Не открывая лица - Далекий Николай Александрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/45
• Следующая

Еще один человек следил за “немкеней”. На запасном пути стояла несколько минут назад прибывшая на станцию мотодрезина. Приподняв крышку капота, в моторе копался смуглолицый железнодорожник. Он то и дело бросал незаметные, тревожные взгляды на девушку. Когда на ее пути возник полицай, железнодорожник решительно шагнул вперед и уже раскрыл было рот, чтобы крикнуть и этим отвлечь внимание полицая. Но кричать не пришлось. Увидев, что полицай торопливо и почтительно уступил дорогу девушке, железнодорожник остановился и облегченно вздохнул.

В середине длинного состава виднелись три пассажирских вагона. Девушка шла к ним, изредка, как бы невзначай, поглядывая на протянутые по крышам теплушек тонкие желтые телефонные провода. “В пассажирских вагонах — офицеры. Но в каком же из них находится комендант эшелона? Ага — провода обрываются у третьего. Комендант там, он связан телефоном с часовыми на паровозе. Решено — сажусь в первый”.

Заныли, заскрипели сжимающиеся пружины буферов, Машинист осаживал состав, чтобы легче было взять с места. Девушка продолжала идти не спеша, хотя от первого пассажирского вагона ее отделяли еще несколько теплушек. Какой-то бравый обер-ефрейтор приоткрыл дверь своей теплушки пошире, нагнулся и, улыбаясь светлыми нагловатыми глазами опытного сердцееда, сказал громко:

— Фрейлейн, вы рискуете остаться, а в нашем вагоне так уютно и тепло…

Девушка поблагодарила его ироническим кивком головы и ускорила шаги. На площадке первого пассажирского вагона стояли два офицера — приземистый, широкий в плечах майор с несколькими, точно вколоченными в его выпуклую грудь крестами на мундире и еще по-юношески тонкий лейтенант. Оба — летчики. Офицеры, вытягивая шеи, с нескрываемым любопытством смотрели на приближающуюся девушку, и на их лицах начали появляться удивленные, вопрошающие, галантные улыбки.

Поезд уже тронулся. Девушка остановилась, ожидая, пока площадка с офицерами поравняется с ней. Она уже протянула было им свою корзинку, но тут увидела за плечами спустившегося на ступеньку лейтенанта — третьего офицера. Остроносый, с худым костистым лицом и шныряющими темными, неприятно блестевшими глазами, он также улыбался и с интересом смотрел на девушку. Но на рукаве его мундира четко вырисовывался черный бархатный ромбик с серебристым черепом и скрещенными костями.

Рука девушки дрогнула, корзинка описала в воздухе маленький полукруг. Однако в ту же секунду девушка капризно взглянула на офицеров и крикнула с упреком:

— Господин лейтенант, какой вы неловкий! Ну, помогите же…

Тотчас услужливые руки подхватили девушку и помогли ей подняться в тамбур. Раскрасневшаяся, довольная, она преувеличенно тяжело вздохнула и, мельком, лукаво оглядев офицеров, весело произнесла все так же смешно, с сильным русским акцентом выговаривая немецкие слова:

— Благодарю! Ну вот мы и поехали, господа…

Придя в Ивановку, Тарас постучался в первую попавшуюся хату и попросил пустить его переночевать. Хозяйка — старая женщина — сумрачно оглядела хлопца и в знак согласия молча кивнула головой. Кроме старухи, в хате был мальчик лет семи. Он сидел на лежанке, подобрав под себя босые ноги, и с любопытством смотрел на незнакомого хлопца.

— Как тебя дразнят, казак? — спросил Тарас.

Мальчик закрыл рот ладошкой. Глаза его смеялись.

— В школу ходишь?

— Какая теперь школа? — недовольно отозвалась старуха. — Букварь — и тот сожгла в печке.

— Это почему? — взглянул на нее хлопец.

— Запрещают. Там, говорят, про колхозы и Советскую власть написано.

Тарас неопределенно хмыкнул. Он снял с себя ватник и подошел к лежанке.

— Что же ты босой сидишь? А где сапоги? Украли?

— Н-не, — усмехнулся мальчик и, проворно спрыгнув на пол, вытащил из-под лавки сапоги. У одного из них была оторвана подошва. Показав сапоги Тарасу, мальчик сообщил: — Меня Федько звать, а по фамилии Голобородько.

Мурлыкая себе под нос что-то веселое, Тарас осмотрел порванный сапог и спросил у хозяйки, нет ли у нее какого-либо сапожного инструмента.

— А ты что — сапожник?

— Да так, всего понемножку…

Хозяйка нашла “лапку”, молоток, тонко отпиленный кружочек сухого дерена.

— Старика моего запас. Годится?

— Пойдет. Ножичек бы…

Нож у старухи был самодельный, из обломка косы, похожий на кинжал, но очень тупой. Тарас старательно наточил его на бруске и принялся за работу.

Старуха, одев рваный кожушок, вышла из хаты. Тарас, отколов от кружка несколько тонких ровных пластинок, заострил один край у каждой и начал дробить их на мелкие деревянные гвозди. Он шутливо балагурил с мальчиком, задавая ему вопросы, и узнал, что Федько, не боясь заблудиться, бегает летом в лес за грибами и ягодами, что дедушка с мамой уехали, а он уже полгода живет с бабкой, которая зовется Петровной.

Старуха внесла в хату вязанку соломы.

— Ходят, ходят… как волки рыскают, — сердито ворчала она, сбрасывая солому у печи.

— Вы что, мамаша? — поднял голову Тарас.

— Ничего, не к тебе это… — сердито ответила Петровна. — К Оляне, соседке нашей, два полицая зашли. Так и жди — сюда нагрянут, аспиды.

— Часто заходят к вам? — равнодушно спросил хлопец и со вкусным причмокиванием вогнал первый гвоздь в подошву одетого на “лапку” сапога.

— Полицаи? Не забывают, чтоб их гром побил, а дождь высушил. Раньше бывало день у день в хату лезли. “Ты, старая большевичка! Давай самогон, а то повесим”. “Где сало старик закопал? Где мед?” Десять ульев забрали, одежа какая теплая была — унесли.

— Чего это они вас не взлюбили?

— Старик-то мой эвакуировался, на восток колхозный скот погнал, — сказала Петровна. — И невестка с детьми, и дочка с ним уехали. Этот внучек Федько больной был, остался. Ну, и сыновья… Трое их у меня. За сыновей они больше всего.

— Дела… — качнул головой Тарас.

Он умолк и не сказал ни слова, пока не забил последний гвоздь в подошву.

Мальчик одел сапоги и прошелся по хате.

— Ну вот, теперь ты казак, а то сидишь на печке… Дудку вырезать?

— Ага! — блеснул глазами Федько.

Тарас вытащил из вороха соломы камышинку и, найдя крепкое, не потрескавшееся звено, начал вырезать дудочку.

— Вижу, ты на все руки мастер, — одобрительно сказала Петровна.

— Был бы инструмент — табуретку, и ту сделаю.

— С документами ходишь?

— Показать?

— Что ты! — махнула рукой старуха. — Не мне. Зайдут полицаи если. Скажут — зачем ночевать пустила? Им только прицепиться.

— Документ у меня железный, мамаша, — хвастливо заявил Тарас, — две печати и две подписи. И маршрут — направление указано. Не подкопаешься, все по форме.

— Они и с пропуском берут. Слыхал, в Ракитном… Проходил Ракитное?

— Вроде был…

— Так вот, в Ракитном, люди рассказывают, двух молодых хлопцев поймали. Один постарше, видит, что гибель пришла, не будь дураком, выхватил у. немца автомат и давай косить. Половину комендатуры положил. Ну, кончились патроны… И его — тоже.

— Ха! — изумленно покачал головой хлопец. — А второй?

— Второй сидит у них. Под следствием.

— Всякие случаи случаются, мамаша. А больше люди наговорят.

Окончив мастерить дудочку, Тарас приложил ее к губам и издал несколько пискливых звуков. В его глазах появились лукавые, озорные огоньки.

— Вроде ничего дудочка. А ну, Федько, подпевай.

Отбивая такт ногой, Тарас с удовольствием заиграл на дудочке. Федько, услышав знакомую мелодию, начал пританцовывать и подпевать:

Ой, ходила дивчина бережком, бережком.

Загоняла селезня батожком, батожком.

Ходи, ходи, селезень, додому, додому.

Продам тебя дедушке старому, старому.

Точно повеселело в хате от этой шутливой песенки, от веселых лукавых глаз Тараса, от счастливых улыбок старой женщины и ее внука.

— На, Федько, — отдал Тарас дудочку мальчику. — Помни Тараса-дударика.

• Предыдущая
• 31/45
• Следующая