Бывших ведьмаков не бывает! - Романова Галина Львовна - Страница 20

– Заметила! Заметила! Зовет! Подойти или нет?

– Пусть сама подойдет.

– Да, да. Пусть сама!

– Что за шутки? – невольно возмутилась Владислава. – Вы знаете, кто я?

– Знаем-знаем! А знаешь ли ты…

– Тише! Отпугнешь! Она должна сама…

Удивленная Владислава ничего не понимала. Что ее собеседницы имеют в виду?

– Иди сюда! Иди к нам! – Опять плеск и шуршание веток.

– А где вы? – заинтересовалась девушка.

– Тут. Рядом!

– Все время прямо, никуда не сворачивая. Просто иди.

Просто идти? И только-то? Но надо сначала выбраться из лодки, выпутаться из одеяла, которое почему-то оказалось обмотанным вокруг нее, как кокон или пелены вокруг младенца, в несколько раз, так что даже рукой и ногой не сразу шевельнешь. Владислава яростно принялась сражаться с ненавистным одеялом, а девичьи голоса все звали, торопили и подначивали. Их обладательницы давились от хохота, и это раззадоривало Владиславу. Сбросив наконец одеяло на дно лодки, она не удержалась и под хохот девушек несколько раз наступила на него.

Послышался крик. Кто-то звал ее… по имени?

– Сейчас! Я сейчас, – воскликнула девушка.

Кусты трещали, пока сквозь них пробирался… мужчина.

Уже выскочившая из лодки Владислава была грубо схвачена поперек туловища и отброшена назад. Она еле удержалась на ногах, чудом не упав за борт, а мужчина, перевесившись через противоположный борт, отчаянно лупил по кустам какой-то тряпкой.

– Прочь! Прочь!

В кустах злобно шипели, визжали, плевались и возмущались визгливыми противными голосами. Потом несколько раз сильно и громко плеснуло – словно что-то большое упало в реку – и наступила тишина.

Еще не отдышавшись, мужчина обернулся к оцепеневшей от неожиданности Владиславе, и при свете закатного солнца девушка узнала Петра Михайлика. Узнала – и удивилась тому, как исказилось его лицо. Сейчас оно было ужасным.

– Что случилось? – пролепетала она.

– «Что случилось»! – передразнил он. – Это я должен был спросить у вас, барышня! Я стараюсь, достаю ей паспорт и дорожное платье, а она с мавками шашни заводит! Не хотите домой к отцу – так бы сразу и сказали, я бы не тратил на вас свое время.

Он с тоской посмотрел на тряпку, которую держал в руке. Это оказался его сюртук, скрученный наподобие жгута. Сейчас он выглядел не лучшим образом – мокрый, облепленный тиной, да и подкладка порвана. Хорошо еще, деньги и оружие он хранил не в его карманах.

– Я не понимаю. – Владислава обвела взглядом лодку, заросли, реку. – Я хочу к отцу, очень-очень хочу. Но я не понимаю, при чем тут это…

– А при том, что, если бы вы выбрались из лодки, достались бы мавкам и уже никогда не увидели бы отца. А если бы увидели – не узнали бы. Он вас, быть может, и узнал бы, а толку?

– Объясните!

– Да просто все. – Он сел на скамью, развернул сюртук. Ничего страшного. Ну намок. Ну выпачкан. Ну чуть-чуть надорван. Прополоскать, высушить, подшить – и можно носить. – Вы что, действительно не знали, с кем разговаривали?

Владислава помотала головой, и Лясота испустил вздох прежде, чем пуститься в объяснения.

– Мавки – их по-разному называют. Водяницами, шутовками, щекотухами, ундинами, но чаще русалками. Хотя это неправильно. Мавки всегда из утопленниц получаются. Они к людям злы, хотя добрыми прикидываться мастерицы. Вот водяницы или берегини – те добрыми бывают. А мавки или навки только и ищут повода, чтобы навредить. Это я виноват, – вздохнул он. – Надо было место сперва проверить. Тут ветлы к самому берегу подходят, ветки в воду опускают, а в воде чертова ореха и кубышек полным-полно. – Перевесившись через край лодки, он быстро выдернул плоский зеленый лист на длинном стебле и тут же отбросил, брезгливо вытерев ладонь о скамью. – Вы сидели на грани воды и земли, ни там, ни тут. Вот мавки вас и заметили. Заговорили, задурили голову, одурманили – на это они мастерицы. Вам достаточно было выбраться из лодки и пойти в заросли. А там они бы вас схватили и под воду утянули так, что концов не найти. Я вовремя подоспел.

