Выбери любимый жанр

Обрывистые берега - Лазутин Иван Георгиевич - Страница 47


Изменить размер шрифта:

47

— Прошу вас, отстаньте от… — Валерий не успел произнести слово "меня", как изо рта Пана на него со свистом брызнула напористая струйка слюны.

Валерия словно обдало жаром. Резко отступив назад, так что его лопатки коснулись холодной каменной стены, он, видя, что Пан готовится для нового плевка, молниеносно вскинул ногу и сильным, стремительным ударом в грудь отбросил Пана к противоположной стене камеры, где он мешком рухнул на каменный пол и некоторое время лежал молча с выпученными глазами.

Поднимался Пан медленно, дико озираясь по сторонам и стараясь понять, какое впечатление произвело на обитателей камеры, которую он держал в повиновении и страхе, только что происшедшее.

Втянув голову в плечи, Пан медленно, сжав кулаки, двигался на Валерия, стоявшего между двумя ярусами железных коек, с которых матрасы уже убрали, отчего они походили на железные скелеты.

— А ты, фраер, молоток!.. Таких, как ты, в эту богадельню зря ни привозят. Из тебя с годами получится не только Пан, но и фюрер…

Валерий дрожал всем телом. Сжав кулаки, он отступил к стенке и пересохшим ртом процедил сквозь зубы:

— Если вы еще хоть раз плюнете в меня — вы об этом пожалеете!.. Предупреждаю вас — я занимался самбо и каратэ.

Пан сипло рассмеялся и огляделся по сторонам, словно ища поддержки у обитателей камеры, но, судя по выражению их лиц, поддержки этой не находил.

— А мне уже плевать больше нечем. Я всю слюну выплюнул на тебя. — Сам говорил и незаметно, словно подкрадываясь, мелкими шажками приближался к Валерию. И когда расстояние между ними было меньше метра, Пан что есть силы ударил своим огромным и тяжелым, как кувалда, кулаком в солнечное сплетение Валерия. Тот, как подрубленный молоденький клен, рухнул на пол и потерял сознание. В боксе это состояние, когда один из соперников после сильного удара падает на пол ринга и в течение десяти секунд не может продолжать бой, называется нокаутом.

Когда Валерий пришел в сознание и открыл глаза, то увидел перед собой сидящего на корточках Пана, который, вытянув вперед голову, сипло хохотал и плотно стянутыми губами и втягиванием щек набирал во рту слюну. Валерий видел, что в следующую секунду он пошлет в его лицо плевок, но пока еще не было сил ни встать, ни воспротивиться. И Пан сделал этот свой коронный плевок. Не дожидаясь, когда Валерий поднимется с пола, он неторопливо привстал с корточек и, уперев руки в бока, сверху вниз смотрел на лежавшего на полу Валерия.

— Вот что, паря, ты по душе мне. Будешь моим заместителем по политической части. Каждый день будешь читать газеты и информировать камеру, что творится в нашей стране и в мире. А все эти сексоты… — Пан злым взглядом окинул обитателей камеры, — вся эта сто семнадцатая падаль будет у нас шестерками. Они умеют хорошо чесать спину. Особенно вон тот, с Арбата. — Пан кинул взгляд на тонкого, стройного голубоглазого блондина. — У него пальцы пианиста, талантливо чешет спину, — Повернувшись к поднявшемуся с пола Валерию, Пан спросил: — Ты любишь, когда тебе чешут спину?

— Я не свинья, чтобы мне чесали спину, — ответил Валерий и посмотрел на Пана глазами, в которых тот прочитал, что он еще не окончательно сломлен.

— Ах, даже так?!. - присвистнул Пан и удивленно посмотрел на Валерия. — А ты, я вижу, стойкий. Ну что ж, продолжим нашу педагогическую поэму после завтрака. — С этими словами он подошел к Валерию, но тот, уже не готовясь к защите, обессиленно сел на койку и опустил голову.

Пан запустил свою разлапистую пятерню в густую шевелюру Валерия и рывком вскинул его голову.

— Так ты что, не хочешь быть моим заместителем?

В глазах Валерия стояли слезы. Плечи его содрогались в беззвучных рыданиях.

— Умоляю вас, не трогайте меня… Если вы хоть еще один раз плюнете в меня или ударите — я задушу вас ночью. Задушу сонного!..

По взгляду Валерия, устремленному на Пана, тот понял, что такой может задушить сонного. И это словно прошило током коварного уголовника. Отдернув руку от головы Валерия, он отступил назад. И, как бы ища поддержки среди обитателей камеры, просительно проговорил:

— Братцы, вы свидетели. Угрожал убийством. Статья двести седьмая Уголовного кодекса РСФСР. Срок плевый. Всего полгода за колючей проволокой. — И, переведя взгляд на Валерия, назидательно, стараясь выглядеть со стороны как можно спокойнее, проговорил: — А за умышленное убийство — статья посерьезней, сто вторая. Можешь запросто схлопотать и вышку. Понял? Я спрашиваю, ты понял меня? — И снова разлапистая грязная ладонь легла на голову Валерия.

Валерий поднял голову и, глядя снизу вверх в глаза Папа, медленно проговорил:

— Я вас понял… Но хочу, чтобы и вы поняли меня. Повторяю: если вы хоть еще один раз дотронетесь до меня или унизите меня — я задушу вас!.. Задушу сонного!.. Говорю это при свидетелях.

Обстановка в камере была настолько напряженной, что когда в двери открылось окошечко и разносчик пищи протянул котелок с едой, то никто из обитателей камеры Не повернулся к двери.

Глава девятнадцатая

Все четверо, арестованные по делу квартирной кражи, были помещены в следственный изолятор на Матросской тишине. Последнего в изолятор привезли Валерия Воронцова. Камеры всех четверых находились в разных корпусах, так что всякая возможность установить между собой хотя бы малейшую связь исключалась.

Следователь Ладейников, которому было поручено вести уголовное дело, после ареста четверки приехал в изолятор и первым решил допросить Николая Барыгина, по прошлой лагерной кличке Рыжий, на которого на Петровке, 38 было заведено целое пухлое досье; в нем были отражены последние четырнадцать лет его жизни. Перед тем как допросить Барыгина, Ладейников познакомился с его прошлым и мысленно уже составил себе план допроса. Больше всего он был озабочен тем, как поведет себя тройка рецидивистов по отношению к Валерию Воронцову. В его практике уже были случаи, когда отпетые уголовники по предварительному — до ареста — сговору решают: в случае провала главную вину в совершенном преступлении валить на новичка. Причем договариваются чуть ли не до сходных в мельчайших подробностях показаний, которые бывает трудно опровергнуть и разрушить даже опытному следователю, потому что пословица "что написано пером — не вырубишь топором" настолько твердо и четко проявляет себя в ходе расследования, что на всем деле она иногда стоит как неизгладимое тавро. Ладейников, как и планировал, когда принял дело по ограблению квартиры по улице Станиславского, первым решил допросить Барыгина. А поэтому сразу же, как только прибыл в изолятор, по телефону связался с дежурным по корпусу и, представившись, попросил привести к нему в комнату следователя арестованного Барыгина. Пока он ждал подследственного — еще раз пробежал взглядом по листку, где вчера вечером им были записаны обязательные вопросы, которые — не запиши их заранее — могут быть упущены или забыты. За десять лет работы следователем в прокуратуре Ладейников много раз побывал в изоляторе на Матросской тишине. А когда лет восемь назад впервые подъехал к этому изолятору, то ему бросилось в глаза: если бы не зарешеченные узорным плетением железных кружев окна, то со стороны даже коренной москвич мог бы подумать, что в этом здании располагается или иностранное посольство, или какое-нибудь учреждение культуры. В прошлом году Ладейников выехал из дома второпях и забыл, что с ним никогда не бывало, удостоверение. Хватился, что его у него не было с собой, уже у проходной в изолятор. Чтобы сэкономить время, он позвонил домой и попросил жену, чтобы та взяла такси и подвезла ему удостоверение. Местом свидания он назначил одноэтажный старенький домик на той же Матросской тишине, где в крохотном дворовом скверике пенсионеры азартно резались в дурака. Жену пришлось ждать около часа. Чтобы не слоняться без дела по улице в ожидании, когда жена привезет удостоверение, Ладейников зашел в дворовый скверик, присел на свободную скамейку неподалеку от картежников, закурил. К нему, покряхтывая, подсел старик, по виду которого можно подумать, что ему уже перевалило за восьмой десяток. Был он как лунь сед и дряхл. Старик оказался разговорчивым. Чтобы вызвать Ладейникова на разговор, он ругнул картежников, посетовал на погоду, потом, пристально глядя из-под нависших седых бровей на Ладейникова, сказал:

47
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело