Лицо в темноте - Робертс Нора - Страница 27

• Предыдущая
• 27/102
• Следующая

— Я не стану давить на нее, — пообещал Лу, сразу отказавшись от намерения предложить гипноз.

Наслаждаясь ролью хозяйки, Эмма подвела Майкла к отцу:

— Папа, это Майкл.

— Привет, Майкл.

— Здравствуйте. — Обнаружив, что язык у него словно завязан узлом, мальчик смог лишь глупо улыбнуться.

— Ты любишь музыку?

— О да. У меня есть большинство ваших пластинок. — Ему отчаянно хотелось попросить автограф, но он не желал выглядеть приставалой. — Здорово, что я услышал, как вы играете. Просто здорово.

— Спасибо.

Эмма щелкнула аппаратом.

— Папа пришлет тебе фотографию, — сказала она, восхищаясь сломанным зубом Майкла.

Когда Лу выходил из репетиционного зала, таща за собой упирающегося сына, голова у него разламывалась от боли, а душу переполняло отчаяние.

Он выполнил свое обещание, не давил на Эмму. Но так ничего и не добился. Едва лейтенант упомянул про ночь, когда умер ее брат, глаза девочки стали пустыми, тело напряглось. Без сомнения, Эмма что-то видела или слышала. Однако воспоминания уже начали стираться. В памяти остались только чудовища и рычащие тени.

Лу не стыдился признаться, что успех дела зависит от испуганной шестилетней девочки, которая, по мнению психиатров, может навсегда вычеркнуть из памяти увиденное в комнате Даррена.

Оставался любитель пиццы. Лейтенант потратил два дня на то, чтобы найти магазин и продавца. Тот сразу вспомнил и необычный заказ на полсотни пицц, и имя заказчика.

Столь зверский аппетит пробудился у Тома Флетчера, вольнонаемного музыканта-саксофониста. Потребовалось несколько недель на то, чтобы отыскать его, и еще столько же, чтобы заставить прервать турне по Ямайке.

Это была последняя надежда. Тот, кто находился в комнате Даррена, не спускался по главной лестнице, не вылезал в окно. Оставалась только лестница на кухню, где Том Флетчер убеждал дежурного продавца доставить странный заказ.

— Эй, папа, все было отлично.

Майкл едва плелся, стараясь выиграть хотя бы несколько минут, а садясь в машину отца, чуть не свернул шею, бросая последний взгляд на окна здания, из которого они только что вышли.

— Ребята в школе с ума сойдут от зависти. Можно им рассказать, да? Уже всем известно, что ты ведешь это дело.

— Угу, — буркнул Лу, сдавливая переносицу указательными пальцами. Он прошел через муки трех пресс-конференций.

— А для чего им охрана? — полюбопытствовал Майкл.

— Какая охрана?

— Вон та. — И мальчик указал на четырех мужчин в темных костюмах, стоящих у входа в здание.

— С чего ты взял, что это охрана?

— Ну, копов отличишь с первого взгляда. Даже наемных.

Лу не знал, рассердиться ему или засмеяться. Он представил реакцию капитана, когда тот узнает, что одиннадцатилетний мальчишка без труда распознает переодетого копа.

— Полицейские должны следить, чтобы музыкантам никто не мешал и не причинял вреда. Им и девочке, — прибавил Лу. — Вдруг кто-нибудь вздумает ее похитить.

— Боже, ты хочешь сказать, охрана с ними постоянно?

— Да.

— Вот те на, — удивился Майкл, начиная сомневаться, хочет Ли он стать рок-звездой. — Да я бы свихнулся, если бы за мной все время следили. Разве можно в таком случае иметь какие-нибудь тайны?

— Это сложно.

— Заедем в «Макдоналдс»? — спросил Майкл, когда машина тронулась.

— Конечно.

— Наверное, ей так нельзя.

— Что?

— Девочке. Эмме. Наверное, ей нельзя просто так зайти в «Макдоналдс».

— Нет, — ответил Лу и взъерошил сыну волосы.

Вскоре Майкл уже сидел с чизбургером, жареной картошкой и коктейлем. Оставив его в зале, Лу вышел на улицу позвонить.

— Кессельринг, — сказал он. — Буду в участке через час.

— Плохие новости, Лу.

— Что еще?

— Флетчер, твой любитель пиццы.

— Не прибыл в Лос-Анджелес?

— Прибыл. Утром я отправил ребят в аэропорт, чтобы они его допросили. Но парни опоздали часов на десять. Он умер.

— Черт.

— Похоже, обычная передозировка наркотиков. У Флетчера нашли шприц и какой-то убойный героин. Ждем результатов экспертизы.

— Великолепно. Чертовски великолепно. — Лу с такой силой ткнулся лбом в стекло кабины, что проходившая мимо женщина подозрительно взглянула на него и заторопила своих детей. — Ребята обыскали его номер?

— Вдоль и поперек.

— Давай адрес, заброшу своего парня домой, потом поеду туда.

Записав адрес, он выругался и бросил трубку. В окно Лу увидел, как сын с аппетитом уплетает чизбургер.

Еще две недели. Еще две скучные, ужасные недели, и начнутся летние каникулы. Она увидит отца, Джонно и остальных. Сможет вздохнуть свободно, и никто ей не скажет, что она дышит во славу господа. Сможет думать, и никто не будет предостерегать ее от недостойных мыслей.

Наверное, монахини сами переполнены недостойными мыслями, иначе бы не подозревали, что такие мысли приходят в голову всем остальным.

На несколько драгоценных недель она вернется в настоящий мир. Нью-Йорк. Эмма закрыла глаза, пытаясь призвать в свою тихую комнату шум и запахи городской жизни, потом сгорбилась за столом так, что сестра Мэри-Элис при виде ее позы сломала бы свою линейку. Забыв о французских глаголах, которые ей полагалось спрягать, Эмма глядела на зеленые газоны и высокую кирпичную стену, отгораживающую школу от греховного мира.

Не от всего греховного мира. Она сама грешна и рада, что Марианна Картер, ее соседка по комнате, не менее испорченна. Без нее пребывание Эммы в школе стало бы настоящим мучением.

При мысли о смешливой рыжей соседке и лучшей подруге девочка улыбнулась. Да, Марианна грешна, поэтому сейчас отбывает наказание за очередной проступок. Карикатура на мать-настоятельницу стоила ей двух часов мытья туалетов.

Если бы не подруга, Эмма, наверное, сбежала бы отсюда. Хотя куда ей бежать? Существует только одно место, где она хотела бы находиться. Рядом с отцом. Но тот немедленно отправил бы ее обратно.

Это нечестно. Ей почти тринадцать, она почти взрослая девушка, а ее засунули в какую-то школу спрягать глаголы, учить катехизис и вскрывать лягушек. Ужасно.

Нельзя сказать, что Эмма ненавидит монахинь. Ну, может, сестру Непорочницу. А как прикажете относиться к надзирательнице с сизыми губами и бородавкой на подбородке, которая обожает посылать девочек на тяжелую работу за любую, самую незначительную провинность?

Но папу только позабавил ее рассказ про сестру Непорочницу.

Эмме очень хотелось домой. Правда, она не знала, где ее Дом. Она часто вспоминала замок недалеко от Лондона, там она была счастлива, хотя и недолго. Она вспоминала Бев и сожалела, что отец никогда не говорил о ней. Но ведь они не развелись, а у некоторых девочек родители были в разводе. Правда, говорить об этом не полагалось.

Эмма думала о своем маленьком брате, иногда с трудом вспоминая, как он выглядел, как звучал его голос. Во сне же Даррен представал перед ней как живой.

Ту ночь она уже почти не помнила. Монахини выбивали из головы девочек всякую языческую чепуху вроде чудовищ. Но когда эта ночь ей снилась, Эмма заново переживала ужас темного коридора, слышала странные звуки, видела чудовищ, которые держали кричащего и вырывающегося Даррена, ощущала, как она падает, падает вниз…

Утром она обо Всем забывала.

В комнату с измученным видом вошла Марианна и, рухнув на кровать, показала Эмме руки:

— Безнадежно испорчены. Какой французский граф теперь захочет поцеловать их?

—Тяжело пришлось? — спросила Эмма, едва сдерживая улыбку..

— Пять туалетов. От-вра-ти-тель-но. Фу. Когда я выберусь из этой помойки, найму служанку для своей служанки. — Марианна перевернулась на живот. — Я слышала, как Мэри-Джейн Витерспун болтала с Терезой О'Мэлли. Во время летних каникул она собирается заняться этим со своим дружком.

• Предыдущая
• 27/102
• Следующая