни людей. Сейчас он был доволен. Такое чувство приходило как награда за дни, чрезмерно нагруженные делами и обязанностями.

В эти редкие минуты ему хотелось поговорить.

— Конечно, всем нравится прийти с работы, снять пиджак, распустить пояс и в кругу семьи за домашним столом арису кушать. Свой очаг, дети вокруг. Хорошо, да? Женщина — жена или мать — всю ночь не спала, эту арису варила, перемешивала, сбивала, да еще после обеда кучу грязных тарелок должна мыть. Если хочешь знать, и детям надо было в три часа пообедать, когда они из школы пришли, а не ждать до шести… А ты говоришь — быт!

Рузанна ничего не говорила. Сказал шофер Геворк:

— А все же, Енок Макарович, так, как моя теща арису или хаш сварит, какой повар, какой ресторан — никто не угонится!

— Верю, верю, — насмешливо ответил Тосунян. — Она с молодости всю силу свою этому отдала. Всю жизнь. Есть смысл?

Полузакрыв глаза, он вздохнул и неожиданно дотронулся указательным пальцем до руки Рузанны.

— Я у тебя спрашиваю: есть смысл?

Она вздрогнула и не нашла ответа, потому что думала о другом. Но, к счастью, машина остановилась.

Неторопливой походкой озабоченного человека Енок Макарович прошел по длинному коридору в свой кабинет.

Рузанна распахнула двери и сразу взглянула на Зою. Не ожидая вопроса, Зоя молча и грустно покачала головой.

Сразу все вокруг стало неинтересно и ненужно.

На другой день в перерыв Зоя потащила Рузанну к себе. Вначале у нее не было такого намерения. С тех пор как Левончика стали прикармливать, Зоя не ездила домой. Сперва она просто заставила Рузанну выйти на улицу. Противно было смотреть, как умная, серьезная женщина боится отойти от телефона. Зоя все понимала и не одобряла. Говорить об этом с подругой она не могла, но отвлечь считала своим долгом.

У министерства Геворк протирал кусочком замши стекла машины. Его признательность за квартиру выражалась в постоянной готовности «подвезти». Зоя воспользовалась случаем, а Рузанне было все равно. Она уже устала ждать и внутренне подготавливала себя к поступку, который еще месяц назад показался бы ей невозможным. Она просто пойдет к Гранту домой за каблуками, которые он унес. И это решение казалось то совершенно ясным и доступным, то невозможным.

На окраинной улице в двух маленьких комнатах старого дома жили Зоя, Рубен и его мать — в прошлом учительница, а ныне пенсионерка. Рубен был единственным сыном, и это создавало известные трудности в жизни молодоженов.

Зоя жаловалась:

— Стоит ему меня поцеловать, как она сейчас же начинает плакать: «И это награда за все мои жертвы, за то, что я всю жизнь ему посвятила, замуж не вышла».

С появлением на свет Левончика отношения несколько смягчились. Теперь главным в доме был ребенок. Едва открыв дверь, Зоя спросила:

— Ну как?

Мария Арамовна, не спуская глаз с керосинки, на которой в маленькой кастрюле варилась каша, сообщила:

— Недавно проснулся в хорошем настроении.

И только после этого улыбнулась Рузанне.

Нужно было вымыть руки. Без этого к Левончику никто не допускался.

В дверях Зоя придержала Рузанну:

— Посмотри…

Ребенок в белой пушистой кофточке сидел на тахте, обложенный подушками. Вокруг валялись резиновые и пластмассовые игрушки. Крупный большеголовый малыш сосредоточенно тянул в рот резиновую куклу и «разговаривал».

— Гу-у-у, — говорил он, и звук был то удивленный, то радостный. Кукла упала. Левончик помолчал, потянулся за розовой погремушкой, схватил ее и снова забормотал: «Го-о-о, гу-у-у…» А потом, распираемый полнотой жизни, вдруг замахал в воздухе руками.

Зоя кинулась к нему. Уловив какое-то движение, малыш сперва испуганно вздрогнул, но тут же увидел, узнал мать и счастливо заулыбался, а затем рассмеялся в голос.

— Смотри, смотри, что сейчас будет, — сказала Зоя.

Она сделала строгое лицо и начала сердито:

— А кто сегодня шалил?? Кто сегодня плакал? Плохой Левончик!

И тут же маленькие бровки ребенка горестно сдвинулись, личико стало жалобным и обиженным, подбородок затрясся — мальчик собирался заплакать.

— Нет, нет, он хороший, мамино счастье, радость моя… — Зоя схватила сына на руки. — Ты видишь, как реагирует? Умненький мой, золотой мой!

— Опять глупые эксперименты над ребенком, — недовольно сказала Мария Арамовна, появившаяся в комнате с блюдцем манной каши.

— Я сама покормлю, — строптиво заявила Зоя.

— Ты же на перерыв пришла. Идите лучше кофе пить.

— Успеем. Я сама.

Пожав плечами, Мария Арамовна удалилась.

— Возьми его на минутку. Он ко всем идет — такой общительный, — скомандовала Зоя.

И правда, едва Рузанна призывно пошевелила пальцами, малыш готовно потянулся к ней растопыренными ручонками и всем тельцем. Она не очень умело держала его — теплого, тяжелого, — не слушая Зоину болтовню, взволнованная открывшимся ей чудом.

Целый мир неизведанных ощущений прошел мимо нее. Разве это справедливо? Насколько богаче жизнь молоденькой Зои! Ребенок… Что это открывает для женщины? Какие чувства испытываешь, когда становишься матерью? Похоже ли это на нежность, жалость, восторг, которые сдавили горло Рузанны, когда она взяла на руки малыша?

Взволнованно спросила у Зои:

— Что ты чувствовала, когда он родился?

Зоя не поняла. Она кормила кашей Левончика, ловко вмазывая ему в рот ложку за ложкой.

— Вот, мой славненький, мой родной… Еще ложечку, еще… Не смей плеваться, не смей, открой ротик… Ох, что я чувствовала! Прежде всего усталость. Целые дни хотелось спать. Раньше я и не знала, что человека может так одолевать сон. Первое время я плакала по ночам. Даже сказала Рубику: «Нам без него лучше было».

— Да. Ты это сказала, — раздался из соседней комнаты голос Марии Арамовны, — а вот я своего сына двадцать ночей, не смыкая глаз, держала на руках, когда у него было воспаление среднего уха. И не жаловалась.

Зоя сделала выразительный жест, который означал: «Вот видишь?»

Позавтракать они, конечно, уже не успели. Всю дорогу Зоя ворчала:

— Так у нас постоянно. Слова сказать нельзя, во все вмешивается. Мы с Рубиком в своей комнате разговариваем, она реплики подает. Ты же сама сейчас слышала. Даже Рубик раз не выдержал, сказал: «Мама, неужели ты не можешь помолчать?»

Рузанна не перебивала ее. Только когда они уже входили в большие застекленные двери министерства, она сказала:

• Предыдущая
• 9/63
• Следующая