Третья дорога - Никольский Борис - Страница 30
- Предыдущая
- 30/30
Когда в тишине квартиры раздался звонок, я даже не сразу сообразил, что это телефон, и сначала кинулся к двери. Потом торопливо схватил телефонную трубку:
— Алло! Алло! Я слушаю!
В трубке что-то шумело и потрескивало, слышалась какая-то отдаленная музыка, и сквозь этот шум пробивался голос отца:
— Коля, ты? Хорошо, что ты дома. У меня к тебе просьба. Ты меня слышишь?
— Слышу, папа, слышу!
— На моем столе справа должна лежать толстая зеленая тетрадь. Возьми ее и, пожалуйста, срочно привези сюда, в институт. Справа на столе. Понял?
— Понял! — закричал я в трубку. — Все понял!
В институте было тихо и пустынно, как в школе вечером, после уроков. Я даже не решился, побоялся нарушить тишину и осторожно, почти на цыпочках, прошел мимо вахтерши, поднялся по лестнице.
На пятом этаже, где работал отец, тоже было безлюдно и тихо — темные узкие коридоры, наглухо закрытые двери лабораторий. Только изредка в тишине что-то журчало и щелкало — таинственно и жутко, словно огромное, погруженное в темноту здание продолжало жить своей собственной жизнью, независимой от людей.
— Папа, что это? — спросил я.
— А-а… Щелкает? Это включаются холодильные установки. А журчит вода в аквариуме.
Отец, в белом халате похожий на врача, сидел перед осциллографом и внимательно смотрел на маленький экран. На экране билась, пульсировала, то сжимаясь, то растягиваясь, зеленая линия.
— Принес? Давай сюда.
Он начал листать тетрадь, отыскивая нужную страницу, а я бродил по лаборатории и рассматривал приборы. На стенке шкафа, на гвоздике, висели белые халаты. Я надел один из них, самый маленький, и сразу стал похож на ученого, ну, если не на ученого, то, по крайней мере, на лаборанта…
— Пап, посмотри, правда, хорошо?
— Хорошо, хорошо… — отозвался отец, не оборачиваясь.
От халата слабо пахло знакомыми духами.
— Пап, — неожиданно спросил я. — А Галина Аркадьевна замужем?
— Нет. А что это тебя вдруг заинтересовало?
— Просто так…
— Ах, просто так… А я уж думал, ты посвататься хочешь.
И я сразу вспомнил: «Вы всегда шутите, — сказала Галина Аркадьевна, — почему вы всегда шутите?..»
— Пап, а ты можешь сделать какое-нибудь открытие?
— Если ты мне не будешь мешать, то смогу…
— Нет, правда, у вас в институте кто-нибудь уже делал открытия?
Наверно, я действительно мешал ему своими вопросами, он отвечал, по-прежнему не оборачиваясь, продолжая что-то выписывать и подчеркивать в своей тетради, но я никак не мог остановиться. У меня сейчас было такое состояние, какое бывает только во время болезни, когда после нескольких дней жара и головной боли в одно прекрасное утро вдруг вынимаешь градусник и видишь, что температура спала, и чувствуешь во всем теле легкость, и сразу вдруг хочется говорить, говорить, говорить…
— Папа, — спросил я. — А как с теми опытами?
Почему-то я сейчас был уверен, что все должно было кончиться хорошо, во всяком случае, мне очень хотелось, чтобы все кончилось хорошо, я просто не верил, что может быть иначе.
— С опытами? — переспросил отец и обернулся. И по его лицу я сразу понял, что ничего не изменилось, что все по-прежнему.
— Плохо, — сказал он. — Теория Колесова не подтвердилась.
— Ну и что же теперь?
— Начнем все заново. Сейчас многое стало яснее.
— А как… — Я запнулся, я не мог подобрать подходящих слов, чтобы задать свой вопрос. Но отец понял меня.
— В субботу я делаю доклад о нашей работе, — сказал он.
— И все узнают?
— И все узнают. Понимаешь, что бы там ни было, а мы должны это сделать. Сам бы Колесов поступил точно так же. Знаешь, он всегда говорил нам: «Я не понимаю, что значит быть честным наполовину. Или как это можно быть немножко нечестным. Можно быть или честным, или нечестным. Или — или». А теперь помолчи, пожалуйста, полчасика, дай мне закончить работу, хорошо?
Я терпеливо молчал целых полчаса и все думал об этих словах Колесова. И еще я смотрел на отца. На его чуть сутуловатую спину, на затылок с уже седеющими волосами, на широкие кисти рук с синими жилками…
«Он же у меня один, — думал я. — И я у него один. Как же я могу не любить его?»
И снова мысли мои все возвращались к одному и тому же. Я думал, как могло это случиться: я всегда мечтал быть таким, как мой отец, таким, как профессор Колесов, а сам тянулся к Эрику, завидовал легкости Серегиных отношений с отцом, даже Вадику и то завидовал…
С ребятами мне было легко, всегда легко, потому что они от меня ничего не требовали, а отец требовал, и с ним мне бывало трудно, — может быть, в этом все дело, может быть, в этом…
Отец выключил приборы, снял халат и сразу стал привычным, домашним.
Наши шаги гулко разносились по темному коридору, по широкой лестнице.
— Сынок ваш? — спросила вахтерша, кивнув в мою сторону. — Я сразу догадалась. Уж очень он похож на вас, прямо вылитый…
— Да неужели? — улыбнулся отец.
Я знал, что совсем не похож на него, просто почему-то полагается так говорить родителям, чтобы удовольствие им доставить, что ли… Но сейчас мне было очень приятно услышать эти слова, — может быть, другим виднее, может быть, это только мне кажется, что я вовсе не похож на отца…
- Предыдущая
- 30/30