– Они меня хотели утопить? – изумилась Владислава. – Но почему?

– Вы живая, а они мертвые, но когда-то были живыми. Мавки ненавидят людей именно потому, что те живые, и стараются уменьшить число живых людей, просто убивая тех, кто подвернется под руку. Счастье, что они бросаются не на всех. Вы, наверное, думали о чем-то печальном?

– Я думала… думала… – Владислава никак не могла выговорить. – Думала, что вы не придете.

– А я пришел. И кое-что принес.

Сходив на берег, Лясота вернулся с мешком, откуда начал доставать покупки.

– Мне удалось достать два билета на пароход «Ласточка». – Он показал две бумаги с печатями. – Он отходит как раз вверх по Вертуге завтра в восемь утра. А еще мне повезло приобрести для нас паспорта.

– Зачем?

– Но у вас же ничего нет. Без паспорта вам никуда нельзя. Так что вот… – В руки Владиславе легла свернутая в трубочку гербовая бумага. – Мы теперь брат и сестра – Петр и Елена Михайлик. Годится?

Владислава пожала плечами.

– Не знаю. А где вы взяли такой паспорт? И чем вам не нравится мое имя?

– Тем, что княжну Владиславу Загорскую-Чарович будут искать, как пропавшую без вести. А Елена Михайлик никому не нужна и не интересна. Это еще не все. Вот вам дорожное платье. Переоденьтесь! Ну, тут еще белье, чулки, кое-что еще. Сами разберетесь. Правда, оно ношеное, но чистое и без заплат.

Мешок лег девушке на колени. Она опасливо заглянула внутрь, но нашла только одежду. Действительно ношеную, но чистую.

– Откуда вы это взяли?

– Купил, – лаконично объяснил Лясота. – Вместе с паспортом. Где – не ваше дело.

Все это можно было достать только через местных воров и налетчиков. С каторги Лясота вынес умение легко находить в толпе таких людей и входить к ним в доверие. То обстоятельство, что он был беглым, только сыграло на пользу. Ему не только обменяли бриллиантовый кулон на серебряные рубли, но быстро сделали женский паспорт и даже свели со скупщиками краденого, которые недорого взяли с него за платье и предметы женского гардероба. Лясота помнил, что Поленька всегда трепетно относилась к своей одежде, обуви, белью, и решил позаботиться о княжне. Расчет был с дальним прицелом: он просто попросит у князя-отца лишние деньги в награду за доставку его дочери в Загорск.

– Переодевайтесь, если хотите, – предложил он. – Я отвернусь. Или вовсе выйду на берег, чтобы вас не смущать. Да и темно уже становится, так что не особо стесняйтесь.

– Не уходите, – промолвила Владислава. – Лучше пойду я.

Прижав к груди обновки, она осторожно выбралась на берег, в кусты. Ей казалось, что она забралась достаточно далеко, но обострившимся зрением Лясота видел ее фигуру – светлое пятно на фоне темной листвы. Девушка неловко выбиралась из своего старого платья, возилась с крючками и застежками. В какой-то момент Лясота поймал себя на мысли, что ему хочется рассмотреть свою нечаянную попутчицу поближе – не только заглянуть в глаза, но изучить ее фигуру, грудь… Борясь с искушением, он отвернулся к реке, стал глядеть на закат, прислушиваясь к шороху одежды за спиной.

Было тихо. Слишком тихо. Не чувствовалось даже присутствия мавок. Поняв это, Лясота невольно напрягся. Девушка на берегу ни о чем не подозревала, ничего не замечала. Но поблизости был источник опасности – что-то, что спугнуло утопленниц и разогнало других мелких тварей.

Рядом плеснула волна. Лясота встрепенулся, но остался недвижим, лишь осторожно косил глазами по сторонам. На самом краю зрения мелькнула какая-то тень.

Опять всплеск, на сей раз ближе. Он затаил дыхание и увидел волховца. Тварь подобралась к камышам, выставив голову над водой. Рука сама потянулась к пистолету. Один меткий выстрел – и…

– Господин Михайлик, – послышался робкий голос Владиславы.

Волховец вздрогнул и без всплеска ушел под воду.

– Господин Михайлик! Вы где?